Этнограф и разведчик

Кем были два фотографа, запечатлевшие дореволюционный Южный Урал?

Михаил Круковский — в поисках уходящего прошлого

Михаил Антонович Круковский достаточно известен в научных кругах, поскольку был исследователем, писателем и переводчиком. Круковский много путешествовал по стране, изучая жизнь простых рабочих и крестьян, выпускал научно-популярные очерки и фундаментальные труды по географии и этнографии Российской империи.

Фотография возникла в его жизни как необходимость. Совместно с супругой он издавал ежемесячный журнал для школьников «Товарищ», куда входили географические очерки и детские рассказы. Журнал имел иллюстрированное приложение — фотоальбом «Россия в картинах», — которое задумывалось как аналог современного National Geographic. Чтобы придать географическим наблюдениям большую реалистичность, Круковский освоил фотодело и стал иллюстрировать журнал собственными снимками.

Сам он чрезвычайно точно формулировал свою миссию: «Пройдёт несколько лет, исчезнут жемчужные кокошники и серьги, вместе с лесом исчезнут следы промыслов, изменится вместе с природой даже самый тип человека, и ничего не останется увековеченным, записанным в книгу жизни народов». Спустя век нам остаётся лишь с горечью признавать, как пророчески звучали слова Круковского. Кокошники, промыслы и тип человека начала XX столетия действительно канули в небытие. Однако искусство «светописи» всё же помогло зафиксировать аутентичные эпизоды дореволюционной народной жизни.

В 1908 году исследователь приезжает в экспедицию на Южный Урал, где поражается многообразию этнографических культур региона — он описывает и снимает башкир, русских, татар, нагайбаков, киргиз-кайсаков. Кроме того, успевает изучить не только этнические, но и сословные группы — казаков, горнозаводского люда и старообрядцев. Наблюдений и фотографий хватает на целую книгу, поэтому годом позже выходит полноценное издание «Южный Урал: путевые очерки». В него входят 140 снимков, на которых запечатлены местные жители в традиционных костюмах, природные ландшафты, заводы, старинные орудия труда и национальные жилища.

Прежде всего путешественник решил побывать у степных башкир, но сразу же столкнулся с трудностями фотосъёмки. Они отказывались сниматься, объясняя это исламским запретом на воспроизведение изображений. Как писал Круковский в своих путевых заметках: «Башкиры не хотели сниматься и относились к моим попыткам недоверчиво. Даже враждебно. Когда я выходил на улицу, вся деревня пряталась в избах, из боязни попасть в аппарат. Только в щели дверей и в окнах видны были крайне любопытные, жадные взгляды». Но удивительным оказался исход этих перипетий — разрешение на съёмку «в научных целях» дал сам уфимский муфтий. Благодаря этому Круковскому удалось сделать, пожалуй, самую масштабную и «инсайдерскую» серию снимков южноуральских башкир того времени.

К каким-то народам исследователь приезжал целенаправленно, а какие-то встречались ему по воле случая. Проезжая мимо станицы Ключевской Троицкого уезда, он заинтересовался народом, живущем в этих местах. Как пояснил проводник — это «обыкновенные хлебопашцы, а народ-то особенный: ни татары они, ни башкиры, ни киргизы, а просто бакалы». Так в старину называли нагайбаков — коренной малочисленный народ Южного Урала. Круковскому удалось сделать первые в истории снимки нагайбакского этноса, которые по сей день представляют огромную научную и историческую ценность.

Мастерское владение визуальной антропологией помогло путешественнику сделать нетривиальные снимки русского населения. Сегодня в архивах страны хранятся тысячи дореволюционных кадров, запечатлевших представителей русского этноса. Однако снимки Круковского отличает особая оптика — его интересовали не постановочные кадры, а жанровые сцены, не городские жители, одетые по столичной моде, а простой люд. Подобная документальность помогла сохранить для истории уникальные типы — девушек за рубкой капусты, странствующего жестянщика и обозников за обедом.

Сегодня большая часть подлинников Круковского хранится в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамере). Все снимки оцифрованы и каталогизированы по этносам.

Карл Элоф Берггрен — офицер из Швеции

Пожалуй, самый загадочный фотограф, заснявший Южный Урал начала XX века, — уроженец Швеции Карл Элоф Берггрен. Его коллекция была обнаружена и продемонстрирована широкой публике совсем недавно — в 2021 году. Тогда Государственный музей архитектуры им. А. В. Щусева и галерея «Диалог» представили в Москве уникальную выставку диапозитивов

Берггрена 1900–1910‑х годов под названием «Цветные осколки империи».

