+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Жан Мезенцев

Закон равновесия

БИЗНЕС: главный герой

Текст: Лана Литвер
Фото: Родион Платонов

Экс-чиновник челябинской мэрии, хоккеист, медбрат, хулиган, машиностроитель, директор Южноуральского арматурно-изоляторного завода рассказывает о случайных поворотах своей судьбы, доверии к миру и о том, почему никогда не надо бояться.

-Жан Зиновьевич, вам нравится быть директором завода?
- Для меня это абсолютное удовольствие. Это трудная мужская работа, но она мне нравится. Честно. Нечестно мне уже не хочется. Раньше допускалось где-то что-то… и, казалось, ты молодец, придумываешь, играешь, воплощаешь свои умственные упражнения, ты такой правовой нигилист, всё лихо так. Но потом через определённый период времени наступает… послевкусие. У кого-то через неделю, у кого-то через год или через десять лет — не нами это определено. Так или иначе, думаю, что после сорока лет у всех наступает послевкусие совершённых поступков. И неправильно поступать уже не хочется. Я понял вот что: сделанное правильно с течением времени становится только ценнее. И это не только про вино.  

-Классная формула.
- Мне тоже нравится.  

-А что правильно?
- А это со временем становится понятно.

- Ну хорошо. Вот вы когда учились на МТ в ЧПИ (механико-технологический факультет нынешнего ЮУрГУ. — Ред.), то мечтали стать кем?
- Понятия не имею. Космонавтом. Даже не вспомню. Но жизнь интересно закручивается. Моя специальность называется так: «Машиностроение. Экономика и управление машиностроением.» Я получил диплом в 1993 году. И вот, двадцать лет спустя, в 2013‑м, я впервые в жизни получил телеграмму из Министерства промышленности: «С Днём машиностроителя!». Наконец-то попал туда, чему учился. Понимаете, жизнь не придумать и не запрограммировать. Я и на этот завод попал случайно. Я сюда не просился. Но случайностей, как мы понимаем, не бывает. Я благодарен владельцам завода, с которыми я познакомился… когда жил в центре Екатеринбурга.  

-Об этом могу писать?
- Можете. Это жизнь. И те два с половиной года прошли не зря. Я считаю, что любой опыт, даже негативный — это урок. И мне всегда везло на людей, я всегда у них учился и благодарен им за это.

-А как сложилось, что вы стали управлять Южно-уральским арматурно-изоляторным заводом?
- Случайно, я же говорю. Моя тётя сказала: «Поехали, там в деревне Кичигино сдают дом». Я хотел жить на природе, но думал в сторону Миасса, Чебаркуля… Приехал сюда, пожил полгода и говорю хозяевам: «Продайте мне его?» И купил. С русской печкой дом, хороший, деревянный. А потом, когда друзья, с которыми я познакомился, закончили… свой «университет», мы созвонились, где ты, как ты… Приехали в гости, мы прошлись по цехам, всё мне показали. Я не собирался тут работать — я просто хотел тут жить. Просто так оказалось, что это тот самый завод, мимо которого я мальчишкой ходил пешком, из Южноуральска в сады и на Кичигинский городской пляж. И мама моя проходила практику в Южноуральске, на фарфоровом производстве. И с первой зарплаты она купила швейную машинку «Зингер». И эта чугунная машинка с педалью для ног сейчас стоит у меня в доме, в Кичигино. И дочка моя маленькая подходит к ней, рассматривает, трогает…

-Так вы отсюда родом?
- Я рос здесь с бабушкой и дедушкой. Меня годовалого привезли в Южноуральск. Попросили электричку остановиться у садов. Двери вагона открылись, оттуда руки протянули коляску, дед мой коляску принял. В коляске — я. Электричка уехала. Так я оказался в этих краях и жил тут до первого класса. Я воспитывался дедушкой и бабушкой и рос в Кичигинском бору. У меня главное ощущение детства — свобода. Я брал собак, шёл в лес, спокойно бродил, где хочу. Никогда не блудил, всегда знал, куда идти. Я рос в любви и на свободе, мне просто повезло. Эту атмосферу не придумать и не создать искусственно. Она была естественной.

