Каждая встреча с Евгением Ефремовичем Вайнштейном для меня волнительна. И для этого есть причины. Этот человек для меня волшебник. Первое интервью с ним в апреле девяносто девятого года кардинально поменяло мою жизнь. Второе – в марте 2010-го – привлекло судьбоносную встречу. В преддверии юбилея Евгения Ефремовича я не могла не прийти к нему – мне захотелось сделать ему подарок. Я не могу представить, как еще выразить всю благодарность этому человеку, кроме как показать его таким, каким я его вижу.
Евгений Ефремович, когда вы были маленьким, родители ставили вас на стульчик читать стихи?
Нет, никогда.
То есть, вы ни разу не читали гостям «идет бычок качается»?
Ира, меня рассмешить трудно, но ты смешишь сразу.
Первую любовь свою помните? Как ее звали?
Светлана.
Вы когда-нибудь видели ее в течение жизни?
Ни разу.
Голову от любви хоть раз в жизни теряли?
К сожалению, нет.
То есть, ваша голова работает всегда??
Это единственное, что помогает выжить. (Смеется). Другое дело, что можно было б голову поменять, чтоб еще лучше работала. Помнишь, в Америке какому-то мужику готовились делать операцию по пересадке головы? Так много было обсуждений в прессе, но потом все утихло. Сделали или нет, непонятно.
Сейчас так много говорят о воспитании: что есть норма, что есть нарушение. На протяжении десятилетий вы воспитали огромное количество мальчишек и сумели сохранить для них свой безусловный непререкаемый авторитет. Как вам это удалось?
Слушай, ну я никогда в жизни не задумывался ни о каком авторитете. И никогда не думал, сохранять его или не сохранять. Воспитание воспитанию рознь. Одно дело – воспитание родителей, и другое – воспитание тренера. Ко мне приходят мальчишки в возрасте двенадцати лет, это не с чистым мозгом дети, их уже успели повоспитывать и родители, и улица, и детская комната. Я получаю разнородный состав, который я должен увлечь боксом, иначе они не будут ни слушать меня, ни выполнять мои требования. Есть правила игры, которые все мы обязаны соблюдать.
Правила? Кто их устанавливает? Вы?
Ну а кто? Это ж как в анекдоте: сели играть в карты, значит, играем в карты. Я обязан придерживаться правил, которые установил себе и своим воспитанникам.
Можете назвать мне три главных?
Легко. Быть честным и порядочным по отношению к детям. Любить ребенка, потому что многим детям этой любви не хватает. Заинтересовать ребенка боксом, чтобы он полюбил этот тяжелый труд. И последнее правило – очень быстро и постоянно учиться самому.
Вы могли бы тренировать девочек?
Нет. Несмотря на то, что мы открыли женскую школу, я до сих пор не уверен, нужен ли женский бокс.
Вы же когда-то учили меня кулак делать!
Я тебя учил, чтобы ты могла защитить себя в бытовом плане. Я и сейчас считаю, что каждый человек должен знать навыки бокса. Но навыки и профессиональный спорт – это разные вещи. Профессиональный спорт – это тяжелый труд. Есть же чисто женские виды спорта – художественная гимнастика, фигурное катание – там проявляются женские качества: мягкость, плавность, гибкость. В свое время я видел, как работал великий тренер Жук. Он воспитывал чемпионок, сохраняя в них эти женские качества. А какая гибкость в женском боксе, женской штанге и борьбе? Если бы этого не было, мир ничего не потерял бы.
С кем бы вы хотели познакомиться – с Алиной Кабаевой или Татьяной Навкой?
Кабаеву я и так знаю, что мне с ней знакомиться? А с Навкой… Не знаю. У меня не возникает такого никогда: вот бы познакомиться с кем-то.
Алину Кабаеву вы знаете сегодняшнюю влиятельную или когда она была девочкой?
Конечно, девочкой. В спорте пересекаются дороги и гимнастов, и боксеров, и конькобежцев. В свое время мы дружили с художественной гимнастикой, вместе проводили сборы в Киеве, на олимпийской базе. В одном корпусе жили боксеры и гимнастки, и мои мальчишки втихаря подкармливали девчонок, потому что их реально морили голодом.
