Кто-то мучительно ищет свою судьбу, ошибаясь, выбирая верную дорогу. А кого-то призвание находит само. И по прошествии многих лет человек даже не сомневается, что это был единственно правильный путь. Так произошло и с Юрием Сепетёровым, директором 59-й школы, который в декабре прошлого года отметил двадцатилетие своего директорства.
– …В школу я не очень любил ходить, даже, наверно, терпеть не мог. Я же учился в советской школе, тогда не было такой демократии, как сейчас. А я был высоковатый, полноватый, и от меня требовали ношения формы. Вроде бы мелочь, а… неудобно. Полное отрицание личного мнения! Да и эта «коллективщина»… Я это не любил. Хотя и крайний индивидуализм не приемлю. В жизни нужна золотая середина, а найти её очень трудно. И, наверное, школа – как раз поиск такой середины…
– И все-таки – 20 лет в школе. Трудно было начинать?
– Трудно было всегда, только трудности со временем менялись. Боевое крещение прошел сразу. Свой первый Новый год в качестве директора я встретил, сидя на трубах, в школе прорвало канализацию. Потом были сложные и не всегда удачные попытки совмещать преподавание и директорские функции. Ведь директор – это горшки, краска, мебель…Хозяйственник. Особенно в последнее время, когда школа не живет, а выживает.
– Большое хозяйство?
– Самое главное, что у нас сейчас есть возможность вести детей, начиная с детского сада. Вместе с дошколятами у нас 1200 детей, около 150 педагогов, три здания. А вообще у меня мечта – создать школьный округ в нашем районе. Как университетский округ в Новосибирске. Чтобы в него входили и оздоровительные учреждения, и спортивные комплексы, и, возможно, лицеи, колледжи. Это очень важно для нашего района, и все жители его это понимают. Ведь если ребенок занят, если у него есть возможность развиваться, значит, будет меньше возможностей пойти не по той дороге. Дети воспитываются в деятельности. А на краю города им заняться нечем.
– А давно вы не преподаете?
– Около пяти лет. Я не могу мучить детей. Во-первых, я не успеваю подготовиться к уроку, а во-вторых, не смогу его нормально провести – меня обязательно вызовут. И был еще такой момент – мое идеологическое «созревание» пришлось как раз на переломный момент, когда менялась идеология и переписывалась история. Сложно оказалось принять то новое, что принесли перемены. Сначала я пытался просто уйти от истории и преподавать литературу. Но… тоже не очень получилось из-за административной работы.
– За 20 лет в школе, наверно, очень много любимых учеников. Кем-то особенно гордитесь?
– Горжусь всеми. Ведь самое главное не то, что они стали знаменитыми и что их на улице узнают, а то, что они людьми стали хорошими. И некоторые уже приводят своих детей. Мы в сентябре праздновали 20-летие школы, и было очень трогательно, когда наши бывшие ученики со своими детьми подходили, радовались встрече, здоровались… Ради такого, пожалуй, и живет учитель. А ради чего еще?
– Как вы считаете, престиж профессии учителя можно вернуть?
– А я не считаю, что он утрачен. Это просто видимость, что в школе работать не престижно и не почетно. На самом деле все осталось, и такие встречи это подтверждают. А то, что сейчас творится вокруг школы – это все…разговоры. Взять, к примеру, ЕГЭ. Ну, уж только ленивый не кинул в него камень, мол, «типовые вопросы», «можно сдать просто на автомате». Начинают придумывать вопросы, вроде такого – «какой половой ориентации был Чингисхан?» Да нет такого вопроса, не было и не будет! Это все попытки дискредитации.
– То есть вы за ЕГЭ?
– Конечно же, ведь это же, как бы там ни было, расширение возможностей ребенка! Ведь ему же проще устроить свое будущее, да и стрессовых ситуаций меньше. Я – за, потому что я – за детей, а не за тех людей, которые, возможно, получали большую мзду от прежней системы приема экзаменов, системы подтасовки результатов и переписывания заданий. Эта система себя изжила.
– А новая?