- Никаких сотовых телефонов, никакого контроля.
- Конечно. Был случай такой. Мы со старшим братом поругались, он мне щелбанов наставил, и я выбежал из дома в одних колготках. Ну сколько мне было, лет пять или даже меньше. И вот, как был, босиком, ушёл из дома к бабушке в сады. Это километров восемь-десять, через лес, вот как раз мимо вот этого завода. Что там дедушка переживал… даже сейчас представить не могу. Дорогу я помнил, пришёл. Бабушка там на станочке половички ткала. «Привет, баб!» — говорю. Она ничего не поймёт: «Приехали? — выглядывает. — Где дед-то?». Вышла, нет деда. Один ребёнок пришёл. Как?! Мы попросили соседа на машине нас довезти до города. Мне так понравилось! Я эту поездку хорошо запомнил, потому что мы обычно пешком с урожаем топали.

-А дед что?
- Дед сказал: «Не делай так больше никогда».

- И всё?
- И всё. Я это запомнил. Вот такой любовью было пронизано моё детство. Детей не надо воспитывать. Их надо любить и всё. Что мы можем дать кроме любви? …Я уходил в армию отсюда, от деда с бабушкой, возвращался в 1988‑м и даже до родителей не доехал, первым делом — сюда. Просто пришёл и всё, без предупреждения, как тогда, босой к бабушке в сад. А деда уже не застал в живых. Мне не сообщили, нет. Помню, как я ухожу в армию, уже спускаюсь с четвёртого этажа, а он стоит на лестничной площадке и говорит: «Не увидимся уже». А я махнул рукой: «Да ты чё, дед, отслужу — приду!». Мы же про себя только думаем. Отслужил, пришёл. А деда нет. Очень тяжёлый был момент для меня. Так что… у меня здесь всё.

- Вот так случайно вы стали директором предприятия?
- Ну уж не знаю, случайно ли, но стал. Я никогда заводом не руководил. Сначала решил, что попробую, согласился на три месяца. Потом на год. Потом на три года. Это был чистый эксперимент.

-И не страшно было?
-Нет, страха у меня нет. Видите же, какое у меня детство. Когда я пошёл работать заместителем главы Челябинска по градостроительству, я ведь тоже не умел работать чиновником. Да, я занимался строительным бизнесом, дилерским цементным бизнесом, и у меня были хорошие учителя-строители: мой брат Игорь Мезенцев и партнёр Сергей Демаков — им я очень благодарен. В мэрии меня спросили: «Ну ты же в теме?» — «В теме». Но я не боялся, нет. Знаете, все решения из страха ошибочны. Мы боимся любить. Мы боимся жить из страха «не получится». Конечно, не получится, если ты не пробовал! Так попробуй. Жизнь одна. Я согласился и продолжаю работать, потому что чувствую, что я тут нужен, что я приношу пользу, получается результат.

-Как вы расставляли приоритеты?
- Для меня было главным — чтобы зарплата на ЮАИЗ была чуть выше рынка и чтобы работать на заводе было -престижно. Это означает: достойная зарплата, стабильность, соцпакет. Люди — вот приоритет.

-Это всё прекрасно, конечно. А как вы управляете? Как на практике это происходит?
- Я управляю через доверие — вот мой принцип. Моя команда строится на доверии, а не на том, что я главный или я умнее. Вот ты приходишь к стоматологу, ты ему говоришь: «Значит так, возьми это сверло, вот так рассверли, а потом вкалывай вот этот укол». Ты ему доверяешь или нет? Если доверяешь — открой рот.

