Татьяна Фрамуза настолько многоликая и в каждом своем образе при этом завершенная, что я, порой не успевая поймать новый ее облик, просто-напросто злюсь на нее. Таня реагирует мгновенно и даже не за секунду, а за доли ее превращается в ту, с которой мне наиболее комфортно. С ней интересно так, как может быть интересно только с очень сложно устроенным человеком, когда кажется, что все понятно, и вдруг понятно, что кино еще совсем не кончилось и до титров весьма далеко.
Татьяна ФрамузаСкажи мне, Таня, ты когда-нибудь ощущала себя подарком?
(Улыбается). О да. Конечно. Когда я открыта, когда наполнена, когда кажется, будто по воздуху плыву, когда чувствую, что рукой взмахну – и лебеди белые вокруг будут.
Как в сказке.
Как в жизни.
Жизнь – сказка, по-твоему?
Не сказка, но игра.
С какой игрой сравнимая?
Ни с какой. Люди не придумали ей названия. Игра, кино – как хочешь, так и назови. Мы все время идем по лесенке на все более высокую и высокую вибрацию чистоты. Вычищаем себя и идем дальше. Как в хорошем красивом кино, когда режиссер невидимыми штрихами рисует для тебя картинку. Однажды наступает время, когда ты начинаешь видеть эти штрихи.
Это время называется счастьем?
Счастье – это не время, это состояние. Это когда ты абсолютно точно знаешь, что ты всегда под Богом, что все будет хорошо, и поэтому улыбаешься любому событию.
Любому?
Все, что происходит, это всегда отражение тебя. Сама подумай, как к какому событию относиться: сохранить состояние легкости или загрузиться. Сама сделай выбор. Я училась давно каждый вечер за две минуты записывать двадцать одно позитивное событие за день. Недавно начала замечать, что план, который пишу себе на день, и двадцать одно позитивное событие – это одно и то же практически.
То есть, ты всегда собой довольна?
Нет, Ира, я не всегда собой довольна, это не про меня. Все мне мало для полноты картины. Моя мама рассказывает, что когда мне было тринадцать лет, она меня спросила: ну а ты-то что хочешь сделать в жизни? А я ей ответила: я хочу, мама, самореализоваться. (Смеется). Что я имела в виду? Я не знаю, кто я, но я знаю, что у меня есть какая-то задача, которую я обязательно хочу выполнить. Честно.
Честно для тебя – это важно?
А какой смысл быть нечестной? Нечестность – это подстава самой себе. Если будешь себя обманывать и водить вокруг да около, ты просто дольше будешь идти к своей цели.
Тебе когда-нибудь приходилось начинать все с белого листа?
Прямо все? Разве можно так сгустить краски и сказать, что кто-то начинает все с белого листа? Можно начать с белого листа отношения, можно начать жить в новом месте. Но так, чтобы обнулить все и вообще начать сначала – ну это только в следующей жизни. И то не получится, потому что мы весь опыт переносим туда, все незаконченные отношения. Смотрела «Облачный атлас»? Не бывает чистого листа.
Не хочешь пересмотреть этот фильм заново?
Нет, это не тот фильм, который я бы хотела смотреть еще раз.
А какой смотришь?
Ну разве что «Гладиатора» или «Пятый элемент», наверно.
Почему?
Потому что они и про любовь. И про то, что тебя ведет нечто большее, чтобы ты смог выполнить свою задачу.
Любовь разрушает все прежнее?
Конечно. Любовь поднимает на поверхность все, что ей не соответствует, чтобы исцелить это. Бог есть, и там где раскрывается любовь, не остается места страхами и тревогами. Все остальное – вторичные чувства.
«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд…»
«И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай, далеко, далеко на озере Чад изысканный бродит жираф». Ну как-то так, ты права. Когда я была маленькая и впервые прочитала это стихотворение, мне казалось – это так трогательно, когда он такой герой – разведыватель иных миров приехал домой, рассказывает ей подвиги свои, трофеи показывает, а она сидит с тонкими руками и так тихо – тихо плачет сердцем, что он рядом наконец, и вдруг он между своих строк все-таки ее замечает : ты плачешь? Послушай… И в этом его «послушай» столько преданности и нежности мне тогда казалось, что все это «далеко» было только, чтобы ей, любимой, рассказать.
