Виктор Кузенков — мужчина в самом расцвете сил! 44 года, генерал, руководитель областного управления одной из самых востребованных временем спецслужб. Первого июля Госнаркоконтролю исполнилось два года. Чем не повод для встречи?
Выработка характера
— Я родился на станции Булаево, что в Северо-Казахстанской области. Туда после Октябрьской революции из голодающей смоленщины переехал мой дед по отцовской линии вместе с бабушкой — донской казачкой. Отец был у деда младшим из десяти детей. Затем переехали в Целиноград, который теперь называется Астаной. Отец работал на автотранспортном предприятии, а затем, получив в сорок лет высшее образование, пошёл в энергетику. Мама — геодезист. Нормальная рабочая семья.
Целиноград в 70-е был городом своеобразным. Небольшой, размером где-то с наш Миасс. Основная часть населения — целинники и их дети, контингент интернациональный и, в целом, дружный. Конечно, были дворовые компании, были и драки «стенка на стенку».
— Я ведь как в боксе оказался? Родители получили жильё в новом районе, в первой в этих местах пятиэтажке. Понятно, что парни из соседнего колхозного посёлка относились к новоселам «своеобразно»: встретят толпой, деньги отберут, нос расквасят. Ходил я так, ходил с разбитым носом, и вскоре решил, что надо защищаться самому.
А мама довольно долго даже не знала об этом. Она мечтала, чтобы я рос музыкальным мальчиком, и отдала меня учиться играть на баяне. Вот, беря с собой баян, я и шёл в боксёрский зал.
— А как же музыка? Навыки баяниста остались?
— Пожалуй, даже полонез Огинского не вспомню. (Смеётся) На гитаре немного играю.
Вскоре, не связываясь с толпой, я начал отлавливать своих обидчиков поодиночке. Приобрёл некоторый вес в дворовой среде, и ребята начали вертеться уже вокруг меня. При этом слыл, как сейчас говорят, «правильным» мальчиком. Со шпаной не дружил, и шпана знала это. За маленьких заступался.
— Добро с кулаками?
— Типа того. Родители мои — люди с обострённым чувством справедливости, в этом же духе и меня воспитывали.
Однажды боксёрские навыки, чувство справедливости и нежелание отступать перед хулиганами едва не сыграли со школьником Кузенковым злую шутку.
— Это было в девятом классе, перед майскими праздниками. Я учился в физико-математической школе, спецклассе. И, конечно, нас считали «ботаниками», которых грех не задирать. Приходили человек десять из соседней школы, с колхозного посёлка, и начинали сшибать у малолеток деньги, лазить по карманам курток в раздевалке.
Подошёл, сказал, что так поступать нехорошо. Завязалась драка, наваляли друг дружке как следует. А на первомайской демонстрации, когда выходили на парад школами, эти ребята вспомнили стычку парню с параллельного со мной класса. В процессе «разборок» порезали его ножом, попали в солнечное сплетение, и парень умер. Конечно, хулиганов тут же повязали, но у них оказались непростые родители. Вскрылась наша с ними драка. И получилось так, что первое в моей жизни общение со следствием вышло следующим: человек в погонах, долго пытался объяснить мне, что я явился первопричиной убийства. Но за меня поднялась вся школа: и завуч, и родители, и ребята. На суде всё выяснилось, и вышло по справедливости.
Семнадцатилетний участковый
С драки началась и институтская жизнь Кузенкова. Он поступил на приборостроительный факультет ЧПИ (ныне — ЮУрГУ), и пару недель жил в здании общежития, которое сейчас принадлежит… управлению Госнаркоконтроля по Челябинской области. Комната Вити располагалась в аккурат под его нынешним рабочим кабинетом.
— Мы, ПээСовские «ботаники» жили в седьмой «общаге» — высоком белом здании по проспекту Ленина. Как-то к нам в порядке эксперимента переселили самых проблемных ребят со сложного в плане дисциплины факультета — металлургического. После получения стипендии те начинали сшибать деньги с «ботаников». Дошло дело и до нашей комнаты. Правда, с соседями мы дружили. К тому же все спортсмены: кто — боксёр, кто — борец, кто — после армии. Ну и… Слово за слово, мы им наваляли, они сбегали за подмогой, наваляли нам, мы сбегали, наваляли им… Драка продолжалась часика три и закончилась разбитыми окнами и едва не выпавшим из окна восьмого этажа «металлургом».