-И молчи.
- А мы берём высококлассных специалистов и начинаем им рассказывать: делай то и делай это. Зачем тогда их набирать? Садись и рули сам. Если в основе управленческой пирамидки — доверие, то на вершине обязательно будет успех. Люди, которые занимают на заводе ключевые позиции, доверяют мне, я их не обманываю. А я доверяю им. Страх, между прочим, тоже недоверие. Согласны? Простой пример: мы боимся конфликтов и из страха не говорим лишнего. Вот идёт совещание. И мой технолог — а у него нет страха — говорит о производстве какой-то детали: да дело здесь, дескать, не в технологии, а в организации производства. Он входит в конфликт с коллегами, задевает того, кого это касается, даже меня задевает. И что в итоге? Пересмотрели организацию производства. Делали двести тысяч штук в месяц, а сейчас — пятьсот тысяч. Людей столько же, а зарплата выросла в два с половиной раза. Вот эту детальку делали за четыре дня, а сейчас делаем за два дня. Оказалось, так можно, даже новых станков не покупали. Потому что перестроили организацию труда, поговорили с людьми — и хоп, появился пятый элемент. И всё случилось, всё поехало! Весь успех строится на доверии. Это первый принцип. А второй: время — деньги. Приведённый пример с деталью этот принцип тоже хорошо иллюстрирует. Нет времени на производство брака.

-А как вы добились, чтобы и вам доверяли?
- Мы должны людям платить, доверять и быть с ними честными. В назначенный день мы выплачиваем зарплату. Более того, я принял решение, что мы будем платить три раза в месяц.

-Зачем?
 Я вообще хотел четыре раза, но бухгалтерия встала на уши. Остановились на трёх. И весь завод так получает.

- Почему три раза-то?
- Честно? Да всё просто: не было денег, чтобы сразу выдать всем расчёт. Это большая сумма. По частям проще. Но главное: я хотел, чтобы человек не бегал, не занимал от аванса до получки, чтобы деньги он получал равномерно. Мне самому так нравится, значит, и людям удобней. Перейдём и на четыре раза в месяц. Ещё — к вопросу о доверии — я убрал всех контролёров из техпроцесса.

-Контролёров, которые проверяют качество?
- Ну да. За людьми контроль не нужен. Мне говорили: «Как! А какое же будет у тебя качество!». Мы изменили принципиально само отношение к труду. Самоконтроль вместо контролёров — вот принцип. Есть шаблоны, которым всё должно соответствовать. Качество обеспечивается тем человеком, который выпускает эту деталь, а не контролёрами. Мы определили новые точки контроля и их усилили. Поменяли философию оплаты труда: человек получает деньги за продукт, а не за работу. Да, нам пришло сорок рекламаций за некачественные изделия. Но я знаю, как, где и кто за это отвечает, в чём причина, где людей поменять, чтобы некачественные изделия не вышли за периметр завода. Мы получили рекордные показатели на том участке, где убрал контролёров. Я бы сказал, запустился процесс самоочищения — то, о чем каждый руководитель может только мечтать. Всё пришло в равновесие. Есть равновесие — есть поток. Пятьсот тысяч штук стержня есть. Надсмотрщики не нужны. Правил всего два: доверие людям и время — деньги. Всё просто. И можно включать опцию «кофе». (Оборачивается к пульту, просит секретаря принести чёрный чай и кофе с молоком. — Ред.)

- Отлично вы устроились, Жан Зиновьевич.
- Кадры решают всё — не новая формула, правда? Почитайте о системной динамике в управлении, это труды экономистов 1960–70‑х годов. Там везде написано одно и то же: делай тут правильно — там исправится. Только это не линейная зависимость, надо несколько факторов включить, а не просто сократить контролёров.

-А вы присматриваете за хозяйством? Признайтесь?
- Я вам расскажу историю. Прихожу однажды в цех. Ночью. Выхода годных нет.

-Переведите.
- Это значит, мы отрабатываем технологию, стекляшка должна получиться, а идёт брак. Нет выхода годных деталей, качественных. Захожу в операторскую, там человек пять крутятся. И начальник смены мне говорит: «Жан Зиновьевич, понимаете, то-то и то-то.» Я ему говорю: «Слушай, чё ты мне причёсываешь? Ты парикмахером работаешь?»

