Марина Давидовна, после вчерашней премьеры «Август. Округ Осейдж», я молчала два часа. Даже когда вас не было на сцене, я ощущала ваше присутствие.
Спасибо.
Вы когда-нибудь переживали из-за своей такой мощной энергии?
Понимаете, сценическая энергия и энергия в жизни – это не совсем одинаковые вещи. От сценической энергии ты получаешь удовольствие. Как бы там ни было – ты можешь страдать, плакать, переживать, но существует такой нюанс на сцене: ты получаешь от этого удовольствие.
Как вы настраиваетесь на роль? Вы выходите на сцену уже героиней или еще собой?
Многое, из того что происходит на сцене, мы черпаем из себя, из своей жизни. Берем ассоциативно близкие вещи, чтобы понять роль. Некоторые говорят: для актера хорошо, когда много потрясений в жизни. Я не знаю, насколько это хорошо… Не убеждена. Они должны быть, но их не должно быть слишком много. Честно вам скажу: когда увидела этот текст, поняла, что эта роль меня спасет. И в какой-то степени меня это спасло.
Какая сцена оказалась самой сложной для вас в этом спектакле?
Три сцены. Восприятие смерти Беверли; застольная сцена, когда я всем «по мордам» выдаю; и последняя сцена с Барбарой. Сложность этой роли в том, что моя героиня не всегда адекватная. То ее несет, то у нее состояние опустошенности. Она очень боится, что любой человек может ей сказать: а если б ты столько не принимала таблеток, все было бы по-другому. Ее может обвинить любой из ее детей. Поэтому она начинает каждого ставить на место, выставляя противотанковые ежи.
Надо же, а я увидела совсем по-другому. Мне казалось, что она переживает за них.
Конечно, переживает. Только все через боль. Она же говорит дочери: девочка моя, у меня сердце разрывается, мы всем пожертвовали ради вас, чего вы добились в жизни?
Вы волнуетесь перед спектаклем?
Всегда.
Во сколько вы потом засыпаете?
Раньше четырех утра не получается. Анализирую, курю. Пытаюсь на что-то отвлечься, чтобы привести нервную систему в какое-то более спокойное состояние. Но все равно не очень получается, все равно весь организм взбудоражен. У нас же работа вечерняя, эмоциональная нагрузка в основном вечером, поэтому я ночной человек.
Во сколько же вы просыпаетесь?
По-разному. Иногда в девять, иногда в восемь. Я мало сплю. И очень плохо. Просыпаюсь среди ночи и начинаю проигрывать роль. Это ужасно.
Вы когда-нибудь играли героиню, которая вам не симпатична?
Наверное, нет. Мы же все равно адвокаты своей роли. В «Звездах на утреннем небе» я играла проститутку Аньку, но в ней было столько раскаяния… Да и в «Округе Осейдж» моя героиня далеко не положительный персонаж. Если бы простила предательство мужа в молодости, все пошло бы иначе…
Подождите, Марина Давидовна. Мне показалось, что ее предала сестра, а не муж.
(Улыбается). Конечно, предательство со стороны сестры. В первую очередь.
Вы хотели когда-нибудь сыграть мужскую роль, как Глен Клоуз в фильме «Таинственный мистер Нобс»?
Никогда. Мне нравились некоторые мужские роли, но самой играть не хотелось.
А если бы вас заставили? Такое возможно?
Меня однажды заставили играть одну такую роль. Была такая пьеса «Лавина», мне она безумно не нравилась. Я пришла к режиссеру и говорю: мне так активно не нравится пьеса! Но он заставил меня играть и я подчинилась. Мы же люди подневольные.
Вы знаете, что «Август. Округ Осейдж» шел в Лондоне с большим успехом?
И в Нью-Йорке тоже. Трейси Леттс получил Пулитцеровскую премию за эту пьесу. Сейчас снимается фильм в Америке.
И вашу роль в нем играет Мерил Стрип.
Я ее обожаю. Обожаю. Хорошо что фильм выходит после того как мы выпустили спектакль: я никогда не смотрю фильмы, если репетирую эту роль.
Как вы можете проанализировать свою работу, если не видите себя со стороны?
Прежде всего, для этого существует режиссер. Он смотрит, видит, говорит: верно-неверно, туда-не туда. И потом, у меня есть люди, вкусу которых я доверяю. И если этот человек говорит мне: а вам не кажется, что здесь интереснее было бы вот так, я слушаю. Это не значит, что я принимаю безоговорочно, но все анализирую и делаю, как мне кажется лучше.
Почему артисты, у которых не получается, не уходят из театра? Ведь потом же начинается поедания себя поедом, зависть к чужому таланту. Я правильно понимаю?
По-разному, Ирочка. У кого-то это так происходит, кто-то видит несправедливость, думает, что ему просто не дали его роль. Кто-то живет надеждой.
