Если представителям сегодняшнего поколения челябинцев задать вопрос о главном культурном символе города, они как минимум задумаются. В 70-е на вопросы такого рода отвечали сразу. Визитной карточкой Челябинска мог быть только ансамбль «Ариэль». Музыкантов знали по имени и в лицо, наизусть помнили их песни, в них были влюблены все девчонки Челябинска и Челябинской области. Талантливые, яркие, напрочь лишенные эстрадной пошлости, они прекрасно дополняли друг друга не только внутренне, но и внешне: вальяжный Гуров, утонченный Гепп, артистичный Каплун …
«Ариэль» – уникальное явление на культурном небосклоне Челябинска. Уникальное, по степени популярности, высот которой музыканты достигли без «фабрик», спонсоров и пиара, тогда и слов-то таких не знали. Уникальное, по масштабу таланта и по количеству лет, прожитых на сцене: невероятно, но в апреле этого года легендарная группа отметила 40-летие творческой деятельности. Несмотря на солидный возраст, она по-прежнему востребована, ее помнят и любят зрители, без ее звездных хитов «В краю магнолий», «На острове Буяне» и других любой местной тусовке словно бы чего-то не хватает.
Чего – мифа, которым был и остается «Ариэль»? Отблеска его славы? Так и не разгаданной загадки его феноменального успеха?..
Наша встреча с Львом Гуровым, Ростиславом Геппом и Борисом Каплуном состоялась накануне 40-летия «Ариэля» в бизнес-доме «Спиридонов», где один из музыкантов снимает офис.
– Как вы ощущаете свой возраст?
Р. Гепп: Голос стал более сиплым. Сказывается, что много работали на износ, не особо за собой ухаживали, потому что не считали себя профессионалами.
Б. Каплун: Просто жили, работали, пели и продолжаем петь, как Господь дал. Иногда срываем свои голоса, иногда что-нибудь неправильно споем. Но от этого наше пение не становится менее искренним. В отличие от тех профессионалов, у которых все просчитано и выверено. А мы всякий раз выходим на сцену, не зная точно, что у нас из этого получится.
– А когда первый раз выходили на сцену, помните?
Р. Гепп: Я приехал в Челябинск в 1968 году, а Лева (указывает на Гурова) еще с двумя Львами – Фидельманом и Ратнером – уже играли в «Ариэле».
Л. Гуров: Через ансамбль прошло довольно много людей, но с 1967 года состав устоялся, и мы так работали вплоть до 1970 года, когда к «Ариэлю» присоединился ансамбль «Аллегро».
Р. Гепп: Они услышали высоченный тенор Каплуна и позвали Борьку, а он – Ярушина. И стали работать все вместе.
– На танцах, в ресторанах?
Л. Гуров: На танцах в клубе «Дзержинец». В ресторанах меньше: там были свои коллективы, и со стороны туда непросто было попасть. Да и репертуар в ресторанах совсем другой. А мы играли западную музыку, подражали битлам, знали каждую их песню. Постепенно стали исполнять свое: «Принцесса», «Лаура», «Скажи, ты счастлив?..» А началось все с мединститута, в котором я тогда учился. При областной больнице был эстрадный оркестр, а солировал в нем мой отец, известный челябинский доктор Борис Георгиевич Гуров. Он приводил меня на репетиции, где я познакомился с джазовыми музыкантами Олегом Тергалинским и Стасом Бережновым. Они и стали меня учить, один на контрабасе, другой на фортепьяно, потом на гитаре.
Р. Гепп: Тергалинский и Бережнов воспитали на своем примере целое поколение музыкантов. Они им привили вкус, объяснили: вот это совдеп, а это – джаз, вот так надо играть синкопу. Хотя сами не были ни вокалистами, ни выдающимися инструменталистами. Они были просто интересными людьми и настоящими педагогами, если конечно, судить по сути, а не по наличию диплома. И потом, они были энтузиастами, почти фанатами, они переписывали на свои магнитофоны с «Голоса Америки» музыку Эллингтона, Льюиса, Каунта Бейси, а потом перекладывали сложнейшие партитуры на ноты. Это на Западе можно было все купить, достать ноты, пластинки, а у нас все снималось с магнитофона, причем не лучшего качества. У них потом уши распухали, потому что они записывали все это через помехи и глушилки.
Б. Каплун: Можно сказать, что мы пели песни на английском языке русскими буквами.
Р. Гепп: Потом музыка пошла дальше, появился рок, хард-рок, арт-рок, великие Deep Purple, Led Zeppelin, Chicago, Emerson, а Тергалинский и Бережнов остались в джазе. Это было как родина, которую не меняют. Шел 1967 или 1969 год.
– А когда состоялся первый настоящий концерт?
