+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Даниил Глубоков

Железный ректор

Явления: люди — легенды
Текст: Сергей Смирнов
Фото: из фондов объединенного государственного архива Челябинской области
Даниила Александровича Глубокова называют ярким представителем руководителей сталинской эпохи. Он был типичным человеком своего времени. А начальником считался неординарным: почти 30 лет на посту ректора Челябинского медицинского института  — это что‑то! В жизни вуза  — это целая эпоха. Эпоха Даниила Глубокова.

Путь фронтовика: через труд и боль

Какое светлое будущее ожидало парнишку, который родился в деревне в Челябинской области? Ясное дело  — работа в поле или на ферме. У Даниила Глубокова были другие планы. Как говорили люди, знавшие его в молодости, деревенский парень имел способности к математике. И даже круче   он был талантлив! Но, как всегда, неожиданно началась вой­на. Нужно было решать другие задачи. В армию Даниил пошёл добровольцем, попал в воздушно-­десантные вой­ска. Стоял август 1941 года. Было ему 17 лет.

Через год воздушно-­десантная бригада, в которой служил Глубоков, была преобразована в стрелковую дивизию (десант в обороне не требовался!) и получила звание гвардейской. В августе 1942 года гвардейцы сражались под Сталинградом, Даниил был на самом, что называется, «передке». А что это значит? Как‑то ребятишки спросили Народного артиста СССР Зиновия Гердта: «Дедушка, расскажите, как вы в атаки ходили!» На что Гердт печально улыбнулся: «Да какие атаки? В атаку ходят один раз. А дальше  — ты или ранен, или убит!» Глубокову повезло  — он продержался полтора месяца. Каждый день отбивали вражеские атаки. 17 сентября солдат почувствовал удар, такой сильный, как будто бы по ноге врезали оглоблей! Разрывная пуля, как вспоминал Даниил, к счастью, задела бедро и прошла навылет. Но до счастья, оказалось, было совсем ещё далеко. Рана оказалась опасной. На санитарном поезде Глубокова отправили в тыловой госпиталь. Вот как он сам вспоминал эти жуткие дни:

— И началась длинная дорога домой. Госпиталь, операция, санитарный поезд. В Саратове наложили гипс, отправили в глубокий тыл  — в Новосибирск. Помню, лежал на пружинной койке, раскачивался, несмотря на боль в ноге, оказалось, что гипс сломался, смотрел в окно. Хорошо, домой еду!

Становилось мне все хуже и хуже. Собирались консилиумы, обсуждали: довезём  — не довезём, выживет  — не выживет. Дотянули до Уфы, нас двое в поезде тяжёлых было. В Уфе не оказалось ни одного места. Решили ждать до Челябинска. Я, когда услышал, обрадовался. Челябинск  — это почти дом, мама приедет, семья жила тогда в Кыштыме. Доехали. Сразу в госпиталь 1722. Попал к Петру Михайловичу Тарасову…

Даниила сняли с поезда в ужасном состоянии. Чтобы спасти парню жизнь, ногу надо было ампутировать. Но хирург Пётр Тарасов решил бороться до конца. Он оперировал своего пациента пять раз! Даниил находился в госпитале четыре с половиной месяца. А затем Глубоков пошёл учиться. Здесь есть две версии. По одним сведениям, бывший солдат хотел заняться изучением точных наук и поступать на физмат, но Тарасов убедил его подать документы в медицинский институт. Какая математика, если в стране вой­на! По другим, он не только решил пойти в медики сам, но и убедил в этом своего товарища: мол, выучишься и вылечишь мне ногу! Так это или нет, но уже в 1943 году Глубоков поступил в Киевский медицинский институт, который был эвакуирован в Челябинск. В следующем году в Челябинске открыли свой мединститут, куда он и перевёлся. Учился Даниил Глубоков прекрасно, был Сталинским стипендиатом. И это несмотря на 7 лет ежегодных операций! Рана не заживала и приносила страшные мучения. Тогда Пётр Тарасов предложил кардинальный метод, который предполагал очень непростой компромисс: рана затянется, но нога не будет сгибаться в колене. Что делать? Пришлось согласиться, выбора по большому счёту не было.

К своей профессии Даниил Александрович шёл через труд и боль.

