Но кто мы и откуда?
ЯВЛЕНИЯ: театр
Текст: Владимир Спешков
Фото: из архива Камерного театра
В Камерный театр идут не за комфортом кресел и радостями буфета, а за эстетическими и эмоциональными впечатлениями, переживаниями и приключениями. Публику этого театра (как и его спектакли) не назовёшь однородной. «Мой внук Вениамин» — мелодрама про еврейское и женское счастье по давней пьесе Людмилы Улицкой — собирает полный зал прекрасных дам из категории «идише мама» (я и не подозревал, что их столько в Челябинске). Гоголь и МакДонах от знаменитого пермского режиссёра-мистика Сергея Федотова — любителей этой самой мистики и чёрного юмора. «Generation «П» по Виктору Пелевину — челябинских хипстеров. Какие ещё в Челябинске хипстеры?, — скажет скептик. Уж какие есть. Своя аудитория и у блоковского «Балаганчика» с его изысканной атмосферой русского Серебряного века, и у голой задницы замечательного актёра Петра Артемьева в роли французского энциклопедиста Дени Дидро (спектакль «Распутник»).
В общем, с этим театром не заскучаешь. За последний год (я веду отсчёт с конца прошлого сезона) Камерный сыграл три премьеры. Лично для меня эти спектакли, при всей разности литературной основы и режиссёрской манеры их создателей, складываются в некий единый сюжет, который уместно обозначить строчкой из пастернаковского «Свидания»: «Но кто мы и откуда?». Всё это спектакли о России. Канувшей, как Атлантида, но вдруг в каких-то проявлениях всплывающей уже в наше время России советской, то есть СССР, в спектакле «Гнездо глухаря» по пьесе Виктора Розова. «Советская кабаре-история» — так обозначает его жанр создатель спектакля, главный режиссёр Камерного театра Виктория Мещанинова. России времён для кого-то лихих, а для кого-то благословенных 90‑х годов прошлого века в «Generation «П» по роману Виктора Пелевина. Режиссёр Лариса Александрова назвала его «экзистенциальным мюзиклом». И России вечной и неизбывной в «Послании к Человеку» по поэме в прозе Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» от режиссёра Алексея Янковского. О каждом спектакле — в порядке очереди. Советское кабаре
Виктор Розов, быть может, самый существенный советский драматург третьей четверти XX века, написал пьесу «Гнездо глухаря» в 1978 году — разгар, но и расцвет так называемого застоя.
Всё ведь ещё было достаточно благополучно, никакого Афганистана, нефтедоллары в страну текли и ещё не разворовывались подчистую, что-то доходило и до народа, в Москве не было проблем с колбасой и апельсинами, оттуда их везли командированные… Но некое тотальное духовное неблагополучие, идеологическая фальшь, метастазы лицемерия и лжи ощутимы были уже очень явственно.
Особенно теми, кому это положено ощущать наиболее остро, — художниками. Вот что написал о «Гнезде глухаря» Виктора Розова в своей монументальной монографии «Драма памяти» театровед Павел Руднев: «В этой предельно жестокой, социальной, сатирической и во многом пессимистической драме он подвергает критике высшие чиновничьи слои и приближается к выводу, характерному для последующей эпохи: так жить нельзя».
Виктория Мещанинова ставит розовскую пьесу через сорок лет после её создания, смотрит на ситуацию и героев этой драмы из нашего времени. Не очень интересуется социальной сатирой и разоблачениями (смешно выглядело бы обличение советского номенклатурщика Судакова с его шестикомнатной квартирой и продуктовыми пайками на фоне того, что мы читаем сегодня о тех, кто пришёл ему на смену в наши дни). Гораздо больше режиссёра волнует нравственная деградация, духовная энтропия, поразившие когда-то, несомненно, честного и незаурядного человека с фронтовым прошлым. И актёр Михаил Яковлев играет в своём Судакове именно эту сломленную мощь, незаурядную натуру, подточенную нравственными компромиссами со лживой, порочной системой.
Духовное нездоровье главы семьи как зараза передаётся и подтачивает тех, кто рядом. В этих хоромах, где хозяева затеяли нечто, что гораздо позже назовут евроремонтом (художник Сергей Александров), в общем-то несчастны все. Мария Беляева глубоко (я бы сказал надрывно) играет драму дочери Судакова Искры, муж которой, делая карьеру, находит более выгодную в этом плане спутницу жизни. Как часто бывает в пьесе Розова, здесь есть отчаянно бунтующий против лживого мира взрослых подросток. Сына Судакова Прова играет Никита Савиных. Но в этом его бунте уже мало романтики, больше безысходности. Да и представители «победителей» — тот самый муж-карьерист Ясин (Антон Ребро) и его новая спутница жизни Ариадна (Виктория Бухарина) — пока не выглядят слишком уверенно, бессовестную гламурность новых хозяев жизни им или их потомкам и последователям предстоит обрести позже.
