+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Лёгкая балетная походка, весёлые, чёрные, совсем молодые глаза, звонкий голос. Первая мысль — сейчас оторвётся от пола и — полетит! Её предшественницы — Анна Павлова, Ольга Спесивцева, Галина Уланова…

Знаменитые на весь мир балерины прошли строгую академическую школу петербургского балета. Не исключение и наша героиня — Галина Борейко-Вяткина, народная артистка России, отдавшая Челябинскому государственному академическому театру оперы и балета имени М. С. Глинки почти 50 лет жизни. В прошлом — ведущая солистка, в последние годы — педагог-репетитор…

Её творческий путь начался ещё раньше — в… восемь лет. Именно тогда тоненькую, хорошо сложенную девочку из далёкой Осетии, «отобрали» для учёбы в престижном Ленинградском хореографическом училище. Величественный, огромный город, императорские балетные классы, опытные педагоги… И — прекрасные перспективы. Однако вместо Ленинграда Галина оказалась в Челябинске. Почему?
— Воля случая, судьба! — отвечает, улыбаясь, моя собеседница. — Неожиданно оказалась в этом училище и так же неожиданно, по велению судьбы, прибыла в Челябинск. Хотя педагоги прочили мне успешную карьеру в Питере. В Орджоникидзе (ныне — Владикавказ) планировали создать свой оперный театр, поэтому для обучения балету в Ленинграде (не где-нибудь!) сформировали так называемый «осетинский класс». К нам в республику приехали два педагога из Питера и отобрали лучших. В Ленинграде тогда кто только не учился — башкиры, казахи, узбеки, молдаване. А в 1955 году, когда мы уже заканчивали училище, театр в Орджоникидзе ещё не был построен. Но именно в этом году открывался оперный театр в Челябинске. Художественный руководитель Фёдор Лопухов, легендарная личность, пригласил нас в свою труппу. Педагог мой, Елена Васильевна Ширипина (она же, кстати, педагог всемирно известной Натальи Макаровой) не хотела меня отпускать, очень ценила мои достижения. Но — обстоятельства сильнее нас. Заставили. Существовало такое понятие, как распределение. Министерство культуры СССР направило в Челябинск многих из нашего выпуска к открытию здесь театра. Я уехала с твёрдой уверенностью, что вернусь через год-другой. Но осталась на всю жизнь. Встретила молодого человека…

— Он, конечно, был поклонником вашего искусства, наблюдал за вашими творческими достижениями…
— Я приехала в Челябинск совсем молоденькой, мне было 16 лет. Самая юная из всего выпуска (нас человек 40 прибыло). Вообще-то, в училище принимают лет с 11-12. Меня взяли раньше. Хотели перевести, но я успешно справлялась с программой, была даже, как теперь говорят, «звёздной»: активно участвовала в театральной жизни Ленинграда.
Какие бы иностранные делегации ни приезжали, где бы ни шли концерты, меня непременно приглашали. В 14 лет стала лауреатом Международного фестиваля молодёжи и студентов в Бухаресте…

Так вот, меня и ещё одну девушку взяли в Челябинский театр ведущими солистками. Портреты артистов театра оперы и балета были развешаны тогда по всему городу. Но официально театр ещё не открылся. Целый год мы репетировали, подготовили три спектакля. На одном из таких стендов Герман Платонович и увидел впервые моё фото. Он был тогда студентом четвёртого курса металлургического факультета Челябинского политехнического института. Познакомил нас его однокурсник.