По большому счёту он сделал себя сам…

В годы вой­ны в Челябинской области было развёрнуто 132 госпиталя! И все они работали с жуткой нагрузкой. В то же время военные медики получали уникальный опыт по сохранению человеческой жизни. Как врачам хватало сил выхаживать людей и в это время заниматься наукой? Уму непостижимо. Но даже в самые трудные военные годы люди в белых халатах писали и защищали кандидатские и даже докторские диссертации!

В Челябинск из Киева приехал целый медицинский десант  — более 120 научных работников. Да не абы кто! 20 профессоров, 29 доцентов, 55 ассистентов. Целых 42 доктора наук! Эти люди привезли с собой самое драгоценное  — книги. Часть из них   это рукописи медицинских статей  — переводы с иностранных языков. Многие из них врачи переводили сами. В библиотеке Челябинского мединститута они оставили 30 тысяч книг, огромный по тем временам фонд. Когда Киев был освобождён от фашистов, учёные вернулись домой. Но не все! Часть из них по приказу партии осталась в Челябинске. В новом медицинском институте читали лекции 7 докторов, 31 кандидат наук, 10 аспирантов. Вот такой вуз в 1948 году блестяще окончил Даниил Глубоков. Пётр Михайлович Тарасов, который стал ректором института, как‑то сказал своему «крестнику»: «О хирургии забудь!» Ну, какой хирург с такой ногой? Так и было. Даниил был принят на кафедру госпитальной терапии (ординатура, ассистент, а с 1958 года  — доцент кафедры). Этот путь Даниил Глубоков прошёл очень непросто. Тарасов симпатизировал Глубокову, но конкретных покровителей у него не было. Этот человек сделал себя сам.

В1958 году Глубоков был назначен заведующим кафедрой и одновременно проректором института по учебной части. До него кафедрой руководили три академика! Это даёт повод считать, что у Даниила Александровича были талантливые наставники. Так‑то оно так… но один из этих академиков Глубокова по какой‑то причине не любил. До ненависти. И говорил, что пока он жив, доктором наук этот доцент
не будет! А возможности у академика были просто неимоверные. В Челябинске он работал временно и по истечении пяти лет вернулся в Москву. Человеком он был влиятельным и входил во многие кабинеты. Участвовал в попытках реанимации товарища Сталина, вносил правки в историю его болезни. Лауреат Государственной премии и Герой Социалистического Труда! Так что сдержать своё слово ему не составило абсолютно никакого труда: доктором наук Глубоков стал только в 1975 году, на следующий год после того, как московский академик умер.

Вот вам конкретный пример о роли отдельной личности в истории.

Жизнь больше располагала к философии, чем к романтике

У Даниила Глубокова была сильная страсть. К чтению! Если бы в молодости у него были деньги, он бы скупил все книги в мире! Но денег у молодого преподавателя не было. И он просил продавцов книжного магазина, что расположен в центре города на проспекте Ленина, отложить их для него под прилавок  — до лучших времён. Откуда это известно? А оттуда, что продавцами в магазине были Любовь и Софья Петровны  — тётки студента Игоря Иосифовича Шапошника, доктора наук, профессора, зав. кафедрой, главного кардиолога Челябинска и прочее. Они рассказывали студенту, что читал преподаватель. А читал Глубоков в основном серьёзную литературу   классиков. А также серьёзно увлекался философией и любил цитировать Канта, Гегеля, Фейербаха и, конечно же, Марса. Даниил Александрович в молодости вступил в коммунистическую партию и был идеологически подкован!

Этот же магазин любил и Пётр Михайлович Тарасов. Деньги у него были. Он приезжал знакомиться с новинками литературы в строго определённые дни. В магазине был особый, «тарасовский стул» и определённое место, где ректор просматривал предложенные книжки. Книжки связывали в стопку, и водитель отвозил их домой к Тарасову  — тот жил через дорогу в доме напротив. Глубоков о расписании посещений магазина Тарасовым знал и старался подходить примерно в то же самое время. В последствие квартира Глубокова, особенно когда он стал ректором, превратилась в книгохранилище. Даниил Александрович, чтобы лучше познакомиться со своими аспирантами, приглашал их домой. При виде таких сокровищ у молодых учёных неожиданно просыпалось чувство безрассудной наглости, и они просили наставника дать что‑нибудь почитать. Но Глубоков предупреждал, что домой книжки не даёт: «Даже не просите! Хотите  — читайте тут!»