Режиссёр Мещанинова — мастер сценического психологизма. Характеры очерчены объёмно и точно. Это спектакль про людей, а не про фантомы и схемы, так часто подменяющие людей на современной сцене. Спектакль про прошлое, которое проросло (и ещё как!) в наше настоящее. Но точно выстроенные психологические ситуации режиссёр оттеняет явлениями кабаре-дуэта Валентины Спиревой и Ивана Еланцева. Их песни пронизывают (пронзают!) сценическое действие, не комментируя его буквально, но добавляя объёма и какого-то особенного театрального драйва. Всё это уже примета именно современного театра и своеобразный пролог к двум другим премьерам Камерного.
Экзистенциальный мюзикл
Роман Виктора Пелевина «Generation «П» инсценировала и поставила Лариса Александрова (её предыдущие работы на сцене Камерного — «Балаганчик» и «Бах и соискатели»). В мире театра режиссёр Александрова до сих пор больше известна как хореограф, успешно работающий на самых разных сценах — от различных трупп contemporary dance до Большого театра. Вот и в её сценической версии про копирайтера-криэйтора Вавилена Татарского, про «лихие девяностые», новых русских богатеев и чеченских бандитов, наркотические грёзы, тайны богини Иштвар, виртуальную реальность и прочее, прочее, прочее завораживает прежде всего сценическая картинка. Здесь режиссёру-хореографу очень помогли сценограф Алексей Вотяков и художник по свету Иван Виноградов, создавшие бесконечно изменчивое, трансформирующееся пространство, где всё обман, всё галлюцинация и грёза, где актёр существует на равных с каким-нибудь световым миражом.
Текст, которого при всём при том очень немало, не так уж важен. Важно то, что поверх и помимо слов (как, собственно, и у Пелевина), — несказанное, туманное, притягательное, как всякий порок и тайна. Гораздо больше пелевинских текстов запоминаются слова из песен Бориса Гребенщикова. Может быть, потому, что давно знакомы. Это идеальный музыкальный фон для экзистенциального мюзикла про русские 1990‑е. Никаких фонограмм, актёры поют живьём, делают это абсолютно убедительно, в чём велика заслуга музыкального руководителя спектакля Валентины Спиревой.
«Generation «П» стал абсолютным зрительским хитом минувшего сезона, билеты на него челябинские хипстеры (и не только они) раскупают за месяцы вперёд.
Послание к Человеку
Поговорив о России семидесятых и девяностых годов прошлого века, грех было не взяться за Россию вечную. О ней лучше всего рассказано в двух русских поэмах в прозе. Первая — «Мёртвые души» Николая Гоголя — у Камерного театра, надо полагать, ещё впереди. А вот вторую — «Москва — Петушки» Венедикта (Венички) Ерофеева — в минувшем феврале здесь поставил режиссёр Алексей Янковский (он ещё и художник спектакля). То, что премьера по Ерофееву последовала сразу за премьерой по Пелевину, кажется особенно оправданным, если вспомнить, что ещё в прошлом веке Виктор Пелевин опубликовал эссе «Икстан — Петушки», где провёл параллель между «Путешествием в Икстан» Карлоса Кастанеды и поэмой Ерофеева.
Постановка Янковского — это прежде всего театр текста. Так, кстати, происходит почти со всеми сценическими версиями этой поэмы Ерофеева, так было в незаурядном спектакле Сергея Женовача с дивным Алексеем Вертковым — Веничкой, так у Марка Захарова.
То, что замечательный и, как продемонстрировал этот спектакль, характерный актёр Пётр Артемьев не просто выучил, а органично освоил и присвоил громаду этого текста, сродни профессиональному подвигу. Не верьте анонсам, сообщающим, что спектакль идёт три часа. Четыре с лишним! Собственно, его имело бы смысл играть в два вечера, ведь каждая из двух частей (лирико-сатирическая первая и возвышенно-философская вторая) вполне себе самостоятельный спектакль. Впрочем, в протяжённости этой есть свой смысл: если не смотреть на часы, а погрузиться в этот спектакль, как в воду (или в алкоголь), почувствуешь абсолютное родство с этим вечным странником и вечным русским философом. Ведь все мы немножко Венички.