Игорь Курчатов

Маршал науки

Борода для солидности

Про некоторых учёных в начале творческого пути говорят: ну кто бы мог подумать, что этот человек сможет в будущем стать великим? А вот Игорь Курчатов уже в молодости зарекомендовал себя человеком необычайно талантливым. Академик Михаил Садковский считал, что «Курчатов — это что-то исключительное, он всё-таки явление природы…». Академик Борис Раушенбах предрекал ему великое будущее. Он говорил, что его миссия гораздо выше миссии любого учёного, что Курчатов — маршал в науке. Этому «маршалу» было чуть за двадцать, когда его заметил отец советской физики Абрам Иоффе.

В 1925 году после окончания физмата Таврического университета Игорь начал работать научным сотрудником в Физико–техническом институте в Ленинграде под руководством академика Иоффе. Тот стал называть Курчатова первым среди равных, оставлял за себя в Ленинградском физтехе. В этом институте начинали карьеру звёзды мировой физики: нобелевские лауреаты Пётр Капица, Лев Ландау, Николай Семёнов, Жорес Алфёров, академики Юлий Харитон, Анатолий Александров, Яков Зельдович, Абрам Алиханов, Лев Арцимович. В этой великой компании Курчатов чувствовал себя несколько неудобно — он был слишком молод. И чтобы чувствовать себя увереннее, отрастил бороду (впрочем, это лишь версия).

Процесс отращивания чёрной окладистой бороды прошёл мимо коллег: Курчатов заболел воспалением лёгких и после болезни явился на работу уже в новом облике. Сотрудники тут же дали ему прозвище «Борода». Позже, на вопрос, когда же он её сбреет, Игорь Васильевич отвечал: «Ну какой же я Борода без бороды?». Академик Анатолий Александров вспоминал, что у Курчатова появились привычки, по которым сотрудники узнавали его настроение. Если он гладил бороду «по шёрстке», всё было хорошо. А вот если он теребил и тянул бороду вниз, то держитесь, товарищи! Последует разнос!

При внешней солидности молодой возраст всё же давал себя знать. Даже в самые трудные дни он пытался по-детски шутить. Курчатов, например, велел прибить гвоздями калоши академика Александрова (они были самые большие!), и тот долго не мог понять, почему он их не может надеть. Такие вот простые и детские шутки поднимали настроение серьёзнейших учёных. По поводу бороды Курчатова была ещё одна очень смешная шутка. Но было это уже после взрыва первой советской атомной бомбы.

Размагничивал военные корабли

Принято считать, что созданием ядерной бомбы в СССР начали заниматься после того, как узнали, что такие работы ведутся в Америке. Это не совсем так. Во время войны начинали мы, скажем так, не совсем с чистого листа. Ещё с 1918(!) года в РСФСР учёные вели исследования в области ядерной физики. Что касается Игоря Курчатова, он вплотную занялся исследованием радиоактивных превращений в 1932 году. В своих воспоминаниях он писал, что ещё с юности мечтал узнать, откуда берётся энергия звёзд. И когда в начале 30–х годов познакомился с работами по экспериментальной ядерной физике, то полностью погрузился в эту тему. Академик Иоффе вскоре назначил молодого коллегу руководителем отдела по изучению физики атомного ядра.

В 1939 году этот учёный руководил пуском первого в Советском Союзе циклотрона, который проходил в Радиевом институте в Ленинграде. В то время этот циклотрон был самым крупным в Европе. После этого последовал ряд открытий. Курчатов обнаружил разветвление ядерной реакции при облучении фосфора нейтронами. А уже через год учёный в своём докладе «Деление тяжёлых ядер» обосновал создание уранового ядерного реактора. Курчатов преследовал недостижимую цель — он хотел показать, как на практике использовать ядерную энергию.

По развитию ядерных разработок наша страна вышла на передовые позиции. Но началась война, и исследования по ядерной физике были прекращены. Московские и ленинградские институты эвакуировали, а сами учёные вынуждены были помогать фронту.

Курчатов был направлен в Севастополь. Вместе с Анатолием Александровым, будущим президентом Академии наук СССР, он разработал метод размагничивания кораблей для защиты от морских мин. С этой задачей Курчатов справился отлично и впоследствии был награждён Сталинской премией. В начале 1942 года он тяжело заболел и под немецкими бомбами был вывезен на Большую землю. Курчатову предстояло решить проблему более важную, чем защита кораблей.

