Оперный Челябинск в последние годы на слуху. Здесь регулярно проходит международный фестиваль оперных исполнителей «Ирина Архипова представляет…». Престижный конкурс вокалистов имени Глинки, фестиваль оперных дирижеров, — театр балует слушателей отличными гастролями, привлекая для участия лучшие российские и зарубежные голоса. Труппа выезжает за границу – недавно из США вернулись артисты балета. В театре вырастают молодые талантливые исполнители. Этому же способствует репертуарная политика, премьеры, которые будоражат новизной артистов и зрителей, поддерживая атмосферу творческого беспокойства. Многие артисты участвуют в международных и всероссийских конкурсах, получая заслуженные награды, становясь частицей бренда, визитной карточкой театра.
О солистке Челябинского академического театра оперы и балета, заслуженной артистке России, лауреате и дипломанте международных конкурсов вокалистов Наталье Заварзиной известный американский дирижер Дэвид Барг сказал: «В этой певице восхищает все – стать, внешность, великолепный голос. Такое сочетание красоты, таланта, душевного тепла возможно только у русских примадонн».
– С тех пор, как себя помню, барабанила по воображаемым клавишам, – рассказывает Наталья, – а в четыре года мне купили инструмент. И детство закончилось – я провела его за пианино. Пела я громче всех и очень этим гордилась, занималась в училище сразу на двух отделениях – вокальном и теоретическом. Потом консерватория: год – в Екатеринбурге, затем – Москва. Мне хотелось чего-то большего, и я перевелась в Институт Гнесиных.
– Отыскали это большее?
– Отыскала. Меня учила замечательный педагог, прекрасная певица Маргарита Миглау. Я ее обожаю, у меня дома множество ее записей. Она была ученицей Натальи Шпиллер – тоже известное имя в искусстве. Окончила в столице аспирантуру. Работала с Росконцертом, еще студенткой гастролировала. При этом у меня уже была дочка Катюша. Поэтому своей карьерой я обязана маме и своим родным.
– Многое в вас от семьи?
– Почти все. Мои бабушки и дедушка – первостроители Магнитогорска. И вся наша семья связана с Магнитостроем. Имена бабушки и дедушки вписаны в историю города, материалы о них есть в музее, их знают и уважают. Им сейчас за восемьдесят, они до сих пор, что называется, не надышатся друг на друга. И эта атмосфера любви греет всех. Бабушка у меня чешка, зовут ее Анна Франтовна. Она маленькая, худенькая, а дедушка – большой и могучий. Он зовет бабулю Аннушкой. Аннушка у нас командир. Бабушкины родители приехали в Россию после революции, а потом, естественно, все связи с Чехией были порваны. Боялись даже получать письма от родных, не решались поехать в гости, старались не говорить, что бабушка не русская. Прадед хотел свозить бабулю на Родину, но она испугалась, что ее не впустят в Россию обратно. Когда я впервые приехала в Прагу, у меня было странное ощущение, что я это уже где-то видела, наверное, это и есть память поколений. Но, увы, мы потерялись в этом мире с бабушкиной родней, она ничего о ней так и не знает…
– Наташа, у вас от природы очень красивый тембр голоса – чувственный и глубокий.
– Голос дается человеку от Бога и – мамы. Мама вообще главный человек в моей жизни. Без нее я бы не стала певицей. Она ездила ко мне в Екатеринбург и Москву, когда я училась. Всегда ходила на мои концерты, спектакли, и она помогла мне вырастить дочь. У мамы совершенно роскошный голос – драматическое сопрано. Инженер по образованию, она тоже всю жизнь проработала в Магнитострое. В свое время сделала попытку – прослушалась в музыкальном училище, причем, успешно. Но мое рождение все изменило. Я – воплощение ее мечты. Правда, сначала мама решила, что я буду пианисткой. Как-то призналась мне, что у нее было заветное желание: она поет, а я ей аккомпанирую. Мама и сейчас говорит: «Петь я и сама могу, а ты мне поиграй». Но, по большому счету, мне жаль, что мама пожертвовала певческой карьерой. Когда на третьем курсе у меня родилась Катя, я решила взять «академ», мама встала стеной: «Учись! С Катюшей мы поможем». Господи, что бы я делала без мамы?