А у меня это стихотворение Гумилева как перевертыш к стихам Ахматовой: он любил три вещи на свете: за вечерней пенье, белых павлинов и стертые карты Америки. Не любил, когда плачут дети, чая с малиной и женской истерики. А я была его женой…
Как красиво, Ира! Дивно просто. Когда я была маленькая лет семи, наверное, я так сильно просила родителей записать меня в секцию фигурного катания. И это счастье случилось, и начались выступления. Мама шила мне платья, а папа – всегда точил коньки. И я такая маленькая, худенькая, снежинка такая, качусь по свежезалитому льду. Все на меня смотрят, а я качусь и кажусь себе такой красавицей. (Смеется).
А музыку в этот момент помнишь?
Помню. Из фильма «Мужчина и женщина». Но это я уже во взрослом возрасте сопоставила, маленькой я просто понимала, что музыка какая-то особенная мне подобралась. И сейчас, каждый раз, когда слышу эту музыку, у меня перед глазами будто путь от той семилетней девочки до себя. «Ты меня никогда не оставишь, убегая и прячась – по кругу. Никогда, ни за что не признаешь, как нужны мы с тобою друг другу…». Так хочу прокатиться под нее по свежему льду…
Ты умеешь отпускать людей?
Научилась. Ключевых людей очень мало, и это самые болезненные контакты, потому что именно с ними мы друг друга отшлифовываем, убираем все лишнее, наносное. Когда урок закончен, понимаешь, что надо расставаться. С благодарностью, с прости и прощаю, но расставаться. Никого нельзя держать.
Что ты рассказываешь своим детям о мире?
Рассказываю, что мир прекрасен и что нужно пробовать все, что тебе хочется. Всегда, особенно когда страшно. Тогда тем более нужно идти и пробовать. У меня же пацаны пока.
Все границы в голове, и если их убрать, можно многое себе разрешить?
Понимаешь, мы все равно умрем, такова человеческая природа, нам никуда от этого не деться. Можно запереть себя в клетку, прожить жизнь как попало, и потом в девяносто лет понять, что она прошла мимо.
Что самое главное ты хочешь разрешить себе разрешить?
Развернуться в свою женскую судьбу по-настоящему. Знаешь, что я поняла? Вот покупаешь новую машину, и пока не проходит обкатка, на ней нельзя ехать. Как только все элементы притерлись между собой, тогда пожалуйста – взлетай на полную мощность. Вот и у меня – словно предохранители стояли, пока я опыта, понимания и терпения накапливала. Пока на низких оборотах и не всегда в своих ролях. А сейчас, когда я перетекаю в женское, у меня такое ощущение, что все только начинается. Как в том любимом советском фильме. Не помню, как он называется, кажется, «Любовь и голуби».
Он называется «Москва слезам не верит».
Ну пусть так. (Смеется).
Тебе нравится Москва?
Она такая большая, такая яркая. Есть возможность раствориться в ней и в то же время собраться, быть целой. Там все процессы гипертрофированы, и на то, на что здесь понадобятся годы, там проживаешь за недели, если не схлапываешься, конечно. Я о внутренних процессах.
Какой город ты любишь?
Какие-то вопросы ты задаешь дурацкие, Ира.
Из дурацких вопросов жизнь состоит, Таня.
Ну да вообще-то. Я могу чувствовать себя несчастной в самой шикарной точке мира и абсолютно счастливой в какой-нибудь деревушке. Все зависит от моего внутреннего состояния, а не от географии.
Какой он, мужчина твоей жизни?
Прямой. Совершенно прямой. Для меня сдача, смирение перед мужчиной начнется только тогда, когда я признаю в нем Бога. Доверие там, где прямо. Если ты доверяешь, тогда и зажмуриваться не надо. Рука в руке и шаг вместе. Как говорит одна моя подруга, пропасть измеряется не метрами, а секундами.
Ты меня удивила сейчас. У тебя есть подруги?