«Бомбу создать можно»

Что делал вождь народов в разгар Сталинградской битвы? Обсуждал вопрос о создании ядерного оружия. Казалось бы, ещё ничего неясно с положением дел на фронтах. Никто не ручался, что будет завтра, и не отбросят ли наши войска за Урал, а Сталин ставил задачи на далёкую перспективу. Он понимал, если СССР не успеет сделать атомную бомбу, США опробуют её уже на нас, а не на Германии. Но кто возглавит этот сверхсекретный, сверхсложный проект со всеми неизвестными? На совете академиков под председательством Верховного Главнокомандующего поддержали кандидатуру Курчатова. Его старшие товарищи осторожно отказались, понимая, что им предлагают сделать то, не знаю что. Игорь Курчатов стал руководителем научной части «Атомного проекта», когда ему не было и сорока лет.

Злые языки говорят, что мы просто скопировали атомную бомбу у американцев. Да, помогли материалы, добытые разведчиками. Но это были разрозненные данные, на основе которых Курчатову нужно было делать свои выводы. Физику дали очень простое задание: напиши, что нужно сделать, и когда мы будем иметь атомную бомбу. После изучения толстенной американской книги под редакцией Смитта, выпущенной после бомбардировки японских городов, где подробнейшим образом был описан путь учёных по созданию и испытанию атомной бомбы, Курчатов резюмировал:
«В Советском Союзе разведанных месторождений урана нет. Добычи урана нет. Обогащения урана нет. Производства металлического урана нет. Производства тяжёлой воды нет.» И ещё десяток «нет». И закончил: «Если создание атомной бомбы для государства — задача номер один и оно намерено на её реализацию направить все имеющиеся силы и средства, то за два с половиной — три года атомную бомбу создать можно».

Строительство реактора

Игорю Курчатову приходилось заниматься не только наукой. Создание ядерного взрывного устройства требовало постройки промышленного ядерного реактора беспрецедентных размеров и сложности. Но тут возникли сложности, ведь необходимые материалы для работы ядерного реактора — уран, графит — ещё надо получить. Даже для небольшого реактора требовалось около 36 тонн урана, 9 тонн двуокиси урана и около 500 тонн чистейшего графита.

Нехватку графита решили к середине 1943 года. Курчатов участвовал в разработке всего технологического процесса. А в мае 1944 года производство графита наладили на Московском электродном заводе. Но нужного количества урана всё равно не было.

Но дело шло быстро. Через год возобновили работу рудники в Чехословакии и Восточной Германии, открыли месторождения урана на Колыме, в Читинской области, в Средней Азии, в Казахстане, на Украине и Северном Кавказе. После этого начали создавать атомграды. Первый появился на Урале, недалеко от города Кыштыма. Для этого были привлечены заключённые и солдаты, служившие в строительных батальонах. Курчатов лично руководил закладкой урана в реактор. Затем построили ещё три завода — два под Свердловском и один в Горьковской области (Арзамас-16).

В августе 1946 года рабочие «Челябметаллургстроя» начали рыть котлован для реактора. Место строительства было засекречено и называлось предельно просто — «База-10». Позже посёлок, который возник вокруг, будут называть Челябинск-40. Или ещё так — Озёрск. Работали с предельной скоростью. Кроме гражданских строителей на работы бросили заключённых и бойцов строительных батальонов.

1 июня 1948 года было завершено строительство здания для реактора — оно было высотой 80 метров, из которых 53 метра уходили под землю. Сам реактор А-1 (его звали ласково «Аннушка») весил порядка 16 тысяч тонн. Через неделю после окончания строительства приступили к испытаниям.

Первый пуск

7 июня 1948 года, загрузив 36,6 тонны урана в реактор, провели первый физический пуск. Уран грузили неделю — с первого по седьмое июня 1948 года, вручную, брали блоки поштучно и грузили все, в том числе и сам начальник Первого главного управления при Совнаркоме СССР (прообраз Минатома) Борис Ванников, и сам Игорь Курчатов… Чистота материалов измерялись тысячными долями. Коэффициент размножения нейтронов должен составлять 1,035. На три тысячных меньше — и реактор как промышленная установка работать не будет, вспыхнет и погаснет. Если на одну сотую больше — взорвётся. И никакая защита не поможет. Никто не знал, останется ли жив в день испытаний.

Сам Игорь Курчатов сел за пульт управления реактором. В момент первых физических испытаний из-за перегрева урановых блоков произошло их «спекание» с графитом. В книге «Белый архипелаг. Неизвестные страницы «Атомного проекта СССР» описывается ситуация, когда Курчатов своими руками сортировал «мощно облучённые блочки» вышедшего из строя реактора: «У нас случилась тогда первая неудача из-за конструкции реактора. Его алюминиевые каналы стали быстро корродировать и выходить из строя, и мы никак не могли понять, в чём же дело. Курчатов сам, своими руками сортировал блочки реактора, которые были мощно облучены».