-Вот прямо такими словами?
 Ну да. Про когнитивные функции не стал ему объяснять. Я простым языком: «Ты мне сейчас так причесал, — говорю, — что я должен уйти довольный, лечь спать и успокоиться: зачем мне выход годных? Ты такой красавец.» Мужики как давай ржать. Я продолжаю: «Я прихожу утром, и ты мне говоришь, чего достигли, и выход годных идёт. Или вообще ничего не рассказываешь. Сам всё увижу». И ушёл. Южноуральск — это столица русского изолятора. Мы же на весь земной шар работаем, у нас контракты с компаниями по всему миру. Видите глобус? (Напротив стола у Мезенцева стоит большой глобус. — Ред.). А решаем такие проблемы.

- А у вас доверие к людям — это врождённое качество? Или вы его в себе… тренировали?
- Ну если мне бабушка говорит: «Иди в лес, захочешь кушать, придёшь. Я тут через два часа пирожки буду делать…»

-Со щавелем.
- Дааа. Мы понимаем, о чём говорим.

-И всё же. Не может не быть болевого опыта. И доверие опрокидывается обманом.
 -Нет. Доверие укрепляется любовью. Всё идёт по воле Божьей. Любовь — это жизнь. Это мы, люди, из своей головы оцениваем: то-то плохо, а то-то хорошо. Это больно, ой, это плохо, я так не хочу. А с точки зрения Бога, боль — это энергетический посыл. Боль нам о чём-то говорит. Вообще всё формулируется просто: делай тут правильно — и там будет правильно. Главная задача — почувствовать, что именно надо делать.

-Ответ всегда внутри?
- Если мы развиваем такую чуйку внутреннюю, тогда ответ должен прийти. Есть такое внутреннее… прислушивание. Кто-то это называет «обращайтесь к Богу: он вам подскажет». Каждый внутри точно знает, как делать хорошо и как не делать плохо.

-Можно я круто сменю тему и спрошу, откуда у вас такое редкое имя?
- Когда я был помоложе и хотел очаровывать девушек, я рассказывал лирическую историю про свою бабушку, которая в 1812 году, когда Наполеон занял Москву, влюбилась во француза и пошло-поехало!

-А на самом деле?
- Папа так случайно записал. Меня хотели назвать Женя. Меня так и звали всё детство. И только в четвёртом классе узнал, что я Жан. Случайно узнал! Пришёл в новую школу, учительница делает перекличку: «Мезенцев Жан! Какое интересное имя. Кто это?» Все такие завертелись: кто это? И я тоже: кто это? Оказалось, что это я — фамилия же моя. Домой прихожу и рассказываю эту историю. Мама тоже очень удивилась, она считала, что я Женя.

-А папа что?
- Папе сейчас 83‑й год пошёл. Он говорит: «Да сам не помню, как вышло, какая уже разница!» С отчеством Зиновьевич, кстати, тоже очень странная история, потому что моего папу всю жизнь зовут Михаилом.

-Вас строго воспитывали?
- Нет. Хотя я доставлял родителям немало беспокойства, и были приводы в детскую комнату милиции, всё было… Я рос свободным, и это было похоже на раздолбайство. Вот мне, предположим, лет пятнадцать. Прихожу домой, и главная моя задача: чтобы не заметили, что выпил. Я бодрый такой, весёлый, раздеваюсь — мама стоит, внимательно смотрит на меня. Я что-то рассказываю и по коридору иду-иду, мне надо скорей до своей комнаты. «Мама, — говорю, — я сразу спать!» Мама за мной идёт: «Хорошо, хорошо». Раздеваюсь, стою в трусах, расправил одеялко, и такой, чик! — а шапка на голове! Мама ничего не сказала. Закрыла дверь и ушла. Вот она, любовь. Но прошло сорок лет, чтобы я это осознал.

-А вы своих детей так же воспитывали?
- Моим детям в какой-то степени повезло — я их не воспитывал. Я их просто люблю. Это не моя принципиальная позиция, так сложилось. В этом проявился закон равновесия, я сейчас так думаю.

