+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Пётр Сумин

История любви, выбора и преодоления

БИЗНЕС: Человек эпохи

Текст: Лана Литвер
Фото: из архива семьи Суминых

…март 1996 года. Петра Ивановича госпитализировали прямо с заседания Верховного Совета. Обильное внутреннее кровотечение. Экстренная операция в центральной клинической больнице. Врачи остановили кровь, но причину определить не смогли. Ольга Ильинична срочно вылетела в Москву. Пётр Иванович был в палате, очень бледен, очень слаб, но улыбался. Через несколько дней — рецидив, кровотечение повторилось. десять часов под наркозом. «Он больше не выдержит», — решили врачи и остановили операцию.

В реанимации у Сумина поднялся страшный жар, выше сорока. Самые действенные антибиотики не помогали. «Мы его теряем, — сказал Ольге Ильиничне профессор Андрей Николаевич Булгаков. — Мы сделали всё, что могли, поверьте. Теперь надежда только на Господа Бога».

Ольга Ильинична подняла на доктора глаза: «Скажите, что ещё можно сделать? Ну хоть что-то. Пусть самое невозможное?» Булгаков, накануне вернувшийся из США, подумал и сказал: «В Америке есть лекарство. Новое, у нас не испытанное. Его можно попробовать. Но у нас его не купить, во всей Москве нет. И гарантий я дать не могу».

«Напишите, как оно называется», — попросила Ольга Ильинична. Взяла бумажку и вышла из кабинета.

Она не молилась, не знала молитв. Бабушка Матрёна, бывало, перед сном даст молитвослов, попросит: «Почитай, Оленька». Девочка читала, не вдумываясь в вязь слов, не запоминая. Нет, молитв не знала. Вернулась в гостиницу «Россия», где жила все эти тревожные дни, в полном опустошении легла на кровать и заплакала. Кровать в номере стояла у огромного, в пол, окна. Наверное, она задремала. Потом Ольге Ильиничне казалось, что всё было наяву: она села на кровати, и в открытое окно влетела женщина. Невозможно красивая, высокая, с длинными светлыми волосами, в лёгкой одежде. Лицо чистое, выписанное, открытое. Внимательно посмотрела на заплаканную женщину и исчезла. Ольга Ильинична запомнила её шёпот: «Держись. Держись. Держись». Соскочила с кровати и почувствовала движение воздуха, как лёгкий ветерок, совсем рядом. Что это было? Сон?

Вечером пришёл Константин Бочкарёв, помощник Петра Ивановича. «Костя, он уходит», — качала головой Ольга Ильинична. — Врачи расписались, они бессильны. Как? Вот так. Написал мне профессор только одно лекарство, но оно в Америке».

Бочкарев заорал: «Да что же вы молчите??» Выхватил листочек, умчался. Прошло два мучительных дня. На третий день Константин вошёл и протянул коробочку с ампулами. Десять штук. Из Америки. Никогда Ольге Ильиничне не забыть вытянутые от удивления лица врачей. Они эту коробочку брали не дыша, как драгоценность, как чудо: «Как вы её достали??»

После двух-трёх капельниц наступило облегчение, начала чуть спадать температура. «Давай уху сварю твою любимую?» — спрашивала мужа Ольга Ильинична. «Нет», — показывал он. Пётр Иванович похудел на двадцать с лишним килограммов. «От него остались одни мощи, он весил килограммов пятьдесят», — рассказывает жена первого губернатора Челябинской области.

Впервые она увидела его на зачислении в Челябинском политехническом. Стояла у доски со списками, искала свою фамилию. И увидела, как он идёт.

— Мне казалось, он не идёт, а парит в воздухе, — рассказывает Ольга Ильинична. — Вот такая (показывает над головой) грива, волосы густые, волнистые, тёмные. Мне он показался высоким! Стройный такой юноша, подтянутый. И пиджак на нём был необыкновенный — клетчатый, с кожаными заплатками на локтях.

«Это Петя Сумин,» — представила молодого человека однокурсница Галя. Сумин кивнул, поговорил с Галей и пошёл дальше. Он не запомнил ни Олю, ни эту первую встречу. Потом, спустя годы, Ольга Ильинична расспрашивала — нет, не помнит, как будто стёрли тот день. Потому что первокурсник Пётр Сумин не явился ни на картошку в сентябре, ни на занятия в октябре. Он вообще пропал, и никто не знал, что с ним.

