Если брак оказался бракованным

Татьяна Кузнецова: Вся история человечества началась с одного человека, потом первобытное, но уже общество, община и, наконец, в более цивилизованном варианте государство. Государство в своё время возникло как социальная модель, которая нас объединила. Затем возникли ячейки общества — семьи. Но сейчас наступило время гипериндивидуализации, и я боюсь даже предположить, к чему мы идём. Получается, большой круг замкнулся. Но ещё в этом цивилизованном витке держатся исконно общинные страны — восточные, а западная индивидуалистическая парадигма и тянет весь мир вперёд. Наша страна, общество в этом плане несколько зависли, и возможно есть в этом и плюсы. Но до сих пор сложно понять, кто мы — Восток или Запад? При переходе к гипериндивидуализации размываются ключевые скрепы, которые нас держат, — это государство и семья. Что может стать теми психологическими зацепками, которые помогут сохранить семью в условиях, когда развод уже превратился в бизнес-проект? Кстати, на Северном Кавказе, где, казалось бы, традиции сильны, процент разводов высок. А всё потому, что после развода можно получить пособие. Регионы там довольно бедные, так что в основе чисто экономический расчёт.

Вадим Мурашов: Это глобальная проблема — не только России или Запада. Если посмотреть в прошлое, когда были общины, преобладание сельского хозяйства, то там какой вообще мог быть развод? Хоть у дворян, хоть у крестьян. Нам с женой коровник пополам, что ли, разделить? Я на одной половине поля буду пахать, а она на другой? У дворян свои резоны: они заключали брак, чтобы увеличить богатство. Тогда было много причин для сохранения брака в принципе. Сейчас таких причин нет. В принципе любая женщина после развода, оставшись с двумя детьми, может самостоятельно их вырастить. Есть секции, такси, няни. У мужчин та же ситуация: устроить быт — не проблема.

Единственная ценность, что осталась,  — это любовь, тёплые отношения. Вокруг что-то происходит, а мы возвращаемся в тихую гавань, где нас поддерживают и любят. Если это есть, то семья сохраняется. Ещё один важный момент — сохранение связи поколений в семье. Если семьи не будет, как мы эту связь сохраним?

Татьяна Кузнецова: Значит ли это, что рациональных причин сохранения семьи не осталось? Кроме душевного комфорта и продолжения рода.

Вадим Мурашов: Понимаете, у психологов вообще нет задачи сохранить брак во что бы то ни стало. Иногда приходят пары и говорят: «Разведите нас, но чтобы было тихо-мирно». И мы работаем уже на этот запрос. Комфорт с конкретным человеком — это главное. Если вспомнить пандемию, то одинокие люди тогда оказались под прессингом и в сильном вакууме — в кафе для общения с друзьями не выйти, в спортзал, в офис. Этот момент тоже может работать на сохранение семьи, потому что человек осознаёт: так вот для чего нужна семья!

Татьяна Кузнецова: Если человек во внутреннем смятении, ему надо встретиться с психологом?

Вадим Мурашов: А вы знали, что по данным за 2023 год только в Челябинске на психологов истратили 1,5 миллиарда рублей?

Татьяна Кузнецова: И это ведь как раз свидетельство гипериндивидуализации. Раньше была коллективная поддержка, которой сейчас становится всё меньше. Остаётся идти к психологу.

Вадим Мурашов: Думаю, люди просто начали понимать, что это помогает. Раньше было больше скепсиса — мол, я псих, что ли, чтобы к психологам обращаться?

Татьяна Кузнецова: Ещё одна причина, мнению, в том, что выросла внутренняя тревожность из-за того, что внешняя среда стала более агрессивной.

Вадим Мурашов: Надо понимать, где мы взрослеем. Это не работа — там мы просто становимся специалистами. Взрослость появляется лишь в трёх отношениях: детско-родительских; супружеских и терапевтических. Если человек не смог повзрослеть в детско-родительских отношениях, в супружеских ему будет тяжело. И тогда надо идти к психологу.

Татьяна Кузнецова: Раз единственная причина сохранения семьи — тепло ли тебе с человеком, то логично возникает вопрос к психологу-сексологу. Когда и где в семьях теряется секс? Верно ли, что на каком-то этапе значимость секса исчезает и люди начинают замещать адреналин ещё чем-то?

