Удивительная вещь наша жизнь. Проходят дни, месяцы, годы. И всё вроде бы нормально: ты работаешь, смотришь телевизор, весной в саду высаживаешь помидорную рассаду, ходишь на родительские собрания в школу, пытаешься решить множество проблем… «Как дела?» — спрашивают знакомые при встрече. «Жизнь кипит», — бодро отвечаешь ты. И только вдруг, однажды, словно громом небесным ударит пронзительно-страшная мысль: «Жизнь? Неужели вот это и есть моя жизнь, единственная, драгоценная и неповторимая?!» Но твои толстовские сомнения тут же прервёт едкий звук мобильного телефона: «Ты где? Опять опаздываешь?» И ты уже куда-то летишь, сломя голову, и тебе вновь кажется, что ты живешь. Хотя на самом деле, оказывается, что всего-навсего «ты почти полжизни ждешь, когда оно придет, твоё мгновение». Многим бывает не суждено его дождаться. Михаил Гавриленко и Полина Ситникова ровно пятьдесят лет ждали «своё мгновение».
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВСТРЕЧА
Они просто не могли не встретиться. Миша Гавриленко был первым парнем на деревне. Огромный, крепкий как молодой дуб, он, играючи, подбрасывал двухпудовую гирю, спорил с ветром, пробегая многокилометровые лыжные кроссы. А чего стоила его заливистая гармошка! Деревенские девки сходили с ума, завидев Мишаню на улице с гармошкой в руках. Но он никому особенно не отдавал предпочтение, улыбался и подмигивал на посиделках всем одинаково.
Полина Ситникова тоже была родом из деревеньки Шершни. Но её родителей в 1930 году раскулачили и сослали на север Свердловской области. Обычное дело — слишком уж хорошо жили Ситниковы: пара коров, лошадь, ещё кое-какая живность. Отец отказался сдавать в колхоз трудом нажитое добро и жестоко поплатился. Много лет потом чёрное пятно маячило в биографии его детей. Полине в то время было чуть больше пяти лет. Спустя годы, уже девушкой, она вернулась в родные Шершни и поселилась у тётки.
В один из первых вечеров отправилась на посиделки — людей посмотреть и себя показать. И посмотрела, и показала: красавец-гармонист как-то особенно цепко вглядывался в её глаза. А может быть, это ей просто почудилось? Нет, не почудилось.
Вскоре уже вся деревня поняла, какие у Михаила и Полины отношения. Миша «пахал» в Шершнёвской авиаремонтной мастерской, а потом, после работы, летел к своей Поляне. Он был спокойный, добродушный и сговорчивый. Она — ершистая и задиристая. У Михаила сладко таяло сердце, когда он держал в своей огромной ручище её маленькую ладошку. Так хотелось защитить её, оградить от всего плохого, спасти от кого-нибудь. Но ей везде и всюду надо было быть «самой». И когда она так «петушилась», он смотрел на неё своим тёплым взглядом, замирая от счастья и любви.
Началась война, и Михаил Гавриленко написал заявление с просьбой отправить его на фронт. К тому времени он уже работал токарем на челябинском заводе, производящем гранаты, поэтому в военкомате ему дали вежливый отказ. И лишь спустя год, в 1942-ом настал его звёздный час. Михаила вызвали в обком комсомола и направили в Москву на учёбу в диверсионную школу. У парня аж дух захватило от счастья. Было два часа дня, а поезд отправлялся в пять.
Михаил помчался домой. В первую очередь забежал к Полине сообщить радостную новость, но дома её не застал. В тот день она ездила по делам в Долгую деревню. Поразительно, но тогда у него не было тягостного чувства отчаяния, безысходности от невозможности проститься с любимой. Да и откуда оно могло взяться в восемнадцать мальчишеских лет. Мир казался прекрасным и справедливым даже во время войны. Тогда они ни на мгновение не могли себе представить, что эта война разлучит их на невыносимо долгие 50 лет.
Отец запряг лошадь, Миша с маленькой котомкой забрался на телегу, долго, до слёз напрягая зрение, всматривался в удаляющиеся силуэты родной деревеньки, надеясь разглядеть там знакомую милую фигурку.