Массовая драка с разбитым окном, синяками, порезами закончилась разборкой на комитете ВЛКСМ факультета. Думали исключать всех из комсомола, что автоматически означало отчисление из вуза, клеймо на лоб и отсутствие каких-либо перспектив.
— Выдернули меня, а я от отчаяния выдал зажигательную речь по поводу того, что куда сам комсомол смотрит, вместо воспитательной работы с молодыми учёными потакает хулиганам, создаёт «рассадник» и всё прочее. Комсомольцы оказались мудрыми и минут через сорок вызвали вновь: «Раз вы бьётесь с хулиганами, то соберите и возглавьте оперативный комсомольский отряд дружинников факультета!»
— Опять добро с кулаками?
— Получается так.
Вскоре в дружине стало около сорока человек, в основном, спортсмены. Потихоньку отряд начал включаться в правоохранительную работу. На ребят вышел участковый, и Виктор Кузенков в 17 лет стал внештатным сотрудником милиции. После — вхождение дружины в оперативный отряд института, руководящая работа на новом месте, «корочки» внештатника уже уголовного розыска, признание в 1982 году оперативного комсомольского отряда ЧПИ лучшим в Советском Союзе.
— У нас была чёткая организационная структура. Удостоверения, устав, постоянные тренировки, отбор при приёме в отряд, каждому дружиннику — стипендия и общежитие. Делали контрольные покупки в студенческих столовых, буфетах. Боролись с фарцой, порнографией, хищениями, первыми появившимися в то время наркотиками, взятками в институте. Под конец моей карьеры в качестве руководителя отряда в нём числилось уже 360(!) человек. Форма, рации, мотоцикл. Я, единственный из студентов, даже имел право постоянно носить огнестрельное оружие! Наган. До сих пор этому удивляюсь. Сейчас вот думаю: сам бы себе в то время оружие не дал.
В студенческие годы судьба свела Кузенкова с его лучшими друзьями — Володей Дятловым и Витей Чернобровиным. Фотография молодой неразлучной троицы стоит у Кузенкова в кабинете. И дружба с годами лишь крепнет.
Помимо создания дружины Виктор Кузенков умудрялся работать на трёх(!) работах, успел жениться. И — сдавал сессии.
На страже государственной безопасности
— После института я хотел пойти работать в милицию. Начал устраиваться, ещё пока учился. Это был 1981 год, знаменитый взрыв в трамвае. Наш отряд привлекли к поиску и опросу возможных свидетелей. Видимо, кому-то «приглянулся», и в конце четвёртого курса мне предложили место в КГБ. Участок работы — «неорганизованная молодёжь».
Эта «неорганизованная» молодёжь впоследствии стала основой организованной. Преступности. К этому выводу я пришёл уже через три месяца работы, почитав дела и разобравшись в обстановке. И, как показало время, к сожалению, оказался прав. А тогда это были обычные фарцовщики, проститутки, валютчики.
— А как вообще вы пришли к этой мысли?
— Советский строй сильно душил людскую инициативу, особенно предпринимательскую. А эти умудрялись крутиться-вертеться. Находить пути, связи, зарабатывать деньги. Фарцовщики искали, где купить подешевле и продать подороже. Не нарвавшись при этом на рэкет или милицию. Зарождались и сугубо бандитские формирования.
В те годы рынок, пусть скромно, но начал «пробиваться». В основном, это выражалось в поездках за вещами в братские страны, ту же Польшу. Торговцам нужны были доллары. И наши, челябинские коммерсанты стали организовывать обменные операции. При этом расстрельную статью 88 Уголовного кодекса — «незаконные валютные операции» — ещё никто не отменял. «Разработкой» валютчиков занимался Виктор Кузенков.
— Более того, работая по «валютчикам», удалось выйти на шпионаж. На кадровых сотрудников иностранной разведки.
— Это как?
— Дело в том, что один из «клиентов» на допросе, желая скостить срок, рассказал, что кое-кто из его «соратников» меняет валюту иностранным шпионам. Разведчиков выдала обычная человеческая жадность. Во избежание ненужных подозрений они расплачивались с местными агентами только в рублях! Они могли официально обменять доллары на рубли — по 76 копеек. Но предпочитали чёрный рынок и курс в 4 рубля. Платили агентам, а разница шла в карман.