…Пётр Сумин нашёл свою фамилию в списках зачисленных и вернулся в родную Верхнюю Санарку. Гуляли с приятелями и решили ночью залезть в колхозный сад, нарвать девчонкам цветов. Сторож заметил их. Пётр из всей компании вышел вперёд и сказал: «Я Сумин». Он считал, что имя его отца, председателя колхоза, сработает как охранная грамота, их не тронут. Сторож то ли не расслышал, то ли не счёл это сообщение важным — и выстрелил в Петра из дробовика. Отец потом скажет, что сторож поступил правильно. Пётр был ранен — всё лицо, грудь иссечены дробью. Он добрался до дома и рухнул на кровать. Утром сестра Татьяна зашла к нему в комнату: вся подушка в крови! Парня срочно вертолётом отправили в областную больницу. Пётр потерял очень много крови, боролся за жизнь в буквальном смысле слова. Мама Наташа потом рассказывала молодой невестке: «Я ему, Олюшка, уже и одёжу собрала… Как ни приеду, врачи говорят: «Нет никаких шансов, никаких. Только на господа Бога уповали».

Много мельчайших дробинок так и осталось в теле. Один глаз чуть-чуть косил и даже ослеп из-за такой крошки. Пётр вернулся в институт после зимней сессии, слабый, худенький. Целыми днями в публичке сидел, навёрстывал и экстерном догнал однокурсников. «Может быть, тот выстрел стёр меня из его памяти?» — думала Ольга Ильинична спустя годы.

Жили студенты металлургического факультета ЧПИ в общежитии рядом с парком. Летом в парке устраивали танцы. Оля называла эти дискотеки «бараны в загоне». Она танцевала только вальс. Пётр однажды пригласил её, пытался кружить. Все ноги оттоптал. Бойкая на язык Оля сказала прямо: «Знаешь что? Ты сначала научись танцевать, а потом девушек приглашай». Сумин это выслушал и записался на курсы танцев в ДК ЖД. Три раза в неделю разучивал вальс. «Но так танцевать и не научился», — улыбается Ольга Ильинична.

После второго курса ребята поехали на практику в Новокузнецк: семь парней и одна девушка, Ольга.

Так как Петя не обращал на меня никакого внимания, я решила, что навязываться ему не буду, — вспоминает Ольга Ильинична. — За мной ухаживал наш однокурсник Гриша. И вот однажды Пётр пригласил меня в ресторан. И когда провожал до общежития, вдруг говорит: «Я разобрался наконец. Нравишься ты мне всё-таки». Я ещё передразнивала: «А-а, «наконец-то»! «Всё-таки!». А Петя признался: «Да я стеснялся. Ты городская, а я простой, деревенский». Ух, как я обрадовалась! Конечно, я этого ждала, только виду не подавала. Такого чувства, как тогда на зачислении, когда я впервые увидела Петю — как говорят, ёкнуло! — я не испытывала никогда в жизни. Никогда. На пятом курсе Ольгу распределили на Красноярский металлургический завод, а Петра оставляли на кафедре ЧПИ или в НИИ. На кухне студенческого общежития у молодых людей состоялся серьёзный разговор:

— Ты в Красноярск не поедешь, — сказал Пётр. — А может, ты в Челябинске не останешься? — парировала Оля. — Нет, останемся в Челябинске. Давай, выходи за меня замуж, — решил Сумин. — Ну ладно, — Ольга не взяла даже минуты на размышление. — Я согласна.

Так, помешивая суп, всё и решили. Приехали в ЗАГС подавать документы, Пётр забыл военный билет. Оля заявила: «Ты что, ты специально? Ну всё. Я больше с тобой не поеду!». «Я что, тридцать три раза женился? — горячился Пётр. — Откуда я знал, что нужен военный билет?» Невеста обиделась всерьёз. На десять дней. «Слушай, ты чего парня изводишь?» — пришли к Ольге соседи Петра по комнате. И девушка пошла мириться. Молодым дали ещё три месяца на обдумывание своей судьбы и назначили свадьбу на 11 января 1969 года.