Полина, запыхавшись, поздно вечером прибежала к Гавриленко: «Где Миша?». От досады сжала свой маленький, но крепкий кулачок: «Ушёл на фронт?! А как же я?! Почему без меня?! Ведь мы вместе собирались!»
ГЛАВА ВТОРАЯ. РАЗЛУКА
Полина с большим трудом, но всё-таки добралась до фронта. В Сосновском райвоенкомате на её заявление отреагировали своеобразно: «Ситникова? Из Шершней? Какой тебе фронт? Ты — из раскулаченных, значит, неблагонадёжная». «У меня два брата воюют!» — хотела крикнуть она в ответ, но вовремя сдержалась: вдруг будут неприятности у братьев.
Полине предложили заниматься на краткосрочных курсах начальной военной подготовки при райвоенкомате. Таких же, как она, девчонок учили ползать, стрелять, бросать гранаты. Потом она стала военруком в школе, учила ребятишек тому, чему научилась сама: ходили они в лыжные походы, обучались стрельбе из винтовки образца 1893 года… Но всё это ей казалось несерьёзным, ненастоящим — вот бы туда, где Миша. Хоть бы одним глазком взглянуть на него. Михаил, Миша, Мишка…
— Мишка! Сзади немцы! — страшный крик прорвался сквозь плотный автоматный огонь. Гавриленко оглянулся и увидел несколько десятков вражеских солдат. Ещё едва только светало, но их тёмные силуэты на белом снегу можно было разглядеть вполне отчётливо. Он бросился к пулемёту и вдруг понял, что абсолютно беспомощен: пулемёт бездействовал — замёрзла смазка. Секунды прошли или их доли, кто тогда отмечал это, но старший сержант Гавриленко успел ясно осознать, что надо принимать решение самому — комбат был тяжело ранен.
— Снять полушубки! К бою! — скомандовал Гавриленко, мгновенно оценив ситуацию. Он увидел уже, как в их сторону летят, так называемые, скалки — гранаты с длинными деревянными ручками. Разведчики прекрасно знали, что они взрываются не сразу, успевали поймать их и бросить бумерангом обратно: «На! Получай, фашист, гранату!»
За этот бой Михаила Гавриленко наградили медалью «За отвагу».
…В спецшколу НКВД, где учился Михаил, подбирали особых людей: коммунистов или комсомольцев, физически крепких, способных вынести самые большие перегрузки. Курсанты изучали все виды вооружения, применявшиеся в то время, прыгали с парашютом, устанавливали и обезвреживали мины, учились «снимать» часовых. Недалеко от училища, в лесу, был установлен учебный пролёт железнодорожного полотна: будущие диверсанты-подрывники ходили туда под покровом ночи минировать железную дорогу. Но как бы ни была тщательно продумана учёба, всех боевых вариантов она не могла предусмотреть.
Однажды Михаил (а в партизанском отряде за огромную физическую силу и недюжинное телосложение друзья называли его Медведем) вместе с весёлым разбитным парнем Петрухой отправился на задание — минирование «железки», по которой должен был проследовать эшелон с танками. Всё, кажется, прошло удачно — установили мины, стали ждать поезд. «Спрячься за дерево», — посоветовал Гавриленко товарищу. «Чего бояться-то, Медведь?!», — здесь лучше видно, как рванёт. «Рвануло» так, что Петруха погиб на месте, а Медведя тяжело контузило. Оказывается, в этом поезде был вагон с боеприпасами.
и поселилась у тётки. 1940 год.
…Полина сделала еще одну попытку отправиться на фронт — через Кировский райвоенкомат Челябинска. Бог знает, почему, но там то ли не ведали о «неправильном» происхождении девушки, то ли просто закрыли глаза на это обстоятельство. Словом, мечта сбылась. Полина Ситникова попала в штаб оперативной группы гвардейских миномётных частей Волховского фронта.