– А новую мы должны совершенствовать. Покажите, что у нас не требует совершенствования? Это просто сейчас мода такая – критиковать ЕГЭ. Ничего, мода переменчива. И злопыхательство пройдет, как говорится, «собака лает – караван идет».
– А «новую» историю принимаете? Как вы, как историк, относитесь к так называемым «предателям родины от истории» – Суворову, Бушкову?
– Думаю, это детям нельзя преподносить. Это антипатриотично. Да, человек высказал свою точку зрения, и он имел право копать там, где светлее. Но это не те авторы, чтобы воспитать человека, гражданина. Я люблю Костомарова, Ключевского. Я вообще традиционен.
– Изменилась ли молодежь?
– Молодежь – она разная. И хорошая, и непонятная. Молодежную культуру не всегда понимаю. Особенно все эти телевизионные шоу с откровенной похабщиной и нецензурщиной. Но самое грустное, что не читают сейчас.
– Совсем?
– Совсем. Или крайне мало. И еще хуже – придуманное воспринимают как исторический факт. Много разговоров было о фильме «Код да Винчи». Дети не поняли, что это только мнение художника, нет, для них это уже история. Не читают, это грустно.
Но есть дети увлеченные. Ученик нашей школы, например, Коля Антипин еще в школе занимался памятниками русско-японской войны, расположенными на территории Челябинской области. Для меня вообще было открытием, что такие памятники есть, а он проехал по области, все сфотографировал. Редкий умница, сейчас так же увлеченно учится в ЧелГУ. Хотелось бы, чтобы таких детей было больше. Не гениев, а увлеченных. У нас все-таки обычная школа, на самом краю города, как я говорю – там, где заканчивается асфальт. Никакого селекционного отбора, хоть и под эгидой ЮНЕСКО.
– Школа ЮНЕСКО – это к чему-то обязывает?
– Конечно, с одной стороны, мы стараемся соответствовать, хотя совершенно не гонимся за местом в рейтинге городских школ. Мы действуем как врачи, по принципу «не навреди». Стараемся дать ребенку возможность самому сделать выбор. А дети очень разные. Есть и активные, стремящиеся, а есть – из сложных семей.
– А сама система преподавания изменилась?
– Надо сказать, стало больше свободы. Раньше как преподавали? Все было заштамповано. Дети знали, что от них хотят услышать, и, отвечая в этих рамках, можно было получить высокую оценку. Почему раньше не любили литературу? Потому что все было решено заранее. Сказано в учебнике, что «Катерина – луч света в темном царстве» – и прекрасно, разве станешь спорить с Добролюбовым? Да ни за что! Зато педагогам было легко – и оценивать, и отвечать на вопросы. Сейчас все значительно сложнее, но ведь чем сложнее вещь, тем она интереснее. Педагог должен быть очень продвинутым, очень много работать, чтобы суметь грамотно и аккуратно ответить на любой вопрос ребенка. Особенно это важно в гуманитарных предметах, литературе, обществознании. Вопросы ставятся самые неординарные. Но у нас сильная секция преподавателей гуманитарных предметов. Справляемся!
Несколько раз наши ребята побеждали во всероссийских конкурсах по истории, в архиве городском очень много работаем. Но самым важным нашим делом, пожалуй, было участие в работе по восстановлению Северо-Восточного кладбища, где похоронены первостроители ЧТЗ, умершие в госпиталях Челябинска солдаты, военнопленные немцы и трудармейцы. Мы даже выступали за создание там мемориального парка, но нужны большие вложения. Администрация района по инициативе учащихся построила только небольшую часовенку. Мы, конечно, участвуем во всех субботниках, но площадь очень большая. Плод труда наших детей – это отдельное издание, посвященное этому кладбищу.
– Вы еще и книги издаете?
– Конечно, у нас даже есть отдельный сборник ребячьих трудов, которые побеждали на всероссийских конкурсах. Это гордость школы, что уж тут скромничать!
– Ученики часто огорчают?