Время было интересное. Фамилия у одной из тёток Шапошника была Пастернак. Когда в стране началась кампания по дискредитации писателя, её осторожно спрашивали: «Вы, случайно, не…?» На что она отвечала: «Что вы, он даже не однофамилец!» Жить было нелегко. Чтобы выжить, приходилось шутить.

В институте ректор появлялся только в 3 часа дня

В 1958 году Даниил Глубоков был назначен проректором института по учебной части и зав. кафедрой госпитальной терапии. Лямку ректора тянул Тарасов. Но сердце хирурга не выдержало  — инфаркт! Пётр Михайлович не привык сдаваться, но пришло время и ему уходить. Он передал ректорский жезл Глубокову. Даниил Александрович оказался, скажем так, в интересном положении: он не был ни доктором, ни профессором, а руководил и теми и другими. Наверняка, за спиной были разговоры: а кто нами руководит?

Тем не менее Даниил Александрович правил железной рукой. Человек он был непростой. Авторитарный. Казалось бы, всё в институте держится на нём. Но это не так. Или не совсем так. Глубоков создал в институте баланс, который держал институт в состоянии устойчивого равновесия. Этот баланс держался на подборе кадров. Под началом Глубокова работали два чудесных проректора   Лев Яковлевич Эберт по науке и Павел Демьянович Синицын по учебной работе. Как выразился Игорь Иосифович Шапошник, это были люди простые и понятные. В этом, конечно, есть изрядная доля шутки. Кто такой Лев Эберт? Сын портного! Читаем биографию: еврей-­подводник  — это уже звучит не как шутка, а как смешной анекдот. Но Лев Яковлевич, выпускник военно-­медицинской академии, фронтовик, был корабельным врачом на Балтике, капитаном первого ранга! В 1960 году был уже и доктором, и профессором. А это уже серьёзно. Павел Демьянович Синицын, сын колхозника, вышел из простых фельдшеров. Был на фронте, работал в госпиталях, с вой­ны с немецкими фашистами попал на вой­ну с самураями. Доктор, профессор. Эта тройка  — Глубоков, Эберт, Синицын была надёжной и слаженной как экипаж в танке. Каждый знал своё дело.

Попасть в кабинет к ректору было непросто. Как правило, он принимал только заведующих кафедрами. Или тех, чьи вопросы пытались, но не могли решить проректоры. Но обязательно в присутствии самих проректоров. Как в любой организации, в медицинском институте были конфликтные люди: обиженные начальством, объединённые стремлением дружить против кого‑то, да и просто любители посплетничать. Это жизнь. Когда Даниилу Александровичу начинали рассказывать о смертных грехах какого‑то сотрудника в надежде, что этот разговор останется приватным, он обрывал доносчика. А затем так это по-доброму спрашивал: я сейчас приглашу этого человека, а вы сможете всё, что сказали, повторить при нём? Как правило, повторять никто не хотел. Что касается сплетен и доносов, в институте при Глубокове было тихо. Относительно, конечно.

Даниила Александровича называли мини-­Сталиным. Но в отличие от вождя, Глубокову могли возражать. Например, когда он увлекался речью на заседании парткома, его могли одёрнуть: «Коммунист Глубоков, вы забываетесь, это не ректорат!» Он вспыхивал, но брал себя в руки. Ректор мог «самодурствовать»: как казалось некоторым сотрудникам, он прощал какие‑то проступки одним и без причины придирался к другим. А что? Это свой­ственно человеку. Впрочем, сколько людей, столько и мнений. И даже больше.

В институте Даниил Александрович появлялся в 3 часа дня. С утра он работал дома. Переключать рабочий телефон ректора на домашний можно было только в двух случаях: звонок из Москвы или из обкома КПСС. Обком Даниил Александрович уважал и побаивался. Дома ректор много читал. В советское время каждому зав. кафедрой института за государственный счёт выписывали по два американских медицинских журнала. Возможно, что ректор получал больше. Глубоков вполне прилично владел английским языком. Он понимал, что на Западе медицина сильна и игнорировать её не имеет смысла. Консервативный с виду, он шёл в ногу со временем.

