Игорь (Гарик) Петров,
гитарист, группа «Шико»
—Когда-то Эллингтон, довольно часто бывавший в раздраженном состоянии, с легким пренебрежением, свойственным просветленным циникам, продекларировал: «Что не свинг, того нет на свете». За ним, зараженный бациллой снобизма, верный Барри Уланов конкретизировал: «джаз закончился на Армстронге…»
-Снобизм. Джаз не может ни кончиться, ни возродиться. Как не может кончиться, скажем, погода. Он тоже непростительно непостоянен. Он трансформируется, развивается, ломает традиции и неожиданно возвращается к ним. Он многолик и разнообразен. Здесь и фолк, и фьюжн, и этно. Много всего.
—Что же из всего этого самое «джазовое»?
-Конечно, традиция. Диксиленд. Классический свинг биг-бэндов, надежный, как все ретро.
-Прости, но заниматься латино в противоположной (во всех смыслах) точке земного шара, все равно что, как говорил Жванецкий, рассуждать о вкусе устриц, ни разу их не пробовав…
-А при чем здесь география? Это состояние души. Есть музыка, которая может передать эмоцию, и совсем другое – эмоция, которая становится музыкой. И от нее можно согреться. И ею можно согреть. Такая она солнечная и горячая. Ни литература, ни живопись, ни кухня латиноамериканская… Музыка! Звук для меня самодостаточен. Я не бывал в Латинской Америке. Но, поверьте, если бы эта музыка здесь не была никому нужна, мы бы этим не занимались. Просто уехали бы туда, где были бы нужны.
—Кроме Шико, еще есть такие музыкальные «обогреватели»?
-На эту стилевую нишу в нашем регионе никто не претендует. Но в джеме, естественно, может подключиться кто угодно. То есть, сыграть латино может любой джазовый музыкант.
—А с кем бы ты хотел сыграть в джеме?
-Ну… Замахнусь. Пако де Лусия. Al Di Meola, John McLaughlin, Висенте Амиго. Впрочем, кто-нибудь опять скажет, что это не джаз. Да сейчас все – джаз! Сплавы такие, что закачаешься! А уровень этих мэтров таков, что они все, что угодно сыграют.
—И ты способен с ними сыграть?
-Да, наверное, способен. Даже определенно способен. Дело даже не в этом. Я нисколько не сомневаюсь в своей профессиональности. Другое дело – психология. Смог бы я победить себя, взять себя в руки, чтобы не «зажаться» в их присутствии.
—Ты амбициозен…
-Амбициозен. Амбиции заставляют двигаться вперед.
—У многих джазменов отношение к «другой» музыке несколько пренебрежительное. К самодеятельной песне, например…
-Что касается бардовской песни, то, конечно, есть и приятные исключения. Яркие. Но, в основном, конечно, угнетает расстроенная гитара, полное невладение инструментом и тому подобное. Только не надо думать, что я отношусь к этому свысока. Я участвовал во многих проектах, которые к джазу не имели никакого отношения. С Александром Анфимовым, например, или с Димой Хмелевым. Да и есть более «джазовые» люди, чем я. Тот же Валера Сундарев, Игорь Бурко, Стас Бережнов.
—Участие в коммерческих проектах – необходимость заработать на хлеб насущный? Джаз не кормит?
-Никогда он не кормил, не кормит и, к сожалению, нет тенденции, чтобы он начал кормить. Стабильность, пусть даже не самая «сытая», – это очень хорошо. Можно расслабиться и заниматься только творчеством. Но сейчас ситуация складывается не в пользу джаза.
—Голодная пенсия не пугает?
-А я и не рассчитывал на кого бы то ни было. К тому же у джазовых музыкантов нет пенсионного возраста! С возрастом музыка становится более глубокой, более правдивой и откровенной. Пока способен шевелить пальцами… Людей со сцены уносят. Последний вздох – саксофону. Примеров масса. И, прости за пафос, это высшее счастье.
—Кто это оценит? Насколько я знаю, джаз – не музыка для миллионов. С фанатами напряженка. Определенно чувствуется некая клубность, своеобразный ценз.
-Насчет «клубности» я согласен. Есть определенная «процентность» тех, кто ходит на джазовые концерты. Немало и новых лиц.
—Вас часто приглашают на корпоративы?
-Приглашают. Находятся такие любители. И что характерно, – это, как правило интеллектуальный бизнес. Высокотехнологичные производства, компьютерные технологии и тому подобное.
—Из зала кричат «сыграй «Караван»?
-Бывает. Это нормально. Люди реагируют на проверенные вещи. Если это единственное, что человек вспомнил из джазового репертуара? Но нас, в основном, знают как латино-бэнд. Из творчества Джипси Кинга, например, часто просят. Это гитарная музыка. А гитару у нас очень любят.
—Ну, гитара, это так романтично. Все девчонки влюблялись в мальчиков, играющих на гитаре…
-У меня был такой статус дворового гитариста-виртуоза. Со всеми вытекающими последствиями. К тому же гитара очень удобный инструмент: рояль же с собой не потащишь! А тут за плечо закинул, пошел, развел костерок, попел… Потом Академия. Но джаз – это больше самообразование. Практика. А 10 лет назад мы встретились с Сергеем Усольцевым, и появился Шико.
—Так вдохновенно говорят о джазе, и так жалуются, что плохо кормит. Но, может, это вопрос раскрутки? На концерты Бутмана ходят даже те, кто понятия не имеет об Армстронге…
-Нет. Ответ однозначный. Джаз никогда не будет у нас таким же популярным, как, скажем, попса. Это достаточно сложная музыка. Нужна определенная причастность, что ли. Посвященность. Нужен определенный образ сознания. Наша публика живет совсем по другим законам. У нас совершенно другие корни. Поэтому большинство воспринимают с трудом даже классический свинг. Не получится так, что джаз будут слушать все и повсеместно. Никогда.
—Но ты будешь играть джаз?
-Джаз – это убеждение. А убеждениям люди остаются верны. Даже ценой собственного жизненного благополучия и комфорта.