– А дочь тоже тяготеет к музыке?
– Нет, к музыке моя Катюша не имеет отношения. Она – студентка ЮУрГУ, знает английский, и часто она – мой переводчик. Маленькой была – гордилась, что мама артистка. Сейчас немного смущается, когда в университете появляются мои афиши, а девчонки спрашивают «Катя, это твоя мама, что ли?» Мы с дочерью – подруги, у нас нет секретов, есть с кем посоветоваться, открыть душу.
– Часто собираетесь всей семьей? Ведь вы – в Челябинске, а родители – в Магнитогорске.
– При каждой возможности мы вместе! У нас дома всегда поют. Мама с тетей – на два голоса, бабушка берет балалаечку, дедушка – баян. А я – на заднем плане, дома «прима» у нас мама. И сколько себя помню, всегда так было. Мы в детстве играли только «в концерты». Дедушка – конферансье, а поскольку я – старшая, он объявлял: «Выступает народная артистка…» Так что дома мне давно присвоено это почетное звание. Интересно, что даже бабушкины соседи просят: «Когда соберетесь, позовите нас послушать». Зовем. У нас на домашних праздниках песни, танцы, бабушка наряжается, всем весело, душевно, тепло. Мне этого очень не хватает в Челябинске.
– Вернемся в Москву. Как же так: гастроли, афиши в столице и снова возвращение в Магнитогорск. Не обидно?
– Но я же была солисткой Магнитогорской хоровой капеллы имени Эйдинова! Мы объездили с этим коллективом почти весь мир. Не могу согласиться, что Магнитогорск – музыкальная провинция. Хотя, признаюсь, были другие обстоятельства, семейные.
И потом я почти сразу начала ездить в Италию. Со мной заключили контракт после первого зарубежного международного конкурса. В России я уже принимала участие в такого рода состязаниях, но за границу, да еще в Италию – на престижный Верчеллиевский конкурс оперных певцов – поехала впервые. Ездят туда только молодые исполнители. Само участие в нем – уже марка, характеристика артиста. Конкурс – это, действительно, борьба, участники бьются, как спортсмены за призовые места. А главное, это – школа, своеобразный мастер-класс.
– Да вы, похоже, боец по характеру?
– Нет, боец я только на сцене, где просто необходимо сконцентрироваться, выложиться, отдать зрителю все, что у тебя есть. Без этих качеств невозможно, артист просто не состоится. А в жизни я не люблю агрессии, предпочитаю в отношениях диалог, считаю, что при желании всегда можно понять друг друга.
– Наташа, труд оперной певицы тяжел?
– Как и жизнь любого артиста. Ежедневные репетиции, тренаж, постоянная необходимость быть в физической форме, отказ от каких-то удовольствий ради работы, волнение перед выходом на сцену, перед премьерой, – так живет весь артистический мир и не представляет себе иной жизни.
– Недавно в театре с успехом прошла премьера «Летучей мыши», перед этим была «Пиковая дама», где вы пели Лизу. Вы участвуете в концертах оркестра «Малахит», готовите сольники. Но, кроме всего, часто гастролируете за рубежом. Что для певицы эти поездки?
– Конечно, для меня родной дом – театр, где проходит основная творческая жизнь. Но для любого артиста – новая сцена – всегда стимул, творческий подъем, новизна, проверка, новый слушатель. Я – не исключение. К поездкам готовишься, волнуешься, – ведь ты представляешь за рубежом Россию, нашу вокальную школу. И если гастроли успешны – это окрыляет. Ты привозишь новые идеи. Например, идея концерта «Аве Мария» с органистом Владимиром Хомяковым родилась именно после поездок по Италии.