Свадебное платье Оля шила сама. «Сгондобила», как мама говорила. Купила белую шерстяную ткань, легла на пол — девчонки мелом обвели, и вот вам силуэт. Рукава вшивать девушка не умела, поэтому платье вышло без рукавов, свободного кроя — ну как обвели, как и вышло. Присобрала капроновые ленточки и пришила в три ряда — получилось нарядно. Сели ребята на трамвайчик и поехали в ЗАГС на ЧГРЭС. Сумин ухитрился где-то среди зимы найти цветы. Где он их раздобыл? Всегда он умудрялся дарить жене букеты, даже когда цветов было не достать или очереди за ними страшные. Восьмого марта вставал в шесть утра — и на базар бегом. Ольга просыпалась в восемь — веточка мимозы у кровати стоит.

Играли три свадьбы: студенческую, с родителями и ещё раз с родителями. Первое торжество состоялось четвёртого января в студенческом кафе за неделю до официальной регистрации. Мама Ольги узнала об этом и запаниковала: «Дочка, да как ты могла! Он тебя сейчас поматросит и бросит!» Вмешался отец: «Отстань от неё, себя-то вспомни. Мы с тобой в 1939 году сошлись, а в 1949‑м зарегистрировались! Три дочери у нас уже было. А девке пять дней не даёшь без брака пожить».

Лето 1996 года, Москва, Центральная клиническая больница. Пётр Иванович заново учится ходить по больничной палате. Стал такой худой, что Ольга Ильинична могла взять его на руки и отнести в ванну. «Ольга, на что ты надеешься?» — спрашивал он.  «На тебя, — храбро отвечала она. — Взял девчонку, отвечай».

Нефролог Владимир Владимирович Сура вёл с Суминым долгие беседы и всё сокрушался: «Жаль, что Пётр Иванович не немец! Возглавил бы нашу диаспору». Про состояние почек сказал: «Из-за кровоизлияния образовались гематомы в обеих почках. К сожалению, ничего нельзя сделать. Они послужат максимум три года. А потом потребуется пересадка».

Пётр Иванович отлично понимал, что его ждёт. Это ничуть не изменило ни его жизненных планов, ни его настроения.

Сумины только-только вернулись из больницы в Челябинск, и к ним домой явилась делегация — коллеги и соратники Петра Ивановича, не согласные с политикой тогдашней администрации области: «Надо что-то менять. Нужно создавать движение «За возрождение Урала». Пётр Иванович! Ты нужен».

Ольга Ильинична пыталась что-то возразить, дескать, вы посмотрите, как он слаб! Пётр Иванович внимательно посмотрел на жену. Этого было достаточно, чтобы она поняла, что он уже всё решил.

Выпускника Петра Сумина распределили на институтскую кафедру, но жилья молодому специалисту не полагалось ни в ЧПИ, ни в научно-исследовательском институте. И дипломированный инженер-металлург отказался от распределения и устроился работать третьим подручным сталевара в ЭСПЦ № 2 на ЧМЗ. Это была самая низкая должность на заводе, высшее образование там уж точно не требовалось. Но Пётр был горд, что попал в бригаду самого Хабира Самохужина — Героя Соцтруда, лучшего сталевара Советского Союза. Молодая жена с новорождённой Наташей жили у родителей в Стерлитамаке. Через три месяца Сумин прислал письмо: дают ордер на комнату в трёхкомнатной квартире в Театральном переулке на ЧМЗ! Огромная комната — двадцать четыре метра.

Переехали. Чемоданы, коляска, Наташина кроватка и столовый сервиз — вот и всё добро. Купили первую мебель: стол на кухню и две табуретки. Соседка Марья Ефимовна отдала кровать с панцирной сеткой. Пётр вколотил в стены гвоздей, так развесили одежду. Новоселье устроили прямо на полу, на ковре, который подарили родители. На кровать с панцирной сеткой вместился только свёкор — дед Иван.

Семейная жизнь началась очень весело. Сумин работал по сменам и каждый выходной — раз в четыре дня — приглашал всю бригаду домой. «Оль, ты ничего не готовь, — говорил муж, — мы всё принесём». И правда, летом окрошку приготовит, зимой картошки наварит, колбасы порежет.

— И вот они с мужиками в комнате нашей сидят, разговаривают, — рассказывает Ольга Ильинична. — А у меня ребёнок грудной. Куда мне деваться? Я к соседке Марии Ефимовне. Она мне: «Не ругайся! Он мужик, знает, что делает». Я Пете просто, спокойно говорю: «Петь, ну вот как ты считаешь, это хорошо? Мне Наташку по часам кормить. А они сидят с четырёх часов до позднего вечера, до одиннадцати. Куда мне? В ванную?» Петя отвечал: «Ты не понимаешь. Это люди труда, они работают. Тебе запах работяг не нравится? Это мои друзья, соратники. Ты должна их уважать, если ты меня уважаешь».