Л. Гуров: В начале 70-х нас пригласили выступить в ЧПИ. К этому имели отношение Семен Мительман и Марк Лейвиков, которые там учились. Студенты встретили нас с таким восторгом, что во время концерта сломали мебель и вынесли двери. Аналогичную картину мы потом видели только в Одессе во время выступления на Дерибасовской. Зрители повалили огромные чугунные ворота и подожгли какие-то бумаги, которые эффектно запылали в ночи.
– Как вы их так смогли завести?
Л. Гуров: Тогда молодежи достаточно было увидеть гитару, чтобы встать на дыбы.
Б. Каплун: Первый серьезный успех был в 1971 году на фестивале «Серебряные струны» в Нижнем Новгороде. Фестиваль, хоть и был организован местным комсомолом, носил полуподпольный характер, тогда не было другого способа собрать хороших исполнителей. Рядом с нами выступал тогда еще мало кому известный за пределами МКАД Александр Градский со своим ансамблем «Скоморохи», «Пурпурные сердца» из Питера, которых тоже знали только в их родном городе. Нас тогда тоже знали исключительно на Южном Урале, и фестиваль в Горьком стал первой вехой на пути к преодолению региональной ограниченности. В начале 90-х «Ариэль» уже пользовался бешеной популярностью. Наши песни крутили во Владивостоке, Находке, в Москве…
Б. Каплун: Думаю, причина была в том, что мы были ни на кого не похожи, по-другому смотрелись на сцене, по-другому играли, а главное, были искренними. И потом, в отличие от большинства советских попсовых групп наша музыка была сложной, многоступенчатой. Послушайте «Отдавали молоду» – это совершенно развернутая музыкальная композиция. Именно поэтому народ к нам потянулся. Нас услышал Никита Богословский, и это само по себе было чудом: в Москве среди огромного количества звуков, шумов, тембров услышать наши песни. А, услышав, Богословский стал всем говорить, что вот, мол, есть такие замечательные ребята с Урала…
Р. Гепп: С Никитой Владимировичем мы подружились, не раз бывали у него в гостях и искренне полюбили этого талантливого, замечательно остроумного человека с непростой судьбой. Он рассказал, как узнал о нашем ансамбле. Как-то ему позвонил Леонид Утесов, с которым они вместе жили в доме на Котельнической набережной, и сказал, что его ребята-оркестранты принесли ему пленку с песнями каких-то парней с Урала. Богословский послушал и сказал, что это есть явление. С этого все и началось. Он написал для нас несколько прекрасных песен, статью в «Литературной газете», которая впоследствии не раз очень нам помогала, мы были на его 85-летии. А с Леонидом Осиповичем только встречались, такой дружбы, как с Богословским, у нас не возникло.
– У вас были и другие встречи с небожителями российской эстрады: Алла Пугачева, Лайма Вайкуле, Раймонд Паулс…
Р. Гепп: У нас с Аллой Борисовной очень теплые отношения. Конечно, нельзя сказать, что мы закадычные друзья, но когда встречаемся, нам есть о чем поговорить, есть что вспомнить. Несколько раз она приезжала в Челябинск, и бывало такое, что мы… нет, не загуливали, но неформальное общение за рюмкой чая имело место. Пугачева не небожительница, а нормальная земная женщина. Так получилось, что судьба ее вознесла на такие высоты, что ей и равных-то нет, и она сама этим тяготится.
Л. Гуров: Пугачева хорошо знает, с кем как себя вести. Во всяком случае, с нами она совсем не звездная.
– А вам всегда было просто с вашей популярностью?
Р. Гепп: Да нас звездная болезнь как-то не коснулась.
– Скромничаете. В вас же все девчонки были влюблены, жены, наверное, ревновали…
Б. Каплун: Популярность действительно была огромная, но своим женам мы никогда не давали повода для ревности, и вообще, по моему убеждению, прожили достойную жизнь. Хотя слухи о наших похождениях ходили самые невероятные. Мы потом узнавали, какие мы на самом деле. Но у каждого из нас по одной семье, по одной жене. Ни один не развелся. Мы все ценим домашний уют, храним верность близким, очень любим животных, кстати, все собачники. У меня скотч-терьер, у Стаса керри-блю терьер, а у Левы стаффордшир.
– Вас приглашали в Москву. Не жалеете о том, что не уехали?
Б. Каплун: Такие приглашения периодически звучали и, думаю, если бы мы приняли их, то не потерялись бы в столице. Несмотря на то, что артистам из глубинки, особенно начинающим, приходится непросто: надо везти в Москву аппаратуру, где-то жить, пробиваться, ходить по властным коридорам. Не у всех есть на это силы и возможности. Хотя должен сказать, что сейчас периферия начинает просыпаться от спячки 90-х.