– Кстати, вы довольно часто поете в этой стране. Для любого оперного певца родина Верди – это святое.
– И я не исключение. Верди – святая святых итальянской и мировой оперы. Когда я впервые оказалась на конкурсе имени Верчелли, там была масса менеджеров, которые присматривались к участникам, угадывая будущих звезд, просто достойных, с их точки зрения, исполнителей. После первого тура ко мне подошли и попросили карточку. Я к этому совершенно не была готова, у меня не было электронного адреса, визиток, записей. Нацарапала свои координаты на каком-то листочке. Однако после приезда из Италии раздался звонок…
Я послала свои записи и после заключения контракта отправилась в эту прекрасную страну, где все живут музыкой, даже дети.
– Дети?
– Помню, на улице мальчишка насвистывает мелодию, ни больше ни меньше – «Набукко» Верди. Я сделала вид, что не знаю, и поинтересовалась – что это? Мальчишка серьезно посмотрел на меня и заметил: «Сеньора, стыдно не знать такого великого композитора!»
– Кто предлагает репертуар?
– Итальянцы, хотя я могу его слегка подкорректировать. Из русских композиторов хорошо знают Чайковского, Рахманинова. Однако я пела и Шостаковича, его «Катерину Измайлову». Реакция была необычной. Когда я спела самую трудную арию из этой оперы, – а это очень драматическая, эмоциональная, сложнейшая партия, – зал на какое-то время замер. Я тоже замерла, испугалась – никакой реакции! А потом – шквал аплодисментов, овации.
– Эту сложнейшую партию в России пела, пожалуй, только Галина Вишневская.
– Да, ее и написал Шостакович для нее. А с Галиной Вишневской произошла в связи с этим довольно интересная встреча. Она была в Екатеринбурге, куда приехала на ярмарку голосов в оперный театр. Слушала и возмущалась: «Что у нас за певицы, никто даже Катерину Измайлову спеть не может!» Тогда мой концертмейстер возразила: «Как это никто? Вот Наташа может». Спела. В общем, после прослушивания примадонна смягчилась и сделала мне несколько очень дельных и полезных замечаний, которые и пригодились в Италии.
В Италии, между прочим, меня зовут «Сеньора Дзавардзина», поскольку буквы «з» в итальянском нет.
– А были какие-то незабываемые моменты – ведь Италия изумительна?
– Конечно. Например, встреча с Папой Римским в Ватикане. Там в храме Святого Петра говорить-то громко боишься, а тут концерт… Присутствовал и Папа, а после принял всех у себя в резиденции. К каждому обращался на его родном языке, а к русским участникам – по-польски, подразумевая, что, как все славяне, мы понимаем языки друг друга.
Еще был очень волнующий концерт на Сицилии. Я пела в зам-
ке, расположенном высоко над уровнем моря. В зале были установлены микрофоны, и концерт транслировался на центральную площадь города. Когда мы спустились вниз, аплодировали все, кто там был.
– И сицилийская мафия? Шучу, конечно.
– Перед началом я тоже спросила у своего импресарио – где же тут знаменитая сицилийская мафия? «Вся в зале», – отшутился он. А в зале, между прочим, сплошные «бриллианты» сидят – губернатор острова, мэр, сотрудники муниципалитета…
– Мне довелось взять интервью у одного из вдохновителей и организаторов фестиваля Вена–Зальцбург–Челябинск Луца Лесковица, знаменитого европейского скрипача. Он был в полном восторге от фестиваля. Сказал, что у вас редкий по красоте голос.