Не могу сказать, что сразу его полюбила… Я была скромная, тихая. Только в профессии, на сцене проявляла себя эмоционально, ярко. Все свои лучшие эмоции, все силы мы, артисты, отдаём сцене. А в быту многие могут быть незаметными, даже серыми. Всю энергию на сцене выдали, а в жизни — восстанавливаемся…

И я начала избегать его. «У меня репетиция» — и — вжик! — только меня и видели. Эта встреча не показалась мне тогда сколько-нибудь значимой и важной. К нам проявляли интерес руководство города, общественность. Попасть в театр тогда было невозможно! Каких только записок от зрителей я ни получала! Но, видимо, искра какая-то между нами все же промелькнула…
Но молодой человек оказался настойчивым. Очень красиво ухаживал. Знаете, цветами, подарками меня не удивить. А он заинтересовал не на шутку своим интеллектом, знаниями. Я даже и думать о Ленинграде перестала. Мне здесь стало интересно! Станцевала первые спектакли, стала популярной. Следующий после «Дон Кихота» спектакль — «Эсмеральда» — удвоил мой успех. Тогда поняла: от добра добра не ищут. И перестала метаться.

И вышла замуж в 20 лет. Герман ждал меня три года. Таково было моё условие.

— Как же, всё-таки, он опередил других поклонников?
— Выяснилось, что у нас много общего! Он очень любил и сейчас любит искусство. Когда-то окончил музыкальную школу. Герман «самоорганизованный» и «самообразованный»
человек. Изумительно знает литературу, живопись, историю. Умеет увлечь разговором. Но, если честно, первое время я даже внешности его не разглядела. Всё время в пол смотрела. Глаза поднять стеснялась (смеётся). А на сцене никогда не стеснялась. Это — моя профессия. В личной жизни сложнее. До сих пор не умею бурно веселиться, расслабляться, как сейчас говорят…

— Вы, практически, весь репертуар нашего Оперного воплотили на сцене…
— Да, почти весь. Заслуженной артисткой России стала в 26 лет, и первой в коллективе нашего театра народной артисткой. Артист балета — «мгновенная» профессия. Это — профессия молодых. Вот что в ней наиболее ценно.

— Каков стаж вашей семейной жизни?
— С 1960-го года — сорок четыре года.

— Внушительный срок! Поделитесь секретами…
— В семейной жизни важно понимание друг друга. Надо интересоваться, чем твой супруг занимается, обсуждать с ним его заботы, радоваться за него или, наоборот, огорчаться, давать советы, если, конечно, об этом просят. У нас, например, принято так: вернулся домой — прямо с порога начинаем обсуждать события минувшего дня. Мы оба — люди творческие. Поделиться всегда есть чем.
Когда он диссертацию писал — работал в НИИ в должности лаборанта. До этого один год — на металлургическом комбинате. На заводе хорошую зарплату получал, но вот когда лаборантом был… Мне нравилось, что он занимается наукой. Приезжал поздно, в час ночи, последним трамваем. Я тоже поздно из театра приходила. Но никаких сцен ревности! Я прекрасно понимала: это надо для дела.
Женщина должна понимать: карьера мужа — в интересах семьи. А, значит, и для твоего (вместе с ним!) преуспевания.

— Вы — женщина яркая, вы — актриса. Цветы, успех, поклонники… Неужели не возникало за всё это время поводов для ревности?
— Между нами было и есть доверие. Тоже важная в браке вещь. Я вместе с театром каждый год на три месяца уезжала на гастроли. Да, поклонники были. И приглашения на банкеты поступали. Помню, приехали в Архангельск, и после спектакля меня и нашего руководителя пригласили на… танкер. Военные в строю — красивые, в форме. Конечно, романтично, но всё же не более, чем впечатление. Ни при каких обстоятельствах не должна страдать семья! Надо всегда помнить: твой дом — это твой тыл. И беречь его.

И потом, мы всегда старались друг другу помогать определиться в жизни. Даже сегодня при его загруженности он всё время пытается мне помочь. Пусть даже в каких-то мелочах. И я — точно так же — помогаю, чем могу. Хотя бы тем, что не мешаю развиваться, расти. Было время, когда я — в денежном отношении — получала больше, чем он. Но почему-то всегда была уверена, что он добьётся определённых вершин. Не «пилила» его. Наоборот, всегда повторяла: «Только не переставай заниматься наукой!». Не высказывала недовольства, не устраивала истерик, когда приходил поздно домой, потому что знала — муж на будущее работает. На наше с ним будущее. И, действительно, пришёл день, когда мы переступили одну ступеньку. Я стала заслуженной артисткой, он — кандидатом наук. Потом я стала народной артисткой, а он — доктором наук, профессором, ректором. И вот уже двадцатый год мой муж — ректор университета.