Светлана Назарова: Хотя я не люблю слово «должен», но секс всегда должен присутствовать. Пока в семейных отношениях есть секс, есть и связь. Секс — это цемент, скрепляющий кирпичики отношений. Для мужчины это больше физическое, для женщины — эмоциональное. У женщины секс начинается с того, что она берёт телефон и видит сообщение: «Доброе утро, милая!». Если в течение дня ей кто-то настроение подпортил (даже тот же мужчина, к которому она спешила), секса может и не быть.

Конечно, кризисы случаются. Если мы говорим о сексуальных отношениях, то первый кризис случается на первом же году жизни. Видите ли, у нас часто происходит подмена понятий. Считается, что должна быть страсть, чтобы всё горело! Когда ко мне приходят и жалуются, что «пропали бабочки в животе», я говорю, что страсть — это болезнь и беда. Нам часто внушали: нет страсти, нет и любви. На самом же деле когда нет вечной страсти — это здоровые отношения.

Гораздо большее значение имеют эмоциональная, душевная близость — когда нам не страшно рядом с человеком. Другая проблема — это то, что люди не умеют разговаривать. Приходят пары, которые прожили 15 лет и до сих пор не знают, где у кого эрогенные зоны.

Татьяна Кузнецова: Это проблема именно российского общества?

Светлана Назарова: Скорее да. На Западе люди более свободны. У нас же люди часто сажают друг друга в разные клетки и при этом пытаются взаимодействовать. Сексуальные отношения не должны приводить к травмам, а у нас люди зачастую сексом травмированы. Много женщин после сексуальных утех попадают в больницу и объясняют: «Как я могла мужу отказать?». Да элементарно — словами! Главное — без крика, упрёков и оскорблений. Жертвенность эта у нас передаётся из поколения в поколение. Нас научили страдать, а не любить и жить.

Татьяна Кузнецова: С чего же тогда начать, чтобы изменить эту ситуацию?

Светлана Назарова: Люди не умеют общаться. Им кажется, что проще всё бросить и построить новые отношения. Но в новых отношениях проблема не исчезнет сама по себе. Будет либо так же, либо хуже. Поэтому для начала поговорите друг с другом искренне, откровенно. Если вы понимаете, что диалога не получается, то стоит обратиться за помощью к специалисту. Никто вас за это не осудит.

Раньше у меня в 80 % случаев женщины приводили мужчин, то сейчас наоборот — мужчины приводят жён. Мужчины говорят, а жёны закрываются, потому что считают, что им об этом говорить нельзя, секс — это стыдно. Либо говорят, что «он сам должен знать», ещё больше закрываясь в обидах и недосказанности. Умение договариваться в паре, учитывая интересы и потребности друг друга, — это великий навык, который ведёт к доверию и взаимпониманию. Мы все разные, поэтому каждая семья индивидуальна.

Татьяна Кузнецова: В 50‑е годы прошлого века было 3-5 % разводов — и мы знаем, почему. В 80‑е годы этот показатель достиг уже 30 %, а сегодня мы выходим уже на запредельную цифру в 70 %. Неужели ситуация настолько ужасная?

Людмила Рерих: Я не согласна с этими цифрами. Сравнивать годовое количество зарегистрированных и расторгнутых браков некорректно, поскольку не учитывается временной фактор: разводятся пары, заключившие брак в разные года. Если же рассматривать только те браки, которые были зарегистрированы в прошлом году, то процент разводов среди этих пар составил всего 1,5 %. А наибольшая доля разводов приходится на пары, прожившие в браке от 3 до 5 лет (примерно 37%), на втором месте – пары со стажем от 11 до 20 лет (около 23%).

Поэтому некорректно утверждать, что все браки распадаются. Продвижение семейных ценностей приносит свои плоды. Подтверждение этому можно видеть на мероприятиях по чествованию юбиляров семейной жизни, когда внуки слышат историю любви своих бабушек и дедушек, а члены семей рассказывают о своих традициях. Когда мы спрашиваем юбиляров о секрете долгой и счастливой семейной жизни, мужчины часто отвечают, что главное — это взять на себя ответственность.