Один раз молодая жена не выдержала, завернула Наташеньку потеплее, собрала маломальский скарб и ушла. Поздняя осень была, почти зима. Пришла на трамвайную остановку, села, ребёнок на руках. Куда ехать? Один трамвай прошёл, третий, пятый. Ольга начала замерзать, маленькая дочка спала на руках в меховом конверте. Рядом будочка, оттуда вышла женщина-диспетчер и говорит: «Доченька, я смотрю на тебя, тебе некуда ехать? Да ещё с ребёнком. Сколько трамваев пропустила!» Ольга что-то пролепетала, неубедительное. Но надо было что-то решать. Прошло ещё полчаса, на остановку примчался Пётр Иванович: «Ну что? Долго ты будешь тут сидеть?» — «Я буду сидеть, пока ты мне не пообещаешь!..» — «Хорошо, хорошо, я обещаю!» Ольгу колотил озноб. Пётр согрел чай, добавил мёда, булькнул коньячку: «Давай, согреешься».

Ровно через четыре смены история повторилась. И Ольга решила действовать по-другому. Позвала на кухню начальника смены, что был постарше, и постаралась объяснить: «Вы знаете, я очень устала, я кормящая мама, мне некуда деться. Может быть, к кому-то другому пойдёте в гости? А то ведь у нас семья распадётся». Начальник всё быстро понял: «Да-да, доченька, ты прости, конечно-конечно!» И с тех пор всё прекратилось. Вскоре, правда, Петра Ивановича избрали в заводской комитет комсомола, и из цеха он ушёл.

Ольга Ильинична с нежностью и благодарностью вспоминает, как свекровь учила её женской мудрости: «Петя очень трудолюбивый, — говорила мама Наталья Васильевна. — Если ты видишь, что он за что-то взялся — ты его подхваливай. Он от похвалы расшибётся. Он горячий, вспыльчивый очень! Но отходчивый. Ты потерпи, Оля, он тебя очень любит. Пожалуйста, сбереги эту любовь.» Оля отвечала в своём духе: «Ну, мам, как её сбережёшь, если он меня бесит иногда!»

Мама у Петра Ивановича была очень мудрой женщиной, с ней все в деревне советовались и считались. Характер у мужа её, деда Ивана ух, какой крутой был, и сам великан, кулак с её голову — а она махонькая, им легко и спокойно управляла. «Замужество, — говорила свекровь, — это компромисс. Ты ему три раза уступишь — он тебе потом всю жизнь уступать будет».

— Так она меня настроила, — рассказывает Ольга Ильинична. — И после этого у нас с Петей всё наладилось, даже он заметил это. Я ведь тоже вспыльчивая, со мной непросто.

В семье Суминых не было главных. Как в родительских семьях отцы отдавали жёнам аванс и получку, так и Пётр складывал зарплату в конверты и отдавал Ольге. Она всю жизнь хранит эти конвертики: «Моей дорогой, единственной, любимой Оле-Оленьке. Твой Петька». И зарплату металлурга, и зарплату губернатора он вручал ей именно так.

— Он был однолюб, — говорит Ольга Ильинична. — Полюбил один раз и на всю жизнь. Куда бы его ни назначили, первым делом он приглашал меня на работу и со всеми знакомил. Приводил на каждое рабочее место, начиная с цеха, где он работал подручным сталевара, и заканчивая губернаторским кабинетом. Ему хотелось, чтобы я могла представить, где и что он делает.

Жена у Петра Ивановича была ревнивая. Особенно когда Сумин стал делать карьеру в комсомоле — там такие симпатичные девочки, активные! В ответ на её вспышки он только смеялся: «Дурочка ты, дурочка. Насочиня-яла!» Она никогда не ложилась спать, не дождавшись его. Муж садился ужинать, она присаживалась рядом и любовалась. Просто смотрела, как он ест, и гордилась им.

