Даже за глаза его называют по имени-отчеству. Его уважают компаньоны и боятся недруги. Его знают многие. Но мало кто его знает. О нем ходит много легенд. Их шлейф тянется за ним долгие годы. Он, безусловно, личность. Со своими плюсами и минусами. Нужны ли ему эти мифы?
Наш разговор с президентом торгово-промышленной группы «Мизар» Виталием Павловичем Рыльских получился достаточно откровенным. Рыльских много молчал, отвечал не сразу. Видно было,что по душам он разговаривает не часто…
-Виталий Павлович, у вас есть все – семья, работа, достаток. Вам не бывает грустно от мысли, что стремиться уже и не к чему?
-Знаешь, мне действительно грустно в последнее время. Ложусь спать и долго не могу заснуть. Думаю: ну почему я вкладываю больше души в проблемы некоторых людей, чем получаю взамен? Чувствую, что человек вроде искренен, но все равно держит дистанцию. Почему?
-Может, потому что Вас боятся?
-Так и я об этом. Но если люди не обманывают друг друга, так и бояться-то нечего. Я себя таким клоуном иногда чувствую. Хожу в колпаке, все шарахаются. Я не люблю, когда меня боятся.
-А когда заискивают, лебезят?
-А это вообще противно. Это ж видно, что неискренне. Всегда хочется сказать: ну говори прямо, что ты хочешь получить, зачем так издалека?
-Вы сами чего-нибудь боитесь?
-Ничего не боится только дурак. Любой человек боится смерти, боится болезни близких. Другое дело, что никогда не было какого-то конкретного человека, которого бы я боялся. Я всегда был независимым. Меня били, я давал сдачу. Мог постоять за себя, никому не позволял себя унижать. Отвечал за свои слова. По молодости четыре года был в лагере, но и это не показатель храбрости. Девяносто девять процентов отсидевших срок теряются в жизни, ломаются.
-Что-то может Вас сломать ?
-Сейчас – нет. А раньше было много ситуаций, из которых я выходил победителем, а можно было потерять себя. Должен быть какой-то внутренний стержень, сила, жизненные принципы. Я вырос в интернате. Отца почти не помню. Мама болела, у нее был рак. Она умерла, когда мне было 13 лет. Я остался с сестрой, стал хуже учиться. При маме не было даже «четверок», за них мне крепко попадало. Столько лет прошло, а я помню, как бегал от нее вокруг стола…
-Так рано столкнувшись со смертью близкого, человек начинает или панически бояться смерти, или воспринимать ее как неизбежность…
-Я не могу представить себя стариком. Мне вообще всегда казалось, что я буду жить недолго. В 20 лет я думал, что доживу до тридцати, в 30 – что до сорока. Наверно, поэтому хотелось успеть многое. Мама умерла в 45 лет, я ее уже пережил. А вообще, я верю, что от судьбы не уйдешь.
-А от себя?
-А от себя тем более. Не уйдешь, не убежишь. Вот сейчас у меня действительно есть многое, а я всю жизнь помню, как в детстве ходил к товарищу есть суп. Такой суп вкусный был…
-Первую любовь свою помните?
-Да. Ее звали Люба. Маленькая такая. В интернате. Так она мне в душу запала, я ей подарки к праздникам дарил. А ей нравился мой друг. Друг ее не любил, а она меня не любила. Вот и все. Спустя двадцать лет я ее встретил. Поговорили и разошлись.
Жизнь у нее не сложилась, а у меня уже на было никаких чувств, кроме жалости. Хотя она отнеслась ко мне с большим интересом.
-А может, интересны стали не столько Вы, сколько Ваши возможности?
-Иногда у меня возникает такая мысль. Мне кажется, что у некоторых людей есть какой-то конкретный интерес от общения со мной. Кому нужны деньги, кому – работа. А мне бы очень хотелось, чтобы нужен был прежде всего я.
-То есть изначально Ваше доверие к незнакомому человеку – нулевое?
-Если я не знаю человека, я не могу ему доверять. Необходимо несколько встреч, чтоб я смог понять. Некоторые – такие хорошие артисты, что они и сами начинают верить в свою «искренность». Я считаю, чтобы узнать человека, нужно увидеть его в разных ситуациях. Но это уже подарок судьбы.
-Люди, которым вы верите, – Ваши друзья, они прежние или их круг меняется с изменением Вашего благосостояния?
-Друзья у меня с юности. Люди, которые отходят, это путники, прилипалы. Настоящий друг не может перестать быть другом только потому, что ты стал богаче или беднее.
-Когда ехала к Вам, на остановке увидела картину: молодой, хотя возраст и не определишь, человек-не человек, грязный, оборванный, собирает в лужах окурки. Рядом пожилая женщина: «Как Бог таких на земле держит?»
-Я почему-то не думаю о том, что меня не касается. У него такая судьба, у меня – другая. Вот у меня в доме был сторож и вдруг пропал. Ждали, ждали, потом милиция вскрыла его квартиру, а он мертвый, причем давно. Я его похоронил, поминки сделал. Жаль его было, хороший был мужик.
-Виталий Павлович, раз уж разговор зашел о жалости, скажите, вы когда-нибудь плакали?
-Плакал, когда мама умерла. От горя. Плакал, когда попал в тюрьму. От обиды. Иногда плачу, когда кино смотрю. Не то что плачу, но комок в горле стоит.
-А жестокость – знакомое чувство?