Анализируя данные, мы пришли к выводу, что молодые пары, чьи родители счастливы на протяжении всей супружеской жизни, умеют совместно переживать любые трудности, сохранять уважение друг к другу и идти по жизни долгие годы вместе.

С 1 января этого года увеличился размер государственной пошлины за расторжение брака, и мы полагаем, что это снизило количество импульсивных, необдуманных обращений в органы ЗАГС и привело к уменьшению количества расторжений браков более чем на 30%. Согласно Гражданскому кодексу, после подачи заявления на расторжение брака супругам предоставляется месяц на размышление. Если они не являются в назначенный срок, считается, что пара сохранила брак. Как правило, по поведению пары можно определить, является ли решение о разводе окончательным или же супруги ещё пытаются найти компромисс.

Татьяна Кузнецова: Вы, наверное, тоже уже стали психологом, постоянно общаясь с супругами?

Людмила Рерих: Не только я. Все сотрудники органов ЗАГС взаимодействуют с парами, стараются напомнить супругам годы, когда они только познакомились, воскресить в их памяти счастливые моменты начала отношений. Следует отметить, что современное поколение более осознанно подходит к браку, тщательно взвешивая все «за» и «против». И если уж они решаются на рождение детей, то не торопятся расставаться при возникновении первых трудностей.

Татьяна Кузнецова: От чего всё-таки зависит семейное долголетие?

Людмила Рерих: Поведение детей часто является отражением жизненного опыта их родителей, и они склонны повторять усвоенную модель. Читая истории про разводы, создаётся обманчивое ощущение всеобщего распада семей. Но это не так. Дело в том, что отрицательные переживания более заметны. Например, комментарии в стиле «и у меня так было» чаще оставляют люди с негативным опытом. Те же, кто счастлив в браке, предпочитают не делиться своим благополучием, следуя принципу «счастье любит тишину».

Татьяна Кузнецова: Мне кажется, всё идёт от любви. Если для тебя брак — это бизнес-проект, то ок, но честно об этом говори и не лей слёзы в духе: «Да я всю жизнь на тебя потратила!». Если люди честно разошлись, всё урегулировали, в том числе имущественные вопросы по законодательству, то я за. Но есть ли способы пресечь явные манипуляции?

Денис Куликов: У нас семейное право развивалось из общины. Отношения регулировались церковью. После революции та база, на которой строилась семья, была разрушена. Известная революционерка Александра Коллонтай вообще заявляла о половом коммунизме — жёны должны помогать мужьям найти себе подруг и наоборот, мужья тоже должны оказывать подобную помощь жёнам. Конечно, всё это не устоялось. Государство заинтересовано в семье как в ячейке общества. Появились декрет о ЗАГСах и другие документы, которые объединились в Семейный кодекс.

Говорить о каких-то инструментах противодействия манипуляциям можно лишь, когда понимаешь причины. Если видно, что брак был чисто коммерческим проектом, есть способы такую ситуацию разрешить. Есть как досудебный, так и судебный порядок медиации. Но ни один спор в суде не разрешить, потому что законность и справедливость — это разные понятия. Правила прописаны для всех семей, а не для какой-то отдельной. Поэтому в итоге часто недовольными остаются обе стороны. Лучше уходить в мировое соглашение или медиацию.

Татьяна Кузнецова: Что ещё есть кроме брачного контракта, который приводит в чувство каждую сторону? Как можно пресечь, например, бесконечные делёжки детей?

Денис Куликов: На мой взгляд, таких универсальных инструментов не существует. Кроме воспитания. Можно, конечно, разделить имущество между супругами в зависимости от положения каждого — всё имущество в целом или часть. У суда есть полномочия, но такое урегулирование не спасёт ситуацию. А вот закон о медиации, по моему мнению, достаточно хорошо регулирует семейные отношения. Медиатором выступает, как правило, психолог. В медиацию выходят, когда обе стороны заинтересованы в примирении. Статистика при этом достаточно хорошая, порядка 80 % после медиации — это случаи примирения в форме различных соглашений. Замечу, что, например, в Великобритании медиация — это обязательная процедура, в США — на усмотрение суда, а в России — при согласии сторон.