— Значит, вы его вдохновляли?
— Может быть. Но он и сам очень увлечённый человек. Всё время стремился к этим самым вершинам. У него постоянно появлялись новые идеи. А я — одобряла, поддерживала. Он ещё мальчиком занимался самообразованием. Библиотеки тогда были опустошенными. Многие вещи просто изъяли. Так вот, отец Германа знакомил его со своими приятелями, имевшими уникальные библиотеки. Среди этих людей имелось немало ссыльных. Некоторые давали книгу на дом, некоторые — нет. И тогда он приходил к ним домой, устраивался где-нибудь в уголочке и — читал. Просидит так часа три, закладкой книгу заложит, поблагодарит и уйдёт. Потом снова приходит… Столь сильна была в нём жажда знаний. Студенты так и звали его — «ходячая энциклопедия».
Мне не нужно было, словом, подгонять его: давай, занимайся. Он сам шёл вперед.

— Всё, о чём вы говорите, — разумный подход к процессу сохранения семьи. А как же любовь?
— Знаете, мне всегда казалось, что меня должны любить… С детства все вокруг восторгались: «Какая прелестная девочка! Какие чёрненькие глазки…» Я выросла в такой атмосфере. И постепенно вошло в привычку, что меня выделяют из других. Поэтому для меня не явилось таким уж откровением его признание в любви. Казалось, это нормально, что меня любят. Такое внутреннее ощущение. Разум, конечно, тоже при этом присутствовал. Может, тебя что-то во взаимоотношениях не устраивает, но ты не должен делать из этого проблему. Не надо конфликтов. Пойми: если хочешь, чтобы тебе было хорошо, сделай и ты хорошо другому. Герман всегда понимал, что сцена — это моя жизнь. Я бы могла, например, сейчас не работать — муж обеспечил бы. Но — не могу бросить театр! Пока дышу, пока хожу, пока головой своей что-то соображаю, — я буду здесь!

Важно быть — в глазах мужа и на самом деле, конечно, — интересным человеком, личностью. Иметь свое дело. А не сидеть при муже и не ныть: я всем ради тебя и семьи пожертвовала, почему ты этого не ценишь? Не надо никаких жертв! Но это только моё суждение, конечно…

Как только у меня родился ребенок, через два месяца я вновь вышла на сцену. На гастроли малыша с собой брала. В одной руке — таз, в другой — младенец — и вперёд! Только не оставлять сцену! Нас так воспитали. Мы, балетные артисты, наверное, наиболее остро чувствуем каждый пропущенный день. Если какое-то время не позанимаешься, приходишь — и ничего уже не можешь, надо всё начинать заново…

Мне кажется, далеко не всегда мужчин устраивают их жены-домохозяйки. Пусть даже они сами когда-то говорили: сиди дома, занимайся детьми, хозяйством… И постепенно муж охладевает к супруге. Наступает день, когда он не видит в ней никого, кроме домработницы, или, в лучшем случае, матери своих детей. Как женщина и личность, как друг, она более его не интересует. Она всегда дома. Её вниманием не надо овладевать, за него не надо бороться. Она — элемент быта. Мой муж знал, что я пребываю там, где много людей, поклонников, мужчин. Понимал, что я могу кем-то увлечься. И это его держало в тонусе. Мужчины ведь по природе своей завоеватели. Мой муж делал так, чтобы мой интерес к нему не остывал.

— На ваш взгляд, каких женщин мужчины любят?
— Некоторых притягивают сильные женщины. Причём, таких, кто расчётливо не показывает своей силы. Она представляется беспомощной, милой, романтичной, холодноватой. Но это не более, чем маска. Такие женщины — хорошие актрисы. В душе-то она — вамп… По-моему, женщине важно быть не элементом быта, а элементом праздника. Всё время — разная, непривычная, необыденная, независимая, профессионал в своём деле… Я уезжала на три месяца, потом мы встречались, — и радовались, подолгу рассказывали друг другу, как жили, что видели. Разлука только укрепляла наши отношения. Герман в первые годы супружества тоже в командировки ездил часто.