-А кому не знакомо? Вот полюбил охоту, последние два года езжу. Если не убиваю животное сразу же, стараюсь не смотреть, как оно мучается. И стараюсь не думать. Потому что если начать думать об этом, жалко становится. Пока идет охота, есть только азарт. Я очень азартный человек.
-Охота – это потому что модно?
-Модно играть в большой теннис, а я не играю. В одежде всегда старался придерживаться моды. Все рубашки, костюмы, туфли покупаю только сам.
-Вы не считаете, что к Вашему элегантному внешнему виду не совсем подходит татуировка, которая у вас на руке?
-Считаю. Она никогда мне не подходила. По глупости в интернате сделал. Если ее возможно убрать, то я согласен. Только чтоб следа не осталось, а иначе какой смысл?
-Одежда женщины говорит о ее характере?
-Не всегда. Мне не нравится, когда одежда слишком демонстративна. В женщине должно быть достоинство. Она – как мимолетное увлечение, и она, в которую можно влюбиться, – это разные женщины. И это видно. Можно купить тело, но нельзя купить сердце. Когда продается сердце, это предательство. Если я вижу в женщине личность, я даже могу послушать ее мнение.
-Только лишь послушать?
-Все решения я все-таки принимаю сам. Всегда. Моя жена, которая, кстати, абсолютно меня не боится, имеет право на собственное мнение. Но это не значит, что я буду делать так, как она говорит. Хотя я с ней уже 25 лет.
-Это была любовь?
-Не знаю, что это было, но мы всю жизнь вместе. У нас взрослая дочь Наташа, две внучки. Жена для меня – и мама, и жена, и друг. Я не ангел, бывают такие скандалы, она не молчит в ответ, но уйти от нее и мысли не возникало. Я всегда считал, что жена должна быть одна.
-Жена ревнует Вас?
-Раньше – очень. Я в карты любил играть, приходил под утро, она злилась. Играл с грузчиками, с музыкантами. Принесу ей «выигрыш», она кричит: «Мне не деньги нужны, мне муж нужен!» Сейчас вроде успокоилась.
-Вы этому рады?
-Знаешь, для меня самое большое счастье – приехать домой и больше никуда не выходить. Дома тепло, чисто. Люба за два часа может и постирать, и приготовить, и перемыть все до блеска. Люблю просто помолчать. Она говорит, говорит, я изредка слово вставлю. Люблю, когда у меня гости. Когда хвалят приготовленную женой еду. Она очень вкусно готовит. Люблю помогать людям. Люблю, когда мне помогают.
-Вам нужна помощь ?
-Ну а кому она не нужна? Каждый человек хочет, чтоб у него за спиной был тыл. Это нормальное желание. Я не встречал таких людей, которые бы не хотели, чтоб им помогли. Мне помогут – я благодарю, я помогу – меня благодарят.
-А если не благодарят?
-Я не люблю неблагодарных людей. Не люблю, когда человек принимает мою помощь как должное. Не люблю, когда кто-то начинает думать, что имеет право что-то требовать от меня. Все права на меня только у моей жены.
-Ваша жена – энергичная женщина?
-Не то слово. В руках все горит. А вот моя сестра Валентина поспокойней. Она на 12 лет меня старше, маму мне заменила, вырастила меня, всю жизнь свою мне отдала, я ее очень люблю.
-Любите так же, как в детстве?
-Ну что ты вопрос какой-то глупый задала. Я ее всегда любил. Квартиру ей помог купить. У меня нет никого ближе ее.
-Наш разговор опять возвращается к благодарности. На Ваш взгляд – это ценное качество?
-Да. Это то, что помогает выжить. Всегда надо помнить тех, кто тебя выручил. У меня был случай в жизни, когда мне в трудной ситуации помог один знакомый, от которого я этого не ожидал. А было и такое, что давно знакомые люди не оправдывали моего доверия. Но это редко.
-Предательство вы прощаете?
-Нет, не прощаю. Раньше сильно переживал, теперь не так. Да и люди сейчас проверенные рядом. И потом, у меня интуиция развита очень. Когда мне врут, я кожей чувствую.
-А вслух говорите?
-Не всегда. Просто делаю выводы.
-Слухи о себе коллекционируете?
-Слухи – нет. Одно время коллекционировал мячи. А насчет слухов, так что только про меня не сочиняют. Всю жизнь меня преследуют мифы. Не хотят понять, что я обычный человек, со своими странностями, радостями, горестями. Я, например, все могу сделать своими руками – и гвоздь вбить, и починить что угодно. Только вот лень в последнее время.
-Руки опускаются?
-Да нет. Я никогда не позволяю себе раскисать и поддаваться апатии. Всегда есть выход. И его можно найти, если захотеть. Главное – хотеть.
-Вы всегда добиваетесь цели?
-Почти. Это смотря какие цели. Понимаешь, лидером хотя бы раз в жизни может стать каждый. Не каждый может им остаться.
-Что необходимо, чтобы всегда быть лидером?
-Никого не бояться и никогда не терять своего достоинства.
...В нем много достоинства. Оно во всем. В походке, в повороте головы, в голосе, в размеренности жестов, в продуманности каждого слова. От него исходит обаяние внутренней силы. Рядом с ним женщины вспоминают, что они женщины, а мужчины расправляют плечи и втягивают животы. Ему 47 лет. У него есть многое. Авторитет. Дело. Интуиция. Ум. Победы. Жизненные принципы. И все-таки иногда он чувствует себя одиноким.
Июнь, 1998