И не одна. Для женщины крайне необходимо общение с другими женщинами, мы так наполняем друг друга лунной энергией, так в ведах сказано. Чем ярче подруга, тем больше она тебя наполняет, и тем больше ты можешь ей отдать. Я же сейчас говорю про настоящее общение, про обмен, а не про то, когда трындят без запроса. Трындеть, где тебя не просят – это эго, гордыня. А когда тебя просят, и ты делишься своими мыслями, чувствами, переживаниями, опытом – это через тебя говорит Бог.
А ты умеешь «трындеть»?
Конечно, умею. Сколько раз уже замечала: как только начинаю хвалиться или воображать, сразу же прилетает. Сразу же. Говорю себе: иди-ка, девонька, поработай над своей гордыней снова. Если не успеваю поймать этот момент, через неделю прилетает сильнее.
Через неделю? Так быстро?
Сейчас очень быстрое время, понимаешь? Очень быстрое. Если в том кино она ждала возвращения Гоши восемь дней, то сейчас он вернется через восемь часов. Если, конечно, захочет. (Смеется). Мы в одном теле проживаем сейчас много ролей, для того чтобы быстро и качественно раскрыть себя. Если мы зависаем в страданиях, мы тянем их за собой их в следующие жизни. Поэтому жалеть себя нет смысла. Знаешь, отец моей мамы ушел из семьи очень рано. Так получилось. И моя бабушка все равно всю жизнь говорила маме, что у нее самый лучший папа и он ее очень любит. Она говорила: ты маленькая, а я большая, и тебя не касается, что произошло между нами. Бабушки не стало рано, я ее не видела. Так устроил Бог, что дедушка встретил свою настоящую любовь в пятьдесят лет. И эта удивительная женщина приняла мою маму уже со мной с такой сердечностью и теплотой, что все наше с сестрой детство было до краев наполнено бабушкиной любовью. И дедушкиными широкими руками, гармошкой и деревенскими качелями, которые он ладил сам к каждому нашему приезду… У меня двое сыновей от разных мужчин, и я всегда говорю те же самые слова, которые моя бабушка говорила моей маме: вы маленькие, а я большая.
Эта мудрость пришла с годами?
Это зрелость наверное. Ира, я уже много чего в жизни видела и через много ситуаций прошла. Я не буду показывать свои страхи моим детям, у них же своя жизнь, своя судьба. Родители всегда должны быть старше, иначе что-то в жизни нарушается. Несколько лет назад, когда я кормила второго сына, мы целый месяц жили с детьми в Италии. Трудно мне было тогда. Я понимала, что в каком-то ступоре – парни растут, столько хлопот, я что-то делаю на физическом плане, а внутри как будто замерла. Не двигаюсь, ничего не читаю, не пишу, не раскрывается во мне ничего нового. И вот я стою на берегу моря, весь пляж пустой, такая ровная геометрия лежаков, зонтиков – там же у них все правильно, все очень чисто. Такой длинный-длинный мостик к морю, идет дождь, гроза, небо темное, а вода светлее неба, вода прямо как белая. И вот этот мостик – дощечки, дощечки, все ровненькое, итальянское, а дощечки скреплены между собой балками. И от того, что ничего не происходит, вылезают крабики. И смотрят на меня. Стоит только пошевелиться – они убегают. Замереть – они опять вылезают. Замираю. Смотрим друг на друга. Тонкое такое состояние соединения с миром. Подняла голову к небу, закрыла глаза и спрашиваю: Господи, заблудилась я, что делать мне дальше? Плачу так стою. А мне в ответ: опусти голову и посмотри под ноги. Опускаю глаза, а там, на балке этой, ровно вдоль моей ступни написано: Ти амо. Я люблю тебя. Я разревелась. Бог любит меня всегда.
Все только начинается?
Да. Матрица нашего рождения делится на четыре части. Один квадратик – то, что ты несешь из прошлой жизни, свои ошибки или достижения, которые тебе здесь встречаются подарком. Второй квадратик – история твоего рода, ты же не из воздуха родилась. Третий квадратик – задание, которое тебе дал Бог, чтобы планета стала гармоничнее и красочнее через тебя. И только четвертый квадратик беленький и чистый, куда ты пишешь свою жизнь сама. Только один квадратик. Нам надо научиться каждый день заполнять его по-доброму, с любовью.