– Ну да, у регионов появились деньги…
Б. Каплун: Но если бы только они тратились на душу! Сегодня в Челябинской области очень много строится спортивных объектов, и это здорово. Но почему мы развиваем только мускулы? Что построено за последние годы для культуры? Так уж ли нужен нам дорогостоящий конно-спортивный комплекс? У «Ариэля», который вот уже 40 лет играет для челябинцев, до сих пор нет места для репетиций.
– Как появляются новые песни?
Л. Гуров: Я читал интервью с Карелом Готтом, в котором он говорит, что сколько бы ни делал новых программ, публика требует от него старых песен.
Б. Каплун: Примерно то же с «Ариэлем»: никто не хочет слушать новые песни, и я даже допускаю, что мы и не должны их петь. Люди ждут от нас той, знакомой им музыки, которая погружала бы их во времена их молодости. Да, мы готовим новые диски, и зрители их неплохо воспринимают, но все равно заканчивается тем, что они просят исполнить старые. Зная это, мы в любой новый концерт обязательно включаем старые песни – «На острове Буяне», «Старую пластинку», русские народные песни.
– Вы бывали в фольклорных экспедициях?
Р. Гепп: Нет, мы не берем замысловатых фольклорных песен. Только те, что у всех на слуху, которые все знают, поют в застолье.
Б. Каплун: Наше увлечение народной песней пережило два периода, и оба связаны с Валерием Ярушиным. Благодаря ему, в нашем репертуаре появились «Ой, мороз, мороз», «Отдавали молоду», «Я на камушке сижу» и другие. Когда Ярушин ушел, Ростислав Гепп написал, с учетом изменившихся условий, несколько новых интересных композиций. Кстати сказать, мы давно просили Валеру: давай сделаем что-то с новым звучанием. По иронии судьбы это свершилось после ухода Валерия. Одна из таких композиций «Черный ворон» без электрогитар оказалась особенно удачной, ее тепло принимали в Германии.
– Как вообще встречают русскую песню на Западе?
Р. Гепп: Прекрасно встречают, хотя мы поем не для эмигрантов, а для коренного населения, не знающего русского языка. Причем, им интересна именно народная музыка. Мы пробовали играть «В краю магнолий» и другие современные хиты, они не имели такого успеха. Я думаю, немцы очень восприимчивы к творческому усвоению нового. Народная музыка для них – то новое, чего они ищут и не часто встречают в своей повседневной жизни.
Б. Каплун: Человек, который привез нас в Германию и помог записать пластинку, любил песню «Матушка» – по-русски пронзительную, с всхлипывающими интонациями – и просил нас ее исполнять на всех раутах и приемах. Последний раз нас пригласили в небольшой ресторанчик для прощального ужина, и я был уверен, что наш немецкий друг уже подустал от этой песни. Но он оказался настолько постоянен в своих музыкальных пристрастиях, что вновь попросил нас ее исполнить. Похоже, он уже не представлял себе без нее ни одного нашего выступления!
– Наверное, эта песня понравилась ему сентиментальностью, которая так характерна для немцев.
Р. Гепп: Дело в общей культуре. Они не принимают в штыки песню, даже если не понимают, о чем она. Тем более, если речь о русской народной песне, у которой очень выразительный музыкальный язык. Ни у одного народа такого нет.
Б. Каплун: Это касается и русской симфонической классики. Это очень выразительная и в то же время труднодоступная для исполнения музыка. Об этом, например, говорил великий Герберт Фон Кароян. Возьмите 1-ю, 5-ю, 6-ю симфонии Чайковского – это чрезвычайно сложные вещи, широкая мелодика, с помощью которой передан русский характер. Иностранцы ценят нашу музыку за ее непохожесть.
– Вы являетесь почетными гражданами американского города Литтл-Рок. Что это вам дает?
Р. Гепп: Право быть бесплатно похороненным в земле Литтл-Рока, первоочередность в получении грин-карты, если мы надумаем переехать в Штаты на ПМЖ, а самое, по мнению американцев, главное – право посещать любой закрытый клуб. Это для них по-настоящему круто! Документы о почетном гражданстве были подписаны Клинтоном, который был тогда губернатором штата Арканзас. Сам он, правда, в это время находился в предвыборной поездке, но процедура вручения происходила в его кабинете с участием мэра города и других важных персон. Литтл-Рок – красивый город, а Арканзас – самый чистый штат в Америке. Правда, иногда там бушуют ураганы…
– Почему именно Литтл-Рок предоставил вам такое право?