17 июня 1948 года в оперативном журнале начальников смен Курчатов сделал запись: «Начальникам смен! Предупреждаю, что в случае остановки подачи воды будет взрыв, поэтому ни при каких обстоятельствах не должна быть прекращена подача воды… Необходимо следить за уровнем воды в аварийных баках и за работой насосных станций».

19 июня 1948 года в 12 часов 45 минут состоялся промышленный пуск первого в Евразии атомного реактора. На 19‑й день от введения в эксплуатацию реактор вышел на проектную мощность. И выдал первые сто граммов плутония — начинки для атомной бомбы. Этот день считается днём рождения комбината «Маяк».

Только убедившись, что реактор работает, Курчатов пошёл спать. Он не смыкал глаз почти двое суток. Наверняка он знал, что рискует, работая с облучённым материалом. Но выхода не было. И жалеть себя было некогда. От него зависела судьба огромной страны.

Берия был страшнее бомбы

Прямым начальником Курчатова был Берия. Этот человек производил зловещее впечатление. Даже, казалось бы, в радостные минуты пуска первого опытного атомного реактора Ф-1 в конце 1946 года Берия, ознакомившись с его работой и выходя из реакторного здания, задал Курчатову вопрос: «Кто ваш преемник?». Через три года в связи с пуском очередного промышленного реактора Берия приехал в Челябинск-40. И из-за пустяка устроил разнос персоналу, обслуживавшему реактор. Свидетель этой сцены директор химкомбината «Маяк» Борис Брохович вспоминает: «У Игоря Васильевича было вытянутое, напряжённое лицо, напряглись вены и дрожали руки, с которыми он не смог справиться».

Испытание первого советского ядерного заряда прошло 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне. Бомбу установили на башне высотой 37,5 метра. Когда бомба взорвалась, башня полностью разрушилась, а на её месте образовалась воронка. На следующий день на поле выехали, чтобы проверить действие бомбы. Танки, на которых проверялась сила удара, были перевёрнуты, пушки искорёжило взрывной волной, а десять машин «Победа» сгорели. Во время взрыва Берия радовался как ребёнок. В этот момент он был, как никогда, искренен. Дал понять, что, успешно проведя испытания, учёные сохранили себе жизнь.

За свои заслуги перед страной Игорь Курчатов был награждён тремя Звёздами Героя Социалистического Труда, был лауреатом Ленинской и Сталинских премий и «Почётным гражданином Советского Союза». За успешное испытание атомной бомбы вождь сделал ему подарок от всего сердца — преподнёс свой портрет в полный рост. Это портрет был рядом с Курчатовым десять лет.

Во время испытаний серьёзность момента скрашивалась юмором. Некоторые команды рифмовались в стихах и были подсолены матерком (возможно, чтобы шпионы, перехватив сообщения, ничего не поняли). Фамилия Забабахин, это один из создателей ядерного оружия, мелькала особенно часто: «Забабахин забабахнет… (далее непечатно)». Майор КГБ Семён Архипов вспоминал, что ядерные вспышки они называли «лимонами» и не очень-то прятались: далеко же! Тогда казалось, далеко… Архипов сидел в окопе с кинооператором и лично видел 17 «лимонов». Каждый взрыв встречали с радостью — это было историческое событие! А некоторые даже надевали парадные мундиры.

Последним словом было «Понимаю»

Теперь снова вернёмся к бороде Курчатова. Игорь Васильевич давал зарок не брить бороду, пока не взо-рвёт бомбу. После испытаний академик Александров в торжественной обстановке подарил Курчатову бритвенный прибор и потребовал, чтобы он побрился. Курчатов отшутился, но решил ему ответить шуткой. Во время командировки на один из заводов он просил передать посылку директору. Директор открыл посылку и говорит, что там написано: «А. П. Александрову. Примерить немедленно». Разворачивает пакет — там парик (Александров был лыс!). Пришлось надеть.

Так каким всё-таки человеком был Курчатов? Вот строчка из характеристики: «Обладает большими организационными способностями, энергичен. По характеру человек скрытный, осторожный, хитрый и большой дипломат». Это характеристика лежала в папке под грифом «Совершенно секретно» и предназначалась для членов Политбюро. Кажется, что каждый шаг этого учёного был засекречен.

В январе 1960 года академик Курчатов отметил 57 лет. По меркам большой науки возраст почти молодёжный. Жить бы да жить. Но… 7 февраля Курчатов приехал в Барвиху, где в санатории отдыхал его друг и коллега Юлий Харитон. Они присели на лавочку и, как всегда, заговорили о работе. Любимым словом Курчатова было «Понимаю». После очередной своей реплики Харитон ожидал услышать привычное «Понимаю», но вместо этого повисла пауза.

Великий учёный ушёл очень тихо.