— Сейчас на Западе говорят, что прочные браки — те, где супруги часто находятся на расстоянии друг от друга.
— Вот и у нас так же — встречались, расставались. Профессия моя для семьи неудобная. Я не сидела, как Пенелопа, и не ждала, подогревая обед. Заслуга Германа в том, что он принимал меня такой, какая я есть.

— Вы хорошо готовите?
— Нет! (смеётся). Я — инкубаторская. С восьми лет воспитывалась в интернате при хореографическом училище. На полном государственном обеспечении. Приготовлением фирменных блюд не блещу. Могу, правда, приготовить вкусный пирог с мясом из бездрожжевого теста. С то-оненькой такой корочкой. Мне, видите ли, переедать нельзя — за фигурой всю жизнь слежу. Поэтому готовкой особенно не увлекалась никогда. В хозяйстве нам помогала моя свекровь, мать Германа. Пока жива была…

…Может быть, мне просто попался такой человек, который любил, понимал меня? Он иногда подшучивает надо мной: «Ты бы в Питере, небось, уже в пятый раз замуж вышла!». А с ним рядом потребности к смене партнёра я не испытывала. Мы предоставляли друг другу частное пространство. Я могу, к примеру, изображать на сцене любовь, но это не значит, что между мной и партнёром и в жизни подобное происходит. Герман это прекрасно понимал и никогда не устраивал сцен ревности. Знал, на что шёл, когда женился на артистке.

— У вас есть семейные праздники, традиции?
— Раньше существовала традиция — среди всех наших друзей — праздновать Новый год именно у нас дома. Когда-то у нас у единственных имелась своя квартира, остальные же не имели ещё отдельных жилищ. Обычно в новогодний вечер я допоздна пропадала в театре. Представление заканчивалось примерно в половине 12-го ночи. Чуть сотру грим, и — домой. Герман встречает, мы мчимся к троллейбусу. Там же настигает бой часов. В начале первого приезжаем — дома уже полно друзей. И — веселье продолжается! Но теперь с праздниками сложнее. Устаём, не хватает времени. Да и традиции сейчас другие, темп жизни иной.

— Галина Михайловна, я задам вам, возможно, сложный вопрос. Если не хотите, можете не отвечать. У вас был сын…
— Да, он погиб. После этого я начала внимательнее наблюдать за обстоятельствами жизни. И поняла — Бог нам что-то даёт, но что-то непременно забирает. Почитайте биографии великих людей. Природа их щедро наделила талантом, славой. Всеобщая любовь, деньги… Но обязательно в чём-то есть изъян, чаще всего — в личной жизни. А обычные люди проживают свою жизнь ровно. У них трудности иного порядка.

— Хобби, увлечения есть у вас, помимо театра?
— Очень люблю живопись, скульптуру. Ещё со времён Ленинграда. Люблю хорошую музыку. Классическую — Чайковский, Прокофьев, Шостакович… Но и лёгкую музыку тоже. Отдыхать помогает после работы. Если спектакль с очень хорошей музыкой, то для меня это просто праздник. Я могу даже плакать от музыки. От горя умею не плакать, а от музыки порой плачу…
Вы спрашивали — верю ли я во что-нибудь… Я верю в силу искусства! Только нынче сожалею о том, что слишком часто искусство развивается на потребу публике. Тогда страдает уровень профессионализма. И это неизбежно. Посмотрите, что происходит в шоу-бизнесе. «Балет толстых» видели? Это же невозможно! В петербургский балет, кстати говоря, коммерциализация до сих пор не проникла. Там продолжают сохранять чистоту и «лицо» академического танца. Эти традиции из поколения в поколение передаются, что очень ценно. Верю, так будет ещё долго.

Pin It on Pinterest

Share This