Кстати, если необходимо урегулировать какой-то спор, вовсе не обязательно нужно расторжение брака. Разделить имущество можно и без развода, как и обязать выплачивать алименты.

Татьяна Кузнецова: При разводе имущественные вопросы действительно выходят нередко на первый план — какие нюансы тут следует учитывать?

Светлана Голубева: Если развод неминуем, то существуют варианты отстоять своим имущественные права. Хорошо, если супругам знакомо такое понятие, как справедливость, и всё делится справедливо, в зависимости от вклада каждого. Но если такого исхода не просматривается, есть пути отстоять своё право до судебного решения. Это страховые продукты, которые не относятся к категории имущества. При разводе деньги, вложенные в подобные инструменты, не делятся и не отсуживаются. Так что можно подстелить соломку и заранее оформить подобный контракт, где есть даже возможность управлять активами внутри этого договора. Я считаю, что каждому из супругов стоит открывать для себя договор инвестиционного страхования жизни, чтобы было понимание — это личные деньги, они неприкосновенны. Возможно, одним из вариантов справедливого раздела имущества может быть своевременно оформленный брачный договор.

Денис Куликов: У нас в судебной практике много примеров, когда оспаривались случаи фиктивной купли-продажи, дарения, когда люди снимали деньги со счетов перед разводом. Готовятся ведь не только к свадьбе, но и к разводам — зачастую даже ещё тщательнее. Все эти действия можно оспорить, но только через суд.

Светлана Голубева: В финансовом мире есть механизмы устранения цифрового банковского следа при оформлении страховых решений. И это обеспечивает конфиденциальность и уникальность данному инструменту.

Татьяна Кузнецова: И всё-таки один из самых главных вопросов — как собрать себя воедино после развода?

Вадим Мурашов: Развод, случается, даже отмечают: идут в ресторан, поздравляют друг друга. Далеко не всегда это негативный опыт или груз. Семья сохраняется, если людям вместе удобно. Если нет, то расстаются. И после развода можно удовлетворять потребности, чего не было в браке. Но бывает, что человек чувствует слом, думает, что его отвергли. Когда люди сильно проваливаются в травму отвержения, то, скорее всего, в детстве нечто подобное уже было — может, кто-то из родителей когда-то его отверг. Либо были холодные, дистанционные отношения. Тогда надо уже начинать терапию и работать с изначальной травмой.

Татьяна Кузнецова: То есть, если дошло до развода, это вполне нормально выбирать из трёх вариантов: терапия, в том числе и с сексологами, новые отношения или что-то ещё?

Вадим Мурашов: Развод переживается как горевание, но не по умершему, а по той жизни, которая была. Горевание длится год-полтора. Поэтому психологи советуют не вступать в новые отношения в этот период. А многие, наоборот, желая поднять свою самооценку, начинают прыгать из кровати в кровать: что мужчины, что и женщины.

Светлана Назарова: Если мы видим, как женщина после развода начинает чего-то там добиваться, это не всегда хорошо. Потому что зачастую человек не живёт, а собирает «доказательную базу». Типа, я тебе докажу! И получается, что всё это прожила не для себя, а для другого человека, который её бросил. Она провалится ещё глубже в травму, откуда её вытаскивать надо будет больше года. Так что нельзя растворяться в другом человеке. Лучше быть друг другу интересными. Сплетни, например, между мужем и женой — это прекрасно, потому что это показывает, насколько им интересно вместе и какие у них общие темы.

Татьяна Кузнецова: Может быть, такая примитивная формула «сборки себя»  — год горевания, причём осознанного и принимаемого как данность, проработка с психологом и…новые отношения?

Вадим Мурашов: Некоторые просто отказываются от новых отношений — мол, буду доживать так. Но это тоже своего рода блокировка желаний и потребностей. Вместе с водой выплёскиваем ребёнка. Это как в компьютерной игре. Не прошли уровень, и вас скидывают на исходную точку. Если в прежних отношениях вы не прошли какой-то кризис, вам снова его придётся пережить с другим человеком. Так что лучше решить проблему, а не менять партнёра.