Сама великая Ирина Винер?
Она действительно сильный талантливый тренер и сильнейший человек с несгибаемой волей. Сейчас построила в Израиле тренировочный центр в Эйлате, и всю команду теперь вывозит туда, проводит там шикарные мероприятия по подготовке гимнастов.
У меня такое впечатление, что она правит балом.
Ну а почему нет? Ей помогает муж, у него есть такая возможность. Татьяна Тарасова, Лидия Скобликова, Ирина Винер – это легенды спорта. Конечно, они правят балом. Они могут зайти в кабинет к любому министру, они имеют право на это. А у Ирины Александровны еще и надежная подпорка, поэтому условия для тренировок ее гимнасток намного лучше.
Для того чтобы спортсмен достиг особых вершин, тренер должен быть наделен особой жесткостью характера?
Глупость. Тренер должен любить своего воспитанника и чувствовать его как себя. Вот тебе пример: идет бой, боксер начинает пропускать удары, а тренер спокойно на это смотрит. Как такое можно позволять? Твоего ребенка бьют, а ты молчишь? Тренер должен сразу же выбросить белое полотенце,чтобы остановить бой. Иначе дальше последует удар сильнее, потом еще сильнее, и нокаут.
Что делаете вы, если видите это не как тренер, а как зритель?
Ничего не делаю. Мне эти люди становятся понятны и неинтересны. Могу после боя подойти к судье и спросить: ты что, не видел? Потому что умный грамотный судья в таких ситуациях должен приостановить бой и посмотреть, потрясен ли спортсмен. Если же я смотрю бой в качестве организатора, то конечно имею возможность сказать все это в процессе.
Через две недели вы едете в Америку как кто?
Как промоутер и один из организаторов боя. Наша компания совместно с известной американской компанией будет проводить в Лас-Вегасе два боя. Денис Шафиков будет драться за титул чемпиона мира с кубинцем, а Мурат Гасиев – с американцем за обязательного претендента на чемпиона мира. Два главных боя турнира будут транслировать центральное телевидение Америки и наш канал Матч ТВ, они купили право на трансляцию.
Умение драться – это смелость?
Умение драться – это умение. Многие люди, никогда в жизни не занимавшиеся боксом, храбро дерутся на улице, у них это врожденное. Некоторые дерутся от трусости. Когда человек испытывает страх, он дерется лучше. Он лучше защищается, он опасается пропустить удар, он лучше атакует.
У вас когда-нибудь возникает желание ударить человека?
Нет, сейчас нет. Раньше, если было такое желание, я это делал.
До какого возраста?
Лет до тридцати. После тридцати я уже не имел права драться на улице. Я был тренер, воспитатель, и внушал детям, что если ты встретишь хулигана, который к тебе подходит и начинает на тебя кидаться, ты должен повернуться и убежать.
Почему?
Потому что у боксера есть одно оружие – руки, а руки очень слабый инструмент, и разбить кулак об лоб какого-то дебила и потом весь год лечить свои руки и потерять спортивную карьеру – это ужасно. Боксер, особенно высокого уровня, не имеет права драться на улице.
У вас был любимый прием?
Ну и вопросы ты задаешь, Ира!
Ну Евгений Ефремович?
Удачно получался левой сбоку.
Неожиданно.
Любой прием, если он достигает цели, неожиданный. Любая драка, чтоб ты понимала, имеет начальную часть, кульминацию и завершение. Повод, напряженные взгляды, запах страха. Ты сам определяешь, начинать первым или вызвать удар противника.
Надо же, я все свои тексты пишу по такой же структуре. У меня последний вопрос на эту тему. Если бы не случилась перестройка, большинство бывших спортсменов просто работали бы тренерами?
Ты о чем?
Почему именно боксеры и дзюдоисты попадали в криминал?
Потому что у этих ребят главное оружие было внутри них. Ну собери гребцов туда, они что, с веслом придут? Удар боксера достигает 400 килограммов. У великого Мохаммеда Али удар достигал тонны.
Вот это да. То есть, по степени важности руки боксера можно сравнить с руками пианиста?