В 1973 году у Суминых родилась вторая дочь — Юля. Пётр Иванович работал в те годы в горкоме комсомола — заседания, совещания, семинары, в том числе выездные, с палатками в лесу. И вот однажды ему надо было уехать на три-четыре дня. Ольга Ильинична попросила мужа: «Ты нас увези к Нине, к сестре, а сам поезжай. Маленький ребёнок, куда нам в палатку?» Собрала малышку Юлю (Наташа гостила у бабушки), сама в халате, плащ накинула, сели в такси — поехали. Едут, едут. Долго едут. Город кончился, начался лес. Ольга забеспокоилась: «Мы куда?» «В наш лагерь едем, — успокоил муж. — На озеро Калды». Вот это да! Выдали жене секретаря горкома спортивный костюм, и все три дня жили в палатке. Зато вместе.

Пётр Иванович был страстным охотником и рыбаком. Ольге Ильиничне тоже пришлось стать охотником и рыбаком.

— Ну а как же! — объясняет она. — Конечно, вместе. И на на косулю, и на уток. Всё время я с ним. Помню, ходили на гуся. Вот выроют какие-то колодцы, и надо там сидеть. Сверху травой закроют — и не шевелись. Потому что гуси летят, и нельзя, чтобы они нас заметили. А так хочется в это время что-нибудь почесать или чихнуть. Нельзя! Нет, я не стреляла, что вы. Я просто так сидела, за компанию.

Петру Ивановичу хотелось, чтобы жена была рядом всегда. «Оль, вот жизнь человеческая так коротка, — говорил он. — Мы ночью спим. Днём работаем. Мы так мало бываем вместе». Ему хотелось, чтобы она слышала, как он выступает, что говорит, и дома сказала своё мнение. Бывает, сидит, готовится к докладу, закончит полвторого ночи: «Вставай, мать, слушай». Сначала кусочек. «Ну раз ты уже проснулась — давай я тебе всё прочитаю». И так всю жизнь.

В марте 1993 года областной Совет народных депутатов, возглавляемый Суминым, приостановил проведение чековых аукционов на территории Челябинской области. Это был скандал всероссийского масштаба. В Челябинск прилетел глава Госкомимущества Анатолий Чубайс. Корреспондентов толпа, наших и зарубежных. Сумин тогда сказал иностранцам, дескать, а вам-то что? мы-то с Чубайсом разберёмся, а вы тут при чём? Ольга Ильинична вспоминает, как Чубайс орал на Сумина: «Вы государственный преступник! Вы идёте против государственной политики! Вас надо судить!»

Сумин не понимал, почему завод должен принадлежать директору, только потому что он директор? А народ? А работяги? Так Сумин впал в немилость у новой российской власти. Он был в Белом доме в октябре 1993 года. Стреляли прямо в тот зал, где шло заседание Верховного Совета. Руслан Хасбулатов всех попросил вернуться в свои регионы, чтобы люди знали, что происходит. Выбраться из горящего Белого дома Сумину помог Валерий Зорькин: «Вот тебе машина, езжай в аэропорт, через четыре часа самолёт». «Даже сейчас не говорят всю правду о тех событиях, — говорит Ольга Ильинична. Там было очень много погибших. Тысячи людей».

В 1993 году он победил на первых выборах главы администрации Челябинской области, но итоги выборов были аннулированы. Сумин остался без работы — Ельцин подписал его отставку. Пётр Иванович пришёл домой очень довольный. «Чего ты веселишься?» — спросила жена. Пётр Иванович ответил легко: «Ну, проживём на твою зарплату!» «Конечно, проживём!» Ольга Ильинична обрадовалась: «Считай, что ты в отпуске».

Что бы ни случилось, как бы ни повернулась жизнь, Пётр Иванович Сумин рассуждал по-крестьянски: руки-ноги есть, голова на плечах, значит, выживем. Для него всё было просто и понятно. Никогда не понимал подковёрную возню, интриги, игры… Он говорил жене так: «Оль, пройдёт время. Справедливость есть, она восторжествует».  «Конечно, — соглашалась та. — Через сто лет». «Нет, — парировал Сумин. — В этом веке. В двадцатом».

…Через пять лет Сумины будут приглашены на семидесятилетие Бориса Ельцина. Он уже не был президентом, но по случаю юбилея был устроен приём в Кремлёвском Дворце. Встречали гостей Наина Иосифовна и Борис Николаевич. Сумины подошли, сказали тёплые слова, двинулись дальше, и вдруг: «Пётр Иваныч! Подожди!» — голос Ельцина за спиной. Остановились. Борис Николаевич попросил помощника закрыть дверь и сказал: «Ты, Пётр Иваныч, меня прости. Не только за то, что отставку подписал тогда. Я тебя не раз обижал. Но ты молодец».