Медицина приобретает женские формы

Что считал Глубоков самым сложным в организации учёбы в институте? Как утверждают знающие ректора люди, это набор студентов. И дело тут не только в строгом отборе. Каждый год обком КПСС направлял в институт особый список, в котором настоятельно рекомендовалось проявить особое отношение к ряду абитуриентов. В списке было несколько десятков фамилий. Даниил Александрович был верным солдатом партии, а солдаты не обсуждают приказы. Но чувствовал он себя, мягко говоря, не комфортно. В советское время в институте при приёме студентов соблюдался баланс по половому признаку   примерно 50 на 50. Даниил Александрович за этим тщательно следил. Сейчас, по крайней мере в Челябинске, профессия врача начинает приобретать женское лицо. Например, в начале 2023 года зав. кафедрой института, академик Игорь Аркадьевич Тюков на сессии принял экзамены у 50 студенток и только у 3 студентов. Хорошо это или плохо? Пока сказать трудно. Но это есть. Впрочем, вернёмся к Глубокову. В 1969 году в институте открылось подготовительное отделение. Это повысило шансы на поступление в институт рабочей и сельской молодёжи, а так же солдат, которые прошли срочную службу. А раз появился дополнительный шанс, то возрос и интерес к институту!

Забот у ректора хватало. При его участии выросла материальная база института: построены три общежития, морфологический и лабораторный корпуса, заложен фундамент последнего, 9‑этажного корпуса  — «утюга». В области росли потребности в детских врачах. Это чувствовалось постоянно. И что? Институт при поддержке областного отдела здравоохранения провёл тщательную организационную работу, после которой можно было выходить с конкретным предложением в Министерство здравоохранения. И предложение было принято: в 1970 году в вузе открылся факультет педиатрии. Шли годы, и вуз крепчал: в 1978 году решением Министерства здравоохранения РСФСР Челябинский медицинский институт был переведён из второй категории в первую.

Непростые отношения артериальной гипертонии и коронарной болезни сердца

Есть и связь между математикой и медициной? Даниил Глубоков, безусловно, обладал математическим мышлением. Он умел анализировать цифры и грамотно пользовался статистикой. Чем занимался этот учёный? Даниил Александрович разрабатывал вопросы кардиологии, особенно клинико-­эпидемиологические аспекты ишемической болезни сердца и артериальной гипертонии. Он создал собственное оригинальное научное направление, которое было посвящено проблеме взаимоотношений коронарного атеросклероза и артериальной гипертензии. Автор 158 опубликованных научных работ, редактор пяти монотематических научных сборников по проблеме «Артериальная гипертония, коронарная болезнь сердца и их взаимоотношения». Многие годы был членом правления Всероссийских обществ кардиологов и терапевтов. Профессоров принято оценивать не только по научной и лечебной деятельности, но и по «тренерской» работе. Квалификацию спортивного тренера подтверждает количество кандидатов и мастеров спорта, которых он подготовил. Так же и среди учёных: растёшь сам, помогай расти другим! Под руководством Глубокова защитилось 33 кандидата и пять докторов наук. Все пятеро стали профессорами. Надо отметить, что это очень показательный результат!

В семьдесят с лишним Глубоков оставил пост ректора. По крайней мере, в первое время он чувствовал себя не очень комфортно. Сломался привычный ритм жизни. Постепенно Даниил Александрович становился доступнее, мягче. Как говорили в институте, расслабился! Он, бывало, и раньше мог зайти в институтский комитет комсомола, поболтать с молодёжью. И, как рассказывает знаменитый онколог, академик Андрей Владимирович Важенин, даже пропустить с комсомолом по рюмочке! Но в свою душу не позволял лезть никому. И вдруг в преклонные годы Глубоков стал так нежно и трогательно рассказывать об Иване Бунине, что все, знающие прежнего ректора, поразились: а мы‑то думали, что он только Гегеля с Марксом читает!

За свои заслуги Даниил Александрович был удостоен звания Заслуженный деятель науки Российской Федерации, Почётный гражданин Челябинска, награждён орденом Октябрьской революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом Отечественной вой­ны I степени, медалями «За отвагу» и «За трудовую доблесть». Голос вой­ны постоянно звучал в его сердце. 9 мая Даниил Александрович считал святым днём. Он собирал за праздничным столом сотрудников и рассказывал им о своих боевых друзьях. Всех их он помнил по именам и рассказывал подробно, словно это было вчера.

Вспомним Глубокова и мы. В декабре «железному ректору» исполнится 100 лет.

Pin It on Pinterest

Share This