Но вы лично видите неталантливых молодых?
Мне кажется, что вижу. Но может, этот актер для меня представляется неталантливым, а для режиссера – очень талантливым. В нашем деле все субъективно.
Вы хотите сказать, что любят послушных?
Конечно. Я например, иногда спорю с режиссером. Режиссеры тоже разные: кто-то менее одарен, кто-то более, кто-то трудоголик невероятный, кто-то заканчивает репетиции раньше времени. Приходится самой выгребать.
Какую роль вы хотели бы сыграть?
Я бы хотела, чтобы встретилась пьеса, по накалу страстей схожая с этой.
Например, «Стеклянный зверинец» Теннесси Уильямса?
Я вообще обожаю Уильямса, это один из моих любимейших авторов. Я играла «Татуированную розу», играла «Внезапно прошлым летом», «Французский квартал» в постановке Андрея Житинкина.
«Татуированная роза» и была тем спектаклем, который принес вам известность в Челябинске?
Ну да. Да. Тогда я только приехала. Это был 1978-й год.
Когда вы почувствовали, что вы звезда?
Ирочка, я даже не собираюсь лукавить и не собираюсь кокетничать. Я этого никогда не ощущала и не ощущаю по сей день. Я всегда собой недовольна. Я как в вакууме, мне важны хорошие слова как поддержка. Жить с ощущением своей «звездности» – это смешно.
Вы встречали настоящую любовь?
Да, это был мой единственный муж. Мы поженились, когда нам было девятнадцать. Родили девочку, когда нам было двадцать. Валя был потрясающим актером, я у него училась. Когда его не стало, у меня было ощущение, что остановилась жизнь.
Как вы попали в театр им. Ленсовета?
Я играла «Татуированную розу», Игорь Владимиров проводил здесь творческую лабораторию. Увидел меня, стал звонить, приглашать в свой театр. «Это просто красивый жест или я вам действительно нужна?» – спросила я. Он ответил: «Я ни одну актрису столько не уговаривал». И я поехала.
Он вам нравился?
Как кто?
Как мужчина?
Нет, нет, упаси Бог. Он был такой уже обрюзгший, испившийся, старый дяденька. Так вот, я поехала, проработала в труппе сезон, вернее – прочислилась, ничего не сыграла, и через год меня вызывает директор и говорит, что со мной не продлили договор. Я представляла, что такое бывает, но для этого должны быть основания. А здесь – ничего не было понятно. Я была в жутком трансе.
Вы это серьезно?
Да. Это было жуткое потрясение. Все так радовались за меня, что я переехала в Ленинград, и вдруг такое. Я прибежала к Гетте Яновской, она тогда работала помощником режиссера в театре Ленсовета, говорю: Гета Наумовна, объясните мне что-нибудь. Она говорит: Марина, он тебя приглашал тогда, когда Алиса Фрейндлих уезжала в «Современник», играла там Раневскую и всем говорила, что уходит от Игоря Владимирова. Но она вернулась в Ленсовет. И стало как раньше: есть Алиса, и есть все остальное окружение на большом – большом расстоянии.
То есть, она руководила театром?
Ну что говорить, она прекрасная актриса, она Богом данная актриса, конечно, она играла все главные роли и конечно, Владимиров на нее молился. Она звезда этого театра.
Предлагал вам ее роли?
Да. Была такая пьеса «Двери хлопают», одна из ее любимых ролей. Он предложил мне ввестись в этот спектакль. Я спрашиваю: а что, Алиса Бруновна больна? Он: нет, она здорова. Так почему я должна лезть на эту роль? Я подожду. Но своей роли я так и не дождалась, пошла за дверь…
А с Орловым сложились хорошие отношения?
Хорошие. Наум Юрьевич был мудрым человеком. Конечно, не без недостатков, но очень талантливым. Его главным недостатком было то, что он не вырастил рядом с собой никого из режиссеров. И то, что мы сейчас хлебаем на протяжении нескольких лет, – это последствие.
Если представится случай, и вы познакомитесь с Мэрил Стрип, какой вопрос вы ей зададите?
Не знаю… Она мне безумно нравится. А что бы я у нее спросила? Правда, не знаю. Довольна ли она своими ролями – но я думаю, что она давно сама выбирает роли. Такая актриса, как она, имеет полное право отказываться. У нее прекрасные работы, мне нравится она во всех ролях. Не знаю, что бы я у нее спросила. Счастлива ли она в личном плане – но это какой-то предмет любопытства, это бестактно. Наверное, просто бы сказала, что восхищаюсь ею. Я таких слов не стесняюсь…
Марина Меримсон, заслуженная артистка России, актриса Челябинского театра драмы им. Наума Орлова