– Чем? Шалостями? Шалостей много, но они не огорчают. Это нормально для детей. Огорчает тот факт, что ребенка в школе очень сложно вытащить из созданной им самим скорлупы. Искренность, открытость крайне редки, и это очень огорчает.
Вы знаете, я где-то прочитал, что современная молодежь не умеет дружить. Мгновенный переход от знакомства к интимной близости – и все, человек не интересен. Хотя, если быть честным, это было и во время моей молодости, но не так повсеместно.
– А что главное в Вашей жизни?
– Мне кажется, что главное для меня – любовь к женщине. Ведь если этого нет, жизнь почти теряет смысл. Я поздно женился, но после свадьбы моя жизнь изменилась, и я четко разделяю её на «до» и «после». В моей жизни есть женщина, которая меня буквально раскрыла.
– А говорят – жена сильна мужем…
– Говорят. Но для меня роль женщины важнее. Я это по-своему понимаю – отношения и ценность их. И каждый понимает это по-своему. Так и должно быть. Главное, чтобы тот человек, что рядом, чувствовал так же, как ты. Это настолько индивидуально, что даже говорить об этом сложно. Иногда я боюсь сглазить! На дне рождения жены нужно было сказать ей что-то поздравительное. И я сказал: «Вот сейчас счастье село мне на темечко, а через секунду вспорхнет и улетит. И я очень боюсь его вспугнуть. Я всем доволен, меня все устраивает!» Но Ксюша немного расстроилась. Она чуть другого ждала. Но я не могу так напоказ, для всех. Так хрупко все. Вдруг еще кто-то позавидует.
– Счастливых людей все равно видно издалека.
– К сожалению, мы не так счастливы, как хотелось бы. У нас нет главного – детей. Но роптать – мне кажется, зряшное дело.
– А есть еще темы, которые вам сложно обсуждать?
– Да, про религию не могу при всех. Самое удивительное, что я рос в семье, где мама была верующей, а папа – истовым коммунистом. Но это совершенно не мешало им отлично понимать и уважать точку зрения другого. Убеждения – дело каждого. Вот это семейная гармония! А для себя я так и не решил…
– Но детей-то в вашей жизни много…
– И, слава Богу! И в школе, и в ВУЗе. И «внуки» не оставляют в покое, что самое радостное. Интересные ребятишки растут. Ведь когда говорят, что счастье в детях – это ведь не пустые слова. Это и процесс становления, и продолжение тебя. Ты каждый день видишь, как он становится чуть взрослее, узнает чуть больше, пытаешься угадать, каким вырастет.
– А зависит ли это от родителей?
– Безусловно. В первую и единственную очередь! Когда говорят, что воспитывать должна школа, мне это кажется в корне неправильным. Мы можем лишь помочь ребенку раскрыться, а понять его, развить и направить – это первоочередная задача родителей. И та увлеченность, о которой мы говорили, – это тоже дело рук родителей.
– А как же роль педагогики?
– Пусть меня закидают камнями мои коллеги, но я считаю, что педагогика – не наука.
– ???
– А вот так. Сформулируйте мне хоть один неоспоримый закон педагогики. Не можете? И никто не сможет, а наука предполагает наличие законов. Мне очень нравится эпизод в «Педагогической поэме» Макаренко. Ребенок провинился, его оставили в пустом кабинете, по истечении срока наказания он понял и прочувствовал свою вину. Из этого Макаренко делает вывод, что воспитание состоялось.
А теперь попробуем этот факт принять как закон. Взяли мы хулигана, поставили в угол, а он, вместо того, чтобы плакать, стоит и смеется. Где здесь воспитание? Нет его. И законов нет. Потому что все дети не просто разные, а – уникальные.
И как может школа полноценно развивать несколько тысяч детей, совершенно не похожих друг на друга? Если педагогу удается увлечь чем-то целый класс, то это не результат научного труда, не реализация закона, а искусство. И педагогика для меня – искусство, творчество.
А вот работа родителей – более прогнозируемая и более точная. С них и спрос основной.
– А вы с детьми в школе сейчас общаетесь?