Конечно. И тот, и другой свой хлеб зарабатывают руками. Но пианист и драка – несовместимые вещи. У пианиста не бывает таких ситуаций, когда может возникнуть необходимость драться. У них круг общения другой – интеллигентный, сдержанный.
Вам интересны музыканты?
Конечно! Очень. Я сам учился в музыкальной школе и даже играл немножко на рояле в кинотеатре «Металлург» перед сеансами. Мой учитель там подрабатывал и иногда брал меня с собой. Мы с сыном дружим с Димой Коганом, известным скрипачем, и когда он берет в руки скрипку, мне на душе хорошо. Но желания играть при нем на рояле у меня не возникает!
Это почему же?
(Смеется). Потому что так, как он, я играть не умею, а играть рядом с ним плохо неприлично. Чтобы играть, как он, надо было всю жизнь заниматься роялем, а не боксом.
Вы производите впечатление человека, который терпеть не может конфликтов.
Ты права.
Тогда почему же вы выбрали бокс?
А я бы не смог с секундомером бегать на время или соревноваться с планкой. Мне нравятся виды спорта, где есть противостояние.
Ну выбрали бы фехтование.
Ты сейчас пошутила? Папа привел меня в секцию бокса во дворец спорта «Строитель», потому что мне некуда было девать энергию, потому что я дрался со всеми во дворе, и улица Сталеваров сама по себе была достаточно хулиганистая, а ты говоришь: фехтование. Папа сказал: здесь есть очень сильный тренер, Владимир Лазаревич Коган, я думаю, что он из тебя воспитает человека. Кстати, в институте физкультуры в Омске у нас была общая кафедра бокса и фехтования.
На мой взгляд, эти два вида спорта уравновешивают друг друга.
Никогда не задумывался.
А как вы с Марком Лейвиковым столько лет дружите и остаетесь партнерами в бизнесе? Вы же совершенно разные?
Так всегда в жизни. Контакт находят абсолютно разные люди, одинаковым вместе неинтересно. Много лет назад на каких-то соревнованиях ко мне подошел Олег Терегулов и сказал: Евгений Ефремович, познакомьтесь, это Марк. Учитывая, что их бизнес только начинался, а у меня уже было огромное количество контактов, друзей и так далее, мы нашли общие точки, стали партнерами, а потом подружились.
Как вы нашли общие точки, если у вас, кроме национальности, ничего общего не было?
Ты знаешь, вот кстати, национальность – это вопрос, который меня не волновал никогда. Это сейчас становится модным: кто, что, на какую букву фамилия, а я о том, что я еврей, узнал только лет в пятнадцать.
Ну к тому моменту, когда вы познакомились с Марком Георгиевичем, вам уже было не пятнадцать, а сорок.
Какие сорок, ты о чем? Меньше.
Вы что-нибудь переняли от него?
Я никогда ни от кого ничего не перенимал. Он все время ходит в галстуке, а я всю жизнь хожу без галстука.
А вот он, мне кажется, вряд ли полюбил бы без вас бокс.
(Смеется). Естественно. Ему деваться некуда. И Марик, и все наши с ним партнеры любят бокс и помогают ему.
В ком из своих детей вы больше всего видите себя? Кто из них похож на вас больше – Саша, Сергей или Лера?
Затрудняюсь сказать. Если внешне, то Саша. А внутренне каждый взял от меня и добавил свои качества, приобретенные и на улице, и в институте, и в кругу друзей. Они все трое абсолютно разные. Если бы Саша был жив, они бы с Сергеем друг друга дополняли, и это была бы очень сильная структура. Но к сожалению, так не получилось. А Лерочка своего папу почти не знала, она была тогда совсем маленькой, и знает о Саше только по нашим рассказам, по фотографиям, по фильмам. В память о своем папе Лерочка, выйдя замуж, сохранила нашу фамилию. Даже не обсуждала этот принципиальный для нас вопрос, просто сама так решила и сделала.
А из детей Сергея кто вам ближе по духу?
Все! Они настолько уникальные дети! Дети детей умнее нас, это фантастика.
Что особенно вас в них удивляет?
В пять лет они уже все умели читать!