-Что это означает?
- Закон равновесия? Ну вот смотрите, мы с товарищами первые в 1993 году пригнали в Челябинск девяносто девятые «Жигули», шесть штук. Одну машину у нас украли уважаемые люди. Так просто мы не хотели отдавать — поэтому у нас украли. Что вы хотите, это же 90‑е.

Нехорошие люди.
- Да почему. Это и есть закон равновесия: тут убыло — там прибыло. Это главный закон жизни, все остальные — производные от него.

-Он соблюдается всегда? Вы уверены?
- Абсолютно. Всё уравновешивается, хотим мы этого или не хотим.

-Вы и в 1993 году так считали?
- Нет, конечно. Мы были молодые, всё было впервые. А теперь и вредных привычек не осталось, потому что понятно, чем они уравновешиваются.

-А с каким чувством, Жан Зиновьевич, вы сейчас вспоминаете свой опыт работы в мэрии с Михаилом Юревичем?
- С благодарностью.

-Честно?
- Конечно. Я считаю, мне повезло. Это к вопросу о принятии, о доверии. Как можно жизни не доверять?

-Это вы сейчас так говорите.
- Конечно, сейчас. Но вы сейчас меня спрашиваете, и я сейчас отвечаю. Вот стоит арена «Трактор», а не торгово‑развлекательный комплекс, который мог бы стоять. Я этому очень рад. Только сожалею, что построили Ледовую арену всего на семь тысяч мест — она могла получиться на четырнадцать тысяч.

-Там бы и столько заполнялось.
- Уверен в этом. В администрации области сказали тогда: это, дескать, затраты на содержание. И не поддержали. В проекте было два льда. Я с 2000 года ездил на чемпионаты мира по хоккею, видел, какие там дворцы. И когда в городе встал вопрос о реконструкции Дворца спорта «Юность», о том, чтобы сделать из него конфетку… Я пошёл на открытый конфликт и спросил тогда прямо: «Очень хорошо, новая крыша, посадочные места, а в туалете таки останется два очка?» Я был на мировых аренах, в Сан-Хосе стадион на 20 тысяч зрителей, я ходил туда в туалет. Поэтому я так и спросил.

-Вы ведь занимались хоккеем с юности и сейчас играете в Ночной хоккейной лиге?
- Всё правильно. Но хоккеистом я не стал, как видите, а в НХЛ попал случайно в 2010–11 годах. Наша команда называлась «Лафарж» — по имени спонсоров, крупной французской компании по производству цемента. Под этим зелёным цементным знаменем мы два года побеждали ветеранов «Трактора». Из этой команды образовалась команда «Лафарж» Ночной хоккейной лиги, с которой мы в 2012 году поехали в Москву на матчи ветеранов и участвовали в Гала-матче. Если честно, я игрок-то не очень, меня туда случайно позвали. И тут прямо с инаугурации приезжает к нам на лёд Путин и садится рядом со мной на скамейку в раздевалке. Я сразу: «Можно автограф?» — «Да!» — и он прямо на майке, надетой на мне, расписался. Номер 63 на ней — это теперь мой игровой номер.

-Опять случайно вышло?
- Конечно, случайно. Такую встречу с президентом не придумать и не запрограммировать. К истории с хоккеем, который я очень люблю, как и все в Челябинске, я хотел бы добавить, что я очень горжусь тем, что нам удалось сделать хоккейную школу в городе — имени Сергея Макарова. У нас есть великий человек, наш земляк, двукратный олимпийский чемпион — Сергей Михайлович Макаров, очень скромный и простой человек. Я считаю, что это правильно — когда школы носят имена наших чемпионов. Потому что только человек может сделать путь великим. Путь никогда человека великим не сделает. Это Конфуций.

-Вы конфуцианец?
- Да нет, конечно. Хотя с большим уважением к его трудам отношусь и даже специально побывал на его могиле в Китае. Мы же здесь родились, я православный. Крестили меня маленьким мальчиком, тогда было запрещено, поэтому тайно всё делалось. Родители повезли в Екатеринбург, в храм Иоанна Предтечи на Московской горке. Там рядом, по иронии судьбы, стадион и тюрьма. Колокола этого храма я слышал, когда жил в центре Екатеринбурга.