Биография таинственного фото-документалиста по сей день полна белых пятен. Единственные сведения о нём можно почерпнуть из личного дела, хранящегося в Национальном архиве Швеции, и довольно фрагментарных семейных преданий. Однако сегодня мы знаем наверняка — Берггрен был не просто путешественником, а шведским военным. Его армейский чин предполагал серьёзную подготовку и выполнение в том числе разведывательных функций. Берггрен прожил на территории Российской империи около 10 лет — именно в этот период он служил в миссии шведского Красного Креста на территории нашей страны.

На этом исчерпывается скупая биография шведского офицера. Сведения о его пребывании в Российской империи будто специально изъяты из личного дела. Возможно, мы никогда не узнаем, зачем он приезжал в царскую Россию и какие поручения своего командования выполнял на этих территориях. Однако архив из 229 цветных диапозитивов Берггрена даёт представление о его маршрутах и излюбленных сюжетах. Согласно снимкам, он неоднократно пересекал империю от Санкт-Петербурга до Чёрного моря, от Урала до Самарканда и Бухары.

Его интересовало практически всё, что он встречал на своём пути, — купеческая Москва, архитектура, русская деревня, простой люд и народные обряды. Особое внимание он уделял военным парадам, мостам и железным дорогам. Фиксация данных стратегических объектов наверняка имела большую ценность для шведского Генерального штаба. Однако с неменьшим интересом путешественник фиксировал обыкновенные бытовые сцены — деревенскую свадьбу, торговцев пирожками и старух, просящих милостыню на паперти. Именно эта оптика выдаёт в нём не просто военного или разведчика, а любопытного первооткрывателя, просветителя, исследователя.

Первое, что вызывает подлинное восхищение, — это выбранная шведским фотографом редкая техника «светописи». Все его снимки — это диапозитивы (фотографические картины на стекле). Технология их создания отличалась сложностью тиражирования и просмотра в руках. Однако идеально подходила для демонстрации в «волшебном фонаре» — проекционном аппарате, с помощью которого диапозитивы показывались широкой публике в увеличенном формате.

«Волшебный фонарь» был излюбленной ярмарочной забавой для бедного населения того времени. Однако создание диапозитивов могли позволить себе лишь состоятельные люди. Нет сомнений, что Берггрен был одним из них, ведь у него была камера, проектор, различные вспомогательные приспособления, а также отдельные помещения для проявки и раскраски изображений. Он самостоятельно выбирал цвета и раскрашивал черно-белые стеклянные пластины, вселяя в них жизнь.

Восхищение коллекционеров и искусствоведов коллекцией Берггрена связано также с особой хрупкостью носителя. Его диапозитивы — одни из немногих авторских фотокартин на стекле времён царской России, которые сохранились до сегодняшнего дня. Большая часть аналогичных хрупких пластин была обречена превратиться в осколки или затеряться в катаклизмах российской истории XX века.

Путешественник покинул Империю накануне революции и вывез с собой всю коллекцию диапозитивов. После его смерти она хранилась детьми, а затем внуками, но имела лишь статус семейной реликвии. Снимки не были аннотированы, поэтому родственники Берггрена (скорее всего, никогда не бывавшие в России) не понимали географии съёмок и ценности запечатлённых сюжетов. Однако среди диапозитивов, спустя век вернувшихся на историческую родину, удалось распознать 13 кадров, сделанных на Южном Урале.

На них предстают редкие свидетельства караванной торговли между южно-уральскими и среднеазиатскими городами. Торговые отношения Средней Азии и Русского царства существовали ещё с XVI века. Большая часть караванов шла из Бухары (реже — Самарканда или Ташкента) в Троицк или Оренбург. Помимо ковров, экзотических пряностей, сушёных фруктов и драгоценных камней в российские города поступал большой объём хлопка, шерсти, каракуля, кожи и красок.

Берггрену удалось запечатлеть киркиз-кайсаков (казахов) в национальной одежде, юрты, русских купцов и их помощников. Но, пожалуй, главную «радость узнавания» вызывают верблюды. Один из них до сих пор красуется на гербе Челябинской области в память о пролегающих здесь торговых путях. Снимки сделаны за несколько лет до гибели Империи и прекращения караванной торговли в связи с прокладкой железной дороги.

На сегодняшний день диапозитивы Берггрена были лишь единожды экспонированы в музее, но не выложены в широкий доступ. Единственная возможность увидеть коллекцию целиком — ознакомиться с богато иллюстрированным каталогом выставки «Цветные осколки империи».