А вы не умели?
Нет, конечно. А ты будто умела!
Я умела.
(Смеется). Может, и я умел, но не помню.
И что вы читали, когда научились?
Ну я ж мальчишка, поэтому я любил читать про приключения. Я вырос в эпоху, когда книги были страшным дефицитом, и нам домой их приносили по блату. Жюль Верн, Джек Лондон, Дюма. Я мечтал быть моряком. Мама была родом из Самары, выросла на Волге, она научила нас с братом плавать раньше, чем ходить.
У вас было в детстве прозвище?
Ваня. Производное от фамилии. Но как только я пошел в секцию, все прозвища закончились.
Жалко. Такое доброе прозвище. Это правда, что вы намерены ставить своего губернатора?
Кого? Ты о чем? Что за чушь? Это слухи. Мы никогда никого не ставили и даже не намеревались это делать.
А сами бы хотели быть губернатором?
Нет, конечно. Даже если бы мне дали зарплату в миллион долларов. Я же человек совершенно другого склада, абсолютно далекий от политики.
Переформулирую вопрос. Много ли в нашем городе фигур вашего масштаба?
Много, Ира. Фигура определяется по поступкам, а не по должности. Нельзя назначить кого-то и сказать: все, ты фигура. Ты не фигура, пока ты что-то не сделаешь. В разных отраслях: в металлургии, в строительстве, в политике, в искусстве, в спорте – в нашем городе много интересных людей. Для меня ярким человеком является Александр Федоров, это очень интересная личность. Он достаточно замкнутый, не любит кичиться, и очень мне этим близок. А как определить масштаб? Кто это определяет? Ты сейчас спросила, а мне вспомнилось, как в девяностые годы я читал про себя в сводках МВД и диву давался. Целый роман можно было написать. Мне очень симпатичен Олег Митяев. Я не могу понять, как он придумывает и стихи, и музыку, и потом еще умудряется петь. Откуда он все это берет? Как человек может писать о том, чего никогда не видел? Сердцем? Некоторые песни слушаешь и диву даешься. Если бы я был верующим, я бы сказал, что он поэт от Бога.
А вы вообще не верующий?
Это сложный вопрос. Я верю, что что-то там есть такое, а что – понять не могу. Я признаю все религии, стараюсь помогать, где могу. Мы участвовали и в реставрации Синагоги, и в строительстве Мечети. Но я не хожу в Церковь и не хожу в Синагогу, это вопрос не для диктофона. Религия – слишком тонкое дело, и можно ненароком обидеть кого-то, а мне бы этого не хотелось. Тем более, сегодня, когда многие религии воюют между собой. Россия полностью втянулась в конфликт на Ближнем Востоке, и чем это кончится, непонятно.
Вы различаете смирение и слабость?
Конечно. Это две абсолютно разные вещи. Слабость – это я хочу и не могу. А смирение – это ты хочешь, но этого нельзя сделать по каким-то законам или неписаным правилам, которым ты вынужден подчиняться вопреки своему желанию.
Мне тут на днях один чужой человек передал в подарок продукты. И я целых пятнадцать минут думала, как мне себя повести: вернуть назад или оставить, чтобы не обидеть этого человека.
А что он тебе передал?
Колбасу.
У него колбасный завод?
Нет.
Тогда без разговоров надо было вернуть.
Вернуть– то я вернула, только потом переживала, зачем он это сделал.
Зачем тебе это расценивать? Зачем тебе это надо? Если ты будешь каждого идиота воспитывать, у тебя жизни не хватит.
То есть, я могу вести себя так, как хочу, оберегая свои границы?
Ты обязана себя так вести, иначе у тебя не будет соответствующего положения и внутреннего ощущения свободы. А если б ты взяла и съела эту колбасу, тебе бы неудобно было в следующий раз отказаться от встречи. (Смеется). Он бы сказал: колбасу же сожрала, а встречаться не хочешь.
Лет двадцать назад вы мне рассказывали, что когда вы были мальчиком, вам казалось, что ваш тренер знает все обо всем.
Так оно и было, Ира. А может, просто нам, мальчишкам, так казалось.