Она уже думала, что, возможно, где-то здесь, рядом, воюет её Михаил. Представляла, как они встретятся. Решала, сердиться ли ей на него за то, что не писал писем… Но жизнь приготовила ей другую встречу. Неожиданно в расположении части она нос к носу столкнулась со своим земляком — парнем из Шершней. Вроде бы порадовались, поговорили. Но у Полины как-то нехорошо заныло сердце. И предчувствия её не обманули. Спустя несколько дней её вызвали к полковнику, члену военного совета. Она не успела даже откозырять, как услышала грозный бас:
— Почему скрыла, что ты — дочь кулака?! Тебе здесь не место.
Захлёбываясь рыданиями, Полина отправилась в землянку укладывать свой сидорок. Закинула его в кузов полуторки и мысленно подготовила себя к тюрьме. В темноте ночи машина медленно ползла куда-то в неизвестность. Полина, затаив дыхание, рассматривала разноцветные линии трассирующих пуль, отдалённый грохот пушечной канонады, отдельные звонкие выстрелы и чёткие, звучные автоматные очереди. Земля на полях возле дороги была разворочена танковыми гусеницами словно бороной. Во всём этом прослеживалась какая-то жуткая неземная красота.
В тюрьму Ситникову, конечно же, не посадили, несколько дней она провела в карантине, а потом стала служить писарем-машинисткой в 239-й Краснознамённой стрелковой дивизии. Потом красоты было уже мало: тяжелые будни, смерть товарищей, тоска по родным. Полина так хотела стать пулемётчицей или даже снайпером, чтобы быть ближе к настоящему делу, а значит, и к Михаилу. Она не знала точно, где он и что с ним, но была твёрдо уверена: на передовой.
Разведчики — элита наших войск. Они задавали тон сражениям, им поручались самые ответственные, на грани возможного, задания. Случалось, их просто «подставляли». В районе города Гжатска разведывательный батальон 29-й гвардейской дивизии прорвал оборону противника и глубоко проник во вражеские позиции. Разведчикам удалось невероятное. Уничтожив немало фашистов, они захватили полковое знамя врага. Неизвестно, по какой причине, но наши начальники опоздали ввести в бой войска, и батальон оказался в окружении. Немцы быстро пришли в себя и атаковали непрошенных «гостей».
Разведчики никогда не сдаются. Они дрались как звери: гранатами сожгли четыре немецких танка; послужили против хозяев и две вражеские пушки. Когда, наконец-то, подошли основные наши силы, из 200 бойцов отдельного разведывательного батальона осталось только…17 человек. Среди выживших в том аду был и Миша — Медведь.
Шли долгие военные годы. А Он и Она так ни разу и не встретились. Война одна, а дорог у неё много. По-разному складывались людские судьбы. Ясноглазая Поляна приглянулась своему командиру, начальнику отдела. Было всего-то ничего: несколько коротких встреч украдкой. Ни любви, ни романтических признаний, ни ухаживаний. Что это? Почему? Тоска, отчаяние, безысходность, одиночество? Полина и много позже не сможет точно описать те свои давние чувства, толкнувшие её к чужому, случайному человеку. Не судите, да не судимы будете…
Потом, после войны, на встречах с однополчанами она узнала, что её командир, оказывается, был женат. Но ни удивления, ни возмущения эта новость у Полины не вызвала. «Ну и что?», — равнодушно пожала она плечами.
Рожать поехала к родителям в Свердловскую область. Было это уже в 1945 году. Как явиться к ним невенчанной грешницей? Сначала сообщила любимому брату Василию. Он в то время воевал, был старшим лейтенантом, командиром роты ручных миномётов. Василий в письмах домой подготовил родителей к приезду «заблудшей» дочери: «Полина — стойкая девочка. Не ругайте её, у неё должен быть родной очаг. Понимаете, сейчас — война». Брат так и не дожил до Победы, погиб под Варшавой.
…Оленьке исполнился, наверное, годик, когда пришло то письмо. Полина дрожащими руками распечатала конверт, строчки слились в одну линию — она узнала его почерк. Где взять силы, господи?! Не успевая вытирать льющиеся слёзы, перескакивая с одной строчки на другую, она читала несколько раз кряду эту пару тетрадных страниц. Хотелось страшно закричать, заголосить от невыносимой боли. Дочка удивлённо смотрела на изменившееся, побелевшее лицо матери — та только сжала зубы и, тихо застонав, прислонилась к стене.