— Пётр Иванович не ожидал, конечно, таких слов, — вспоминает Ольга Ильинична. — Он его давно простил и зла не держал. Всё доказал. Вопреки избрался. Вопреки работал. Мы сели за столы, с нами уральцы — Россель, Собянин… К Петру Ивановичу весь вечер подходили люди из администрации президента, один за другим. И мужики спрашивают: а чего они натворили, все извиняются? «Спросите — они знают», — отвечал тот.

В 1996 году Пётр Сумин уверенно, с большим перевесом, во второй раз выиграл выборы губернатора.

25 декабря 1999 года отказали обе почки.

— Он понимал, что его ждёт, — рассказывает Ольга Ильинична. — Но он был такой оптимист, никогда не унывал. Хоть и слабенький, но боец. Диализ — это страшно болезненная процедура. В квартире установили необходимое оборудование. Дважды в неделю, когда запускали диализ, во всём доме падало напряжение, ослабевал напор воды… Соседи не говорили ни слова, относились с пониманием.

В 2001 году решили съездить на консультацию к трансплантологам в Швейцарию. Доктор Ирли осмотрел губернатора и заключил: «Замечательные сосуды, прекрасный реципиент. Немедленно пересаживать». Нужно ждать донора. Это означает, что когда появится донор, почку нужно пересадить в течение двенадцати часов. В любую секунду сорваться и лететь в Швейцарию на операцию, добираться из Челябинска через Москву… Нет, Сумины понимали: для этого надо там жить. Для этого надо бросить работу. На это Пётр Иванович согласиться не мог.

— Оля! — говорил жене Сумин. — До конца моих дней мне моего здоровья хватит, — и купался в проруби, и бегал на лыжах, и скакал на лошади. Совершенно не считал себя больным. — Какой я инвалид? Я тебе сейчас покажу!

Сумины встали в очередь на трансплантацию к доктору Шумакову в Москве. В его Клинике трансплантологии первыми в стране начали делать такие операции. Но, с несчастью, доктор Шумаков ушёл из жизни. Больше никто в стране за Сумина не брался. Хирурги и в Челябинске, и в Москве пришли к заключению: трансплантация невозможна.

Друг семьи Александр Вольхин в 2005 году предложил проконсультироваться с докторами в Германии. Доктор Хельмут Арбагаст обнаружил опухоль в правом лёгком. Две операции на лёгких с разницей в полгода. После второй по области пополз слух, что губернатора не стало.

— Звонит мне начальник областного УВД Павел Васильевич Григорьев, — вспоминает Ольга Ильинична. — Как дела, спрашивает осторожно так. Я говорю: ничего, мол, нормально. И слышу, как он выдохнул с облегчением. Ему кто-то сказал, что готовиться нужно к похоронам.

Сумин дважды просил отставку у Путина. Точнее, пытался просить. Первый раз — когда начался диализ. Он считал, что не имеет права занимать эту должность, был готов отказаться.

— Губернатор области — это такая работа, с которой не всякий здоровый человек справится, — говорит Ольга Ильинична. — Но к Путину он не попал, только к помощнику. И помощник привёл ему примеры, что президент Франции был диализный больной, кто-то в Италии тоже, уж не помню кто… И ничего. «Из-за этого? Даже не думай!» — сказали ему.

Второй раз Сумин решился на разговор, когда узнал об онкологии. Поговорил сначала с Собяниным, тот был тогда главой Президентской администрации. «Ты очень огорчишь Владимира Владимировича, — сказал Собянин. — Он так на тебя надеется! Не надо всё рассказывать президенту». И Пётр Иванович и во второй раз Путину ничего не рассказал.

Ольга Ильинична хотела, чтобы муж ушёл с поста. И она прекрасно понимала, что работа его держала: «Мне казалось, что если он уйдёт — я его потеряю. Он любил свою работу, относился к ней очень добросовестно, в каждую мелочь вникал».

— Да что такое? — горячилась эмоциональная Ольга Ильинична. — Вулканы извергаются! Наводнения разрушают города, сметают с лица земли. Самолёты падают. А тут нет катастрофы! Ну пришёл молодой политик управлять областью. Пусть учится! А ты помогай.