– После фестиваля я получила приглашение побывать в Вене. Один концерт состоялся в Русском культурном центре, второй – в Зальцбурге, на родине Моцарта. Пела Верди, русских композиторов и, конечно, Моцарта, которого венцы боготворят. Еще слушателям очень нравились русские романсы. И вдруг из зала попросили: «А вы не смогли бы спеть «Не пробуждай воспоминаний»?». Оказалось – наши соотечественники.
– Итальянский хорошо знаете?
– Не так, как хотелось бы, хотя в консерватории его преподавали. Вообще, за границей принято петь на языке оригинала. Понимаю итальянский лучше, чем говорю на нем. Правда, когда к нам на гастроли приехала известная прима Людмила Магомедова и пела «Силу судьбы» Верди, меня попросили суфлировать. Справилась.
– Зато теперь оперы: «Аида», «Риголетто» и «Трубадур» Челябинск поет по-итальянски.
– А знаете, я этому в какой-то мере способствовала. Надо было петь в «Трубадуре», а я по-русски партию не знаю, только по-итальянски. Выход был один – учить русский текст. Но другие солисты решили выучить партии на итальянском. Потом включился хор. Так я до сих пор и не знаю партии на русском.
– Что для вас приезд именитых гастролеров в Челябинск?
– Приезд Стаценко, гастроли итальянцев театра «Ла Скала», хороших российских певцов – это здорово! Вот недавно приезжал Владислав Редькин из Большого – потрясающий граф ди Луна в «Трубадуре». В такие моменты вдохновляешься. И не только стараешься достичь высокой планки, но и – перепеть партнера. Ощущение куража, вдохновения. Смотришь – и зал включился, зрители не дышат. Я понимаю теперь, что такое звенящая тишина. Такие спектакли редки, но дорогого стоят. Кстати, так и «Пиковую даму» принимают, наш новый спектакль, где я пою Лизу.
– А чем вы увлекаетесь?
– Я экстремалка: сплавляюсь по рекам, играю в бильярд, катаюсь на горных лыжах. Меня мама в пять лет на лыжи поставила, в Абзаково мы ездили за много лет до того, как туда заглянул Путин. Вообще люблю все новое, интересное.
Еще нынче в Рождество ныряла в прорубь. Была немая сцена. Потом друзья ахнули и последовали примеру: «Если уж ты, певица, не боишься нырять, то нам-то сам Бог велел». На самом деле – это кайф, необычные ощущения, заряд энергии. Еще мечтаю прыгнуть с парашютом. И прыгну! Люблю стрелять, хожу с синим плечом, – говорят, по этому признаку киллеров узнают. Как-то ездили к пограничникам с шефским концертом. Вот уж постреляла! Получила даже от них грамоту, как стрелок. Звонили недавно: приезжайте. Спрашиваю, что спеть? А они смеются: стрелять будем!
– Артисты – люди творческие, что помогает справляться с плохим настроением?
– Конечно, как многие, я самоедка, постоянно недовольна собой. Звоню маме, и даже если голос бодрый, та мгновенно чувствует: «Ну-ка, рассказывай, что случилось». Мама – мой главный психотерапевт. А еще работа – сцена лечит от всего.
– У вас есть пристрастия в пении?
– В разное время – разные. Сейчас «болею» «Русалкой» Дворжака. Прошлым летом слушала ее в Праге, испытала настоящее потрясение! А до этого наш дирижер Антон Гришанин попросил меня выучить арию. «Русалку» в России никогда не ставили, лишь однажды в Свердловске, когда Антон там учился. Вот с той поры он тоже влюблен в эту музыку.
А вообще очень люблю, кроме Чайковского, Верди – это святое, Малера, Дебюсси, Сибелиуса…
– Дебюсси называют импрессионистом в музыке.
– Согласна, его мелодии чувственны, музыкальная палитра яркая, завораживающая. Вокальный мир бесконечен и неисчерпаем. Чем дальше, тем больше ощущаешь: не хватит жизни спеть все, что я хочу.
– Но стремиться к этому нужно…
– Я и стремлюсь.