Полине было бы проще и легче, если бы Миша обрушил на её голову проклятия. Она и так знала, что виновата перед ним, но он просто просил её приехать к нему в Томск, где учился в военном училище, просил приехать вместе с дочкой, писал, что любит и скучает. А как иначе мог он относиться к своей Поляне.
Она не поехала, решив искупить свою вину горечью одиночества. Правильно ли поступила тогда? Не нам судить. Случилось то, что случилось.
Потом у них была долгая мирная жизнь, у каждого — своя. Полина так и не вышла замуж, жила в Челябинске, работала в ЧПИ, трудно поднимала дочку, воспитывала внуков. Михаил женился, детей Бог не дал. Он стал гвардии полковником, командиром полка. Месяцы сливались в годы, годы — в десятилетия.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. И СНОВА — ВСТРЕЧА.
…Полина Григорьевна ехала в городском автобусе. Вдруг среди пассажиров промелькнуло женское лицо, что-то в нём было чуть уловимо знакомое. Она напрягла память, пытаясь восстановить давно забытый образ. «Татьяна! Это же — Татьяна, сестра Михаила». Они поздоровались. Татьяна только удивилась, прошло полжизни, а Полину время будто бы и не тронуло. «Миша живёт в Новосибирске. Вроде бы неплохо. Только вот супруга у него сильно болеет», — сообщила она. Поговорили о том о сём. Надо было прощаться. «Увидишь Мишу — привет передай, — сказала Полина Григорьевна, и немного помолчав, добавила. — Скажи ему, что я по-прежнему одна».
Он позвонил ей только после смерти жены в начале 1992 года. Сказал коротко: «Я приеду». Сообщил номер поезда. «Какой у тебя вагон и какое место? — спросила Полина. — Я боюсь, что не узнаю тебя. Сиди на своём месте и не выходи из вагона».
И вот этот день настал. Она решительно зашла в вагон, не обращая внимания на недовольство выходящих пассажиров. Понимала, разумеется, что эти несколько минут ничего не решат. Но разве мало она ждала! Он уже стоял в тамбуре. Да, конечно, это был он. Как она могла сомневаться, что не узнает его!
«Зачем же ты вышел? Где я тебе велела быть?» — только и смогла выговорить она. Утром они поехали в родную деревню Шершни. Поехали поодиночке, сделав вид, что только там и встретились, чтобы никто из знакомых и родственников не догадался, что они провели вместе целый день. Им было по 68 лет.
Свадьбу сыграли 9 мая 1992 года. Это была по-настоящему звёздная пара. У невесты — медаль «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», другие награды. Он — гвардии полковник, кавалер орденов Отечественной войны первой и второй степеней, ордена Славы третьей степени, ордена Красной Звезды, ордена «За заслуги перед Отечеством», обладатель двух медалей «За отвагу». Другого такого жениха вряд ли можно сыскать.
Полина Григорьевна ведёт домашнее хозяйство, Михаил Семёнович возглавляет совет ветеранов Курчатовского района. У них иногда спрашивают: «Нетрудно ли привыкать жить вместе в таком возрасте?» «Мы сразу были созданы друг для друга, — отвечает Полина Григорьевна. — Мы ничего ни у кого не украли. Просто вернули своё». А он, как и пятьдесят лет назад, держит в своей, по-прежнему крепкой руке, её маленькую ладошку и смотрит на неё тёплым нежным взглядом.
Перед этой парой хочется преклонить колена. За их мужество, героизм, бесстрашие. За то, что вопреки нашему сумасшедшему времени, глобальной переоценке ценностей, эти скромные люди тихо «кричат» нам, разуверившимся и уставшим: «Есть любовь! Она жива! Умейте её беречь!» Они часто встречаются с молодёжью, школьниками, рассказывают о войне. Такие встречи называются «Уроками мужества». Будь моя воля, я организовала бы для наших детей «Уроки настоящей любви», и первыми учителями здесь могли стать Полина Ситникова и Михаил Гавриленко.