А Петру Ивановичу неудобно было людям в глаза смотреть. Он, казалось, читал в них: как ты, Пётр Иванович, мог допустить такое. Он стыдился, потому что не доверял и не поддерживал Михаила Юревича. Шёл 2010 год. Тогда же был отправлен в отставку Юрий Лужков, с которым Сумин был дружен. Это был шок. Пётр Иванович не мог ни понять, ни принять происходящее. Ольга Ильинична считает, что эти события стали толчком для нового витка болезни.

Четвёртого января 2011 года — в день свадьбы — вся семья собралась вместе. Этот традиционно большой праздник на этот раз отмечали в больнице. Дочери пришли с мужьями, внуки. Пётр Иванович отказался от еды, выпил чуть-чуть шампанского… Ольга Ильинична смотрела на него и понимала, что он прощается. С Юлей, с Вовой, с Андрюшей, с Наташей, с Витей. Он говорил, как будто давал напоследок наказы: не обижайте маму, живите дружно, работайте добросовестно.

— А мне? Вот ты вот со всеми простился. А мне что делать? — когда все ушли, спросила Ольга Ильинична.

— А тебе я скажу, моя дорогая… Ты же всё понимаешь. Случится — ни в чём себя не вини — ты сделала всё. Всё, что могла, и даже больше. Ни в чём не кори себя. Я был счастлив с тобой и любил одну женщину на свете. Я тебе очень благодарен, и я счастлив, что ты у меня была.

По телевизору шёл какой-то новогодний концерт. «Не для тебя придёт весна», пела Пелагея. Красиво так, тоненько. Пётр Иванович слушал, а потом заплакал, заплакал навзрыд. Ольга Ильинична растерялась. В первый раз в жизни она видела, чтобы муж так плакал. Даже когда хоронили родителей, он держался. Что сказать, господи. Что сделать? Жена подошла, обняла. Так вдвоём и плакали.

— Это песня про меня, — сказал Сумин.

— А-а, ты ещё про девушек думаешь? Там какое-то сердце девичье забьётся не для тебя? — она пыталась шутить.

Он был для неё лучшим на свете. Она всегда это знала. Ей достаточно было сидеть и ужинать с ним вместе, чтобы гордиться, что она рядом с таким человеком. Она была уверена, что абсолютно все знают, какой он необыкновенный. И всегда чувствовала, как хорошо он к ней относится: мимо пройдёт — обязательно заденет, то погладит, то чмокнет. Однажды поссорились. Ольга Ильинична подарила мужу галстук, красивый, дорогой — Nina Ricci. Он восхищался и благодарил. Но не надел ни завтра, ни послезавтра, ни потом… Да что ж такое? Объяснил: «Знаешь, он очень яркий». А галстук и правда морковного цвета с голубовато-желтоватым рисунком. Но Ольгу Ильиничну было уже не остановить: «Ну всё. Значит, тебе всё равно, что я тебе дарю!» Наговорила-наговорила… А у губернатора Петра Ивановича Сумина, видно, тоже непростое выдалось утро, он тоже что-то ответил сгоряча. Не успела Ольга Ильинична добраться до работы — звонок: «Оль, ты на меня не сердишься? Не сердись, а? Я не могу день начать, пока с тобой не помирюсь». И так было всегда.

— Я ещё не налюбился, Оленька. Я ещё не налюбился… — сказал ей муж. Это был последний вечер вместе.

Всегда брился вечером тщательно. А тут… «Петь, ну сил нет у тебя. Пусть будет трёхдневная щетина». — «Оль, я офицер. Я должен быть всегда аккуратным и идеально выбритым». Побрился, попросил ещё обезболивающего: «Мне некомфортно» — такую выбирал формулировку, когда было невмоготу. И лёг спать.

— Привыкнуть жить без него невозможно, — качает головой Ольга Ильинична. — Я его жду всё время. Бывает, одна сижу, шью, и вдруг спохватываюсь — ой, Петя же скоро придёт. Никогда не придёт. Девятый год пошёл. То голос померещится… То звук шагов. Однажды четвёртого января приснилось, будто он возвращается из командировки, ворота открывается, он заходит и говорит: «Я тебе подарок привёз, у нас же годовщина свадьбы!» Я выхожу на крыльцо: стоит чёрная огромная сумка. А из сумки наш Вельт, доберман, выскакивает!.. И всё пропало. И нет никого. И хоть он велел мне не корить себя, я всё равно плачу. Потому что не уберегла. Не уберегла…

Pin It on Pinterest

Share This