Сейчас вы можете сказать, что вы все про эту жизнь понимаете?
Нет, конечно! В жизни столько вопросов… Многое до сих пор непонятно. Мне непонятно предательство. Когда человек, которому ты много сделал, в один момент тебя предает. Его не пытают, как в войну, не выжигают каленым железом, а он в простейших условиях принимает решение тебя предать.
У вас никогда не возникало мысли, что именно из-за страха предательства мы так привязываемся к собакам?
Возможно. Человек всегда нуждается в друге. Но любая дружба – это все равно некое фехтование, а собака безмолвна и преданна в любых ситуациях. Как мечта мужчины о глухонемой жене. Смотрит влюбленными глазами, не задает лишних вопросов, вообще никаких не задает. Я прихожу домой, мой пес приносит мне тапочки. Сажусь на диван, он несет подушечку, сам садится рядом. Когда я еще работал тренером, у нас жил Джим, ризеншнауцер. Все в городе знали его. Он сам садился в трамвай на ЧМЗ и приезжал ко мне во Дворец Спорта. Когда его не стало, я взял сенбернара и тоже назвал Джимом. Сейчас у меня три собаки: сенбернару 15, лабрадору 7, а лайке 4. Все между собой дружат, друг за друга глотку готовы порвать.
Они все живут с вами в квартире??
Ты что? Нет. Я живу на двадцать пятом этаже, со мной живет только лабрадор, а те двое живут на даче – им нужен простор, свобода, вольер.
Вы верите, что они понимают наш язык?
Наверно.
Я могу задать вопрос про Ларису Евгеньевну?
Не надо. Женщины – такие существа, что лучше про вас не говорить ничего.
У меня только один вопрос: она ревновала вас?
А что, есть женщины, которые не ревнуют?
А как после встречи с некоторыми людьми меняется судьба, вам понятно?
Что ты имеешь в виду: общение или действие?
Я имею в виду такое общение, которое по своей силе приравнивается к действию.
Для этого нужно, чтобы человек достаточно слабый встретился со сверхсильным. Только тогда возможны перемены.
В вашей жизни был такой сверхсильный человек?
Пожалуй, нет.
А в моей жизни этот человек – Вы.
Ты говорила это несколько лет назад, я помню.
Вы понимаете, что в вас магическая энергия?
Ира, не начинай! Ты же знаешь, что я весь этот пафос не люблю. Лучше скажи, что тебе для полного счастья нужно?
Вам принадлежат замечательные слова: если ты меняешь свободу, то это должен быть удар молнии.
Это точно. У меня для тебя есть работа. Наши боксеры вышли на мировой уровень, живут по два месяца в Америке, тренируются там. Американский журналист уже взялся. Ты можешь писать про них, у тебя это неплохо получается.
Неплохо?
Зачем ставить оценки по пятибалльной шкале, если всю суть можно сократить до двух? Мое неплохо – это уже хорошо.
У вас есть мечта?
Есть. Моя мечта – научиться играть на гитаре.
И что вы сыграете, когда научитесь?
Высоцкого, Окуджаву, Визбора. Это песни, которые трогают мою душу до слез.
Ваши планы на ближайшее будущее?
Выучить английский язык.
А в чем для вас принципиальное отличие мечты от планов?
Планы для работы, мечта для души. Мне нужен английский, чтобы не чувствовать себя идиотом, когда я разговариваю с серьезными американскими промоутерами.
Так есть же переводчик, который всегда рядом?
Есть разговоры, где переводчик лишний. Ира, хватит, уходи, сил уже нет отвечать на твои вопросы!
Это он лукавит, что у него нет сил. Он настолько многогранный, что мир разрешает ему лукавить в мелочах. Заслуженный тренер России, президент Федерации бокса Урала Евгений Ефремович Вайнштейн – это легенда нашего города, наше достояние. Тысячи мальчишек, выросших в парней и ставших взрослыми мужчинами, по-прежнему, как в детстве, называют его Ефремыч. И это нисколько не панибратство. Это любовь к своему тренеру, это благодарность за жизненные уроки, это преданность человеку, который многим из них заменил того, кто в жизни каждого мальчишки должен быть главным.