– К сожалению, практически нет. Совещания, встречи, переговоры – все для того, чтобы обеспечить огромный школьный организм всем необходимым. А прибежать и похвастаться тем умным, что ты сегодня прочитал… Ну, я считаю просто непорядочным по отношению к детям. Они ведь ждут откровенного разговора, а не того, что ты им затравку кинешь, себя покажешь.
Я однажды был на творческой встрече Сергея Образцова, так он сказал, что все певцы делятся на две половины. Первая – те, которые себя показывают через песню, а вторая – которые песню показывают через себя. Я не хочу быть в числе первых.
– Я знаю, что вы много путешествуете.
– Я люблю путешествовать. Мы с женой долго выбираем страну, готовимся, покупаем путеводители, чтобы быть готовыми воспринять культуру и страну. Ксюша говорит, что я скоро сам смогу гидом в любой стране работать.
Этим летом мы были с женой на острове Хайнань, в Южном Китае. Красота райская. И все другое, совершенно. И язык абсолютно непонятен, и люди маленькие, смешные такие. На меня смотрели как на великана!!! А запомнился один момент. В центре медицины Дао я вызвался добровольцем для демонстрации нетрадиционных методов лечения. Налили мне на ногу какое-то средство из яда змеи, а оно дымиться начало! Жена закричала: «Тебе больно?» А мне так хорошо, и боль отступила. Нам потом рассказали, что у этого средства уникальные проникающие способности, а энергия, выделяющаяся при проникновении, и создает этот дым.
Огромное впечатление произвела Италия, особенно, папские музеи. Там все пропитано духом католицизма, и в каждом камне есть ощущение того, что ты находишься в центре одной из влиятельнейших мировых религий…
На Кавказе самое сильное впечатление – канатная дорога. Высота страшенная. Ночь не спал. Но преодолел страх, посмотрел на мир с высоты Эльбруса. Сам себя уважать начал.
Были в Чехии, Израиле, Финляндии, Франции. А сейчас очень хочу поехать в Австрию, на альпийские луга. Хочу сходить на концерт в Вене, желательно в Золотой зал. Это ведь по-настоящему знаковое событие для любого культурного человека. И в самом деле, почему мы в Москву летаем на спектакли, а в Вену на концерт – для многих дико звучит? Это же совершенно естественно. Посмотреть на венских дирижеров, сравнить с нашими. Другая школа дирижирования, это так интересно. А альпийские луга меня действительно манят. Очень хочу посмотреть – что же это такое. Какие австрийцы, какой на вкус австрийский сыр. Вот, уже путеводитель купил.
Из каждой поездки я привожу куклу в национальном костюме. И знакомых своих невольно привлек: мне теперь отовсюду везут этих красавиц. Конечно, мне как историку, более интересны точные копии костюмов, типажи лиц. Но я не строгий коллекционер, у меня огромное количество вещей, которые в коллекцию включить нельзя, но они настолько красивы и интересны, что не удержался, купил! Вообще, стараюсь окружать себя интересными вещами, красивыми, доставляющими именно эстетическое наслаждение. Китайский фарфор, например. Я не собираюсь с него есть, мне просто нравится смотреть на рисунок, на лучи света, проникающие сквозь него.
– Строите ли вы планы на будущее?
– Планы на будущее? У меня есть заветная мечта: я всегда хотел, чтобы в Челябинске было полноценное кадетское училище. Не отдельные классы в лицеях, я их, если честно, ряжеными считаю, а не кадетами. Нет. Хочется, чтобы было отдельное полузакрытое или закрытое учебное заведение. И принимать в него беспризорных ребятишек, которые стали бы не преступниками, а настоящими офицерами, патриотами. Это не панацея, нет, но один из вариантов решения проблемы. Ведь можно использовать опыт Кронштадта, создать четкую направленность на военно-патриотическое воспитание подрастающего поколения и воспитать настоящих мужчин, которых сейчас так не хватает, с военной выправкой, с понятиями о чести и совести. Вот такого молодого человека я вижу, а не согнутого, с бутылкой пива, в грязном спортивном костюме. Вот такие у меня мечты!