Р. Гепп: Мы были участниками музыкального фестиваля «Осень в Арканзасе», хотя не знаю, почему «осень», фестиваль всегда проходит в августе. Это значительное событие в музыкальной жизни Америки, его участниками вместе с нами были Брен Марсалес, Ринго Старр, Вилли Нельсон. Видимо, наше выступление тоже было запоминающимся.
– В 2000 году Челябинская гордума приняла решение о присвоении одной из улиц Челябинска имени Джона Леннона. Что это за история?
Р. Гепп: Пиар чистой воды. Валере Ярушину захотелось чего-то этакого, а тут предвыборная кампания Вячеслава Михайловича Тарасова, известного своей любовью к русской гармони и джазу одновременно. Видимо, он захотел еще зацепить и битломанов. И городская Дума не стала ему в этом перечить. Хотя, казалось бы, при чем тут Челябинск? С одной стороны Соня Кривая, с другой Джон Леннон…
Б. Каплун: Мумба-Юмба – тоже хорошее название для улицы. Мумба-Юмба, 11, по-моему, звучит…
Р. Гепп: Улица имени Нельсона Манделы – тоже неплохо.
Б. Каплун: С тех пор Валера Ярушин стал носить шляпу, длинные волосы и круглые очки, как у Леннона, съездил в Ливерпуль на фестиваль биттломании, словом, направил энергию в другое русло. Разговоры о переименовании улицы в Челябинске прекратились.
– Вы много работаете в жюри различных конкурсов, от региональных до международных. Народ у нас не стал менее талантливым?
Л. Гуров: Талантов не стало меньше, но им негде себя выразить, негде выступать. Меньше стало кружков, самодеятельных коллективов, везде надо платить.
Б. Каплун: Вместо того чтобы искать самобытные таланты, «Фабрики звезд» и другие телепроекты тиражируют клонов. В наше время поощряли творческую непохожесть, а сегодня говорят: это неформат. И мало кто задумывается о том, что неформатный человек намного интереснее того, кто стиснут рамками стандарта.
– Недавно я нашла в Интернете организацию с таким же названием, как у вас…
Р. Гепп: В Москве была фирма «Ариэль», торгующая металлом. Но мы не пересекались, поэтому этот факт нас мало беспокоил. Когда же под именем «Ариэля» стал выступать Валерий Ярушин, мы стали защищать свои интересы в суде, зарегистрировали свой товарный знак. Судебные разбирательства пока не закончены.
– Вы писали музыку к двум кинофильмам. Как это происходило?
Л. Гуров: Не совсем так. Нас просто попросили исполнить музыку композитора Зацепина в фильмах «Между небом и землей» и «Центровой из Поднебесья». В первом фильме вместе с нами песню исполняли Ободзинский, Пугачева, еще не спевшая своего «Арлекино» и не столь известная. Но принимали ее очень хорошо.
– У Пугачевой все началась с «Арлекино», а у вас какая песня стала счастливой?
Л. Гуров: В 1974 году с песней «Отдавали молоду» мы стали лауреатами Y Всесоюзного конкурса артистов эстрады в Москве. Это был большой успех. После него к каждому из нас подходили люди и предлагали перейти в другой ансамбль. Сейчас понимаем, что нас могли просто растащить. Но мы держались вместе, и нас это спасло.
Р. Гепп: Это было время подъема. Хотелось творческих свершений, побед, интересного репертуара… Наконец, мы начали зарабатывать деньги, и нельзя сказать, что у нас это не получилось.
Б. Каплун: Пошли семьи, дети. А сейчас уже подрастают внуки. У Левы их уже двое. У меня тоже скоро родится второй, вернее вторая. Я уже рисуночек видел: ручкой вот так делает, как будто приветствует: мол, привет, дед!
– Зрелость – время переоценок. Сохранились ли ваши прежние кумиры и должны ли они вообще быть у взрослых артистов?
Р. Гепп: (Задумывается) В свое время нам нравился Владимир Мулявин, но мы никогда не считали его кумиром.
Л. Гуров: Кумиры должны быть у девушек, у публики.
Р. Гепп: Восприятие с годами меняется, но если говорить о кумирах, то, наверное, все-таки The Beatles. Это вершины, которые остались вершинами.
Б. Каплун: Помню, как в свое время Стас фанател от Chicago. А для меня ничего не изменилось со времен Beatles. Я готов вечно слушать их музыку. Там ничего нет левой рукой за правое ухо, все просто, красиво, глубоко – в общем, впечатано в сознание на всю жизнь. Я до сих пор не могу понять, как им удавалось петь так просто?
– Как вы сохраняете такую прекрасную физическую форму?
Р. Гепп: Это мы еще пластические операции не делали!..
Л. Гуров: Сцена держит. На концерте выкладываешься, отдаешь эмоции, энергию, но и взамен получаешь колоссальную подпитку. Это и держит на плаву, не дает стареть.