-Что вы сейчас читаете, Жан Зиновьевич?
- Недавно прочитал братьев Стругацких, «Отягощённые злом». Книга не широко известна. Рекомендую. Что-то общее с Булгаковым найдёте, на мой взгляд.

-Спасибо. Если бы вы выбирали страну, то…
- Да упаси боже. Это ложный выбор и ложный вопрос. Я искренне считаю, нам с Россией повезло. Представляете, жили бы в Африке или на жёлтой планете…

-Расскажите, что вы думаете о любви?
-Мужчина — это сосуд, который наполняют женщины. Я благодарен женщинам — тем, кто был рядом, и тем, кто остаётся сейчас. Бывает, что уходит химия, но остаётся терпение и принятие. Это и есть любовь. Вот за это я благодарен. Со мной сложно в близких отношениях, я знаю.

-Что, на ваш взгляд, удерживает людей вместе?
-У меня нет точного ответа. Мне кажется, важно, чтобы мы не застревали в том, что было вчера. Вчера уже прошло. Завтра вообще неизвестно, что будет. Есть только сегодня. Если остался интерес друг к другу, люди остаются вместе. Понимание и принятие, что мы разные, что рядом с тобой другой человек — вот что удерживает нас в паре.

-В жизни когда-нибудь приходилось просить?
- Конечно. Много раз. Просить легче, чем прощать. Просите и вам отворят. В нашей семье есть такой опыт. Семью моего отца раскулачили, бабушка ослепла, и папа с детства стал инвалидом по зрению. Приходилось просить милостыню, потому что это был вопрос выживания: дадут — ест, не дадут — нет. Голодно было. Траву ели. Потом мы приезжали в ту деревню, в Поволжье, пониже Чебоксар. И нашли их дом! Его разобрали, перевезли в другую деревню и сделали школой — такой большой дом был. Знаете, я думаю, в нас сейчас очень мало благодарности к тому, что мы имеем. Нам трудно быть благодарными. Нам надо ботиночки получше, машинку подороже, одно, другое…

-Общество потребления.
- Вот именно. А если пойти от здравого смысла — не надо столько всего. Вот для меня лично было очень важно разобраться в том, чего делать не надо. Здесь, на заводе, да и в жизни тоже. Вот меня поставили руководителем, я же должен руководить, собирать совещания, каждый день ходить в цех. Или мне надо прийти ночью, один раз. Я для себя такой принцип определил: не делай лишнего. Мы все знаем, что нам надо делать, особенно хорошо мы знаем, что надо делать нашим детям или кому-то другому. А чего тебе самому делать не надо — вот с чем надо разбираться. И сразу тогда мы переходим к вопросу о времени. На что ты тратишь время. Вот на что?

- Хороший подход. Облегчает многие вещи.
- Конечно.

- Но вот ответ на вопрос «Надо-не надо?» — это какой-то щелчок внутри?
- Ответ не в голове, это точно. Это прислушивание к себе. Мы же все знаем, что мы умрём. Отсюда же все критерии. Цель жизни — приготовиться к смерти, известная истина. Значит, живи так, чтобы не мешать другим. Не надо себе присваивать — я такой умный, я сделал вот это и вот это. Ерунда. Тебе просто дано, чтобы ты делал добро. Ты как трансформатор передаёшь энергию сюда на землю, и поэтому ты делаешь то-то и то-то. Копатель должен копать. Хлебопёк — печь хлеб. У каждого своё призвание. Ну что мы можем? «Ни локоть укусить, ни волос сделать седым». А присваиваем: я выучился, стал, достиг… Всё по божьей воле. В твоей воле — твоя аккуратность, экология, атмосфера, в которой ты живёшь. Хочешь жить в атмосфере страха — живи. Хочешь в любви — живи. Я так хочу и так живу.

-Так просто?
- Просто.

-Человек получает ровно то, чего хочет?
- В конечном итоге, обязательно.

-Вы в этом убеждались?
- Да.  Бойтесь своих желаний, ибо они сбываются.

Pin It on Pinterest

Share This