Поначалу в Москве нам не поверили. Ещё бы! Какой-то лейтенант из Челябинска, в «конторе» всего три месяца, а говорит, что раскрыл иностранную шпионскую сеть в столице! Но всё подтвердилось.
— Что больше всего привлекало в работе?
— Интеллектуальная дуэль. Преступника, считаю, нужно побеждать силой интеллекта. Конечно, был и охотничий азарт, и огромный кайф от каждой такой победы. Но это и адская работа, огромные усилия воли и ума! Однажды мне пришлось буквально в течение недели допросить две с лишним сотни валютных проституток в Москве. А им, если говорить правду, фактически приходится оговаривать и себя. В официальных показаниях! Тем не менее, большинство пошли на контакт, и мы получили нужные свидетельствования.
Но самое тяжёлое — другое. Разговоришь преступника и довольно часто видишь в нём нормального человека, пусть и оступившегося. А тебе его сажать в тюрьму…
— И зарождались зерна сомнения в правильности того, что вы делали?
— Да я сомневаюсь и переживаю по разным поводам раза по два-три на дню! А, если серьёзно, то «зерна» зарождались, когда работать не давали. К счастью, мои начальники в областном управлении меня понимали и поддерживали. Но вот когда приезжали из Москвы, то накидывались: «Вы что говорите? Какая оргпреступность? Мафия бывает на Западе, а у нас страна социалистическая. Этого здесь БЫТЬ НЕ МОЖЕТ!» Идеология, словом. А вообще я безоговорочно верил в систему, её силу и правильность.
Новые вызовы
В стране началась перестройка, коммунистическая система всё больше давала сбои, а затем и вовсе развалилась вместе со страной. Менялись нравы и устои. Чекистам, как и прочим, нужно было искать новый «вызов», новое объяснение тому, почему их работа — нужное, важное и правильное дело. Искать новую идеологию. И этот вызов нашёлся. Страну одолевал воровской и бандитский беспредел. И у нас в области стреляли и взрывали. Но многого, что было и есть, скажем, в соседнем Екатеринбурге, удалось избежать.
— В то время в правоохранительных структурах и спецслужбах, в том числе в руководстве, работали люди, имевшие примерно одни и те же взгляды на ситуацию. И, как-то раз, встретившись после одной из успешных операций, а, точнее, отмечая её окончание за кружкой пива, мы стали обсуждать обстановку. И задались вопросом: «Неужели мы ничего не можем противопоставить?» И решили, что в нашей области воровскому засилью — не бывать!
— А как же методы? Война войной, но ведь есть законы, уголовный и прочие кодексы…
— Ну, во-первых, эти люди профессиональные и компетентные, обстановку знают и могут дать точный прогноз её развития. Соответственно, и действовать на опережение ситуации. А во-вторых, те методы, которыми мы пользовались, через несколько лет практически полностью получили применение в новом законе об оперативно-розыскной деятельности. Мы, получилось, предвосхитили развитие событий.
Следующим профессиональным вызовом для Кузенкова стала работа в Госнаркоконтроле. Новой идеологией — борьба с наркотиками — злом явным и бесспорным. Сегодня под его началом — мощная служба, сотни людей, и ответственность за множество жизней. Тех, что ещё не успели отнять наркотики.
Жизнелюб
О своей семейной жизни Кузенков говорить не любит. Лишь спустя полтора часа беседы удалось вытащить из него то, что он женат, и растит четверых детей. О семье сказал лишь, что за свой тыл абсолютно уверен. И признался, что когда появились возможности и силы, он перетащил в Челябинск аж 26 родственников!
— Всегда был нетерпеливым, стремился жить. У меня были самые разные хобби, от музыки и книг до альпинизма, охоты, рыбалки, подводной охоты. Хочу всё успеть попробовать, узнать, боюсь зря потерять время. Наверное, меня можно назвать жизнелюбом. Но ведь жизнь — такая короткая штука!
— Что сейчас читаете?
— Перечитываю Макиавелли. «Диктатор».
— А для души?
— Донцова нравится, другие подобные авторы. Чем хороши — на десятой странице засыпаешь.
— Вы честолюбивый человек? Мечтали стать генералом?
— Генералом — нет. Но сделать лучшее управление, вообще делать свою работу хорошо, считаю, должен. Главная задача — передать, привить моим «операм» не только опыт, но и характер охотника. Чтобы работа была ещё и увлечением.
— А когда-нибудь приходилось делать то, что не хотелось?
— Я словно кошка. Гуляю сам по себе.