ВЛАДИМИР ЧЕРЕПАНОВ
Скрытое условие
ТЕКСТ: Ирина Коростышевская, Лана Литвер
ФОТО: Дарья Пона, служба маркетинга «Уралэлемент»
бизнес: личное дело
Генеральный директор завода «Уралэлемент» немногословен. Он ученый, электрохимик и всю жизнь ищет, разрабатывает и создает новые умные источники тока. Он директор ведущего оборонного завода страны, который производит батареи для военно-промышленного комплекса. Под его руководством «Уралэлемент» начинает выпускать продукцию, аналогов которой нет в мире.
«У меня никогда не было сомнений, что он достигнет поставленной цели И останется спокойным при любых обстоятельствах», – так говорит о Владимире Борисовиче жена, Нина Черепанова.
В
-Владимир Борисович, есть расхожее мнение, что государство зря тратит немалые деньги на оборонку, лучше бы поднимало зарплаты врачам и учителям. Что вы думаете об этом?
-Кто не кормит свою армию, будет кормить чужую.
-Ваш завод «Уралэлемент» когда-то назывался «Почтовый ящик номер такой-то» и был засекречен, как закрытый город.
-Мы производим мощные водоактивируемые батареи для морфлота, для подводных лодок, для электрических торпед, для речных маяков.
-И входите в корпорацию «Тактическое ракетное вооружение».
-Все верно. А также в концерн «Морское подводное оружие».
-Владимир Борисович, а как вы, кандидат химических наук, после аспирантуры Уральского научного центра АН СССР, попали на оборонный завод?
-Я сюда приехал в середине 1980‑х в качестве начальника лаборатории Ленинградского аккумуляторного института. На базе «Уралэлемента» в те годы работало больше двадцати научных институтов, в том числе и наш, Ленинградский, который был головным.
-Столичные институты базировали свои лаборатории здесь, в Верхнем Уфалее?
-Не только здесь, но в том числе и в Уфалее. Потому что производство на этом заводе связано с ракетной техникой и с водоактивированными батареями для морфлота. Потому что сюда был эвакуирован завод в 1942 году из Саратова — и в Уфалее во время войны делали батареи для фронтовых радиостанций. Потому что в 1980‑х здесь ставили мощное производство, связанное с морским подводным вооружением. В это трудно поверить, но объемы производства на «Уралэлементе» в те годы превышали объемы производства на Уфалейском никелевом комбинате.
-Ого. А ваша лаборатория чем занималась?
-Мы испытывали и внедряли в производство новую батарею для электрических торпед. Такая батарея ставилась на производство впервые, и наша задача была — отладить технологию таким образом, чтобы простые уфалейские женщины, не обладая специальными знаниями, могли спокойно делать этот продукт. Процесс внедрения — дело не быстрое, занимает лет шесть-восемь.
-Успели внедрить разработку? Там ведь перестройка началась.
-Да, в 1990 году Ленинградский институт ликвидировал все базовые лаборатории в Союзе. Меня вызвали в Ленинград и объявили: через два месяца вашей лаборатории не будет. Все лаборатории одновременно пошли под нож. Нас просто сократили. В 1991–1992 гг. исчез заказ Минобороны на «Уралэлементе». Помню, сидел тут директор, вот в этом кресле, и читал газету «Правда». Смотрел, какие новые законы изданы: «Вот куда все делось? — говорил он. — Столько в стране производилось! Железа, чугуна, танков! Раз — и рухнуло в один день». Он был искренне удивлен: как так?
-А что вы стали делать, когда лабораторию ликвидировали?
-Пытался сохранить костяк. Мы создали малое государственное предприятие «Либор», я стал его директором. Кстати, оно живо до сих пор. Мы делали литий-борный сплав, его и сейчас Минатом покупает. Делали тепловые батареи — между прочим, разработка была передовая. В производство они не пошли, но разработку подобрал Арзамас, и сейчас делает эти аккумуляторы. Кстати, тема хорошая, надо к ней вернуться, корпорации «Ракетное вооружение» сейчас такие источники тока нужны.
-Получается, Владимир Борисович, вы в разрушенной стране продолжали заниматься производством важных для обороны компонентов?
-Да, пытались сохранить лабораторию. Мне не хотелось бросать научную деятельность. Но прожить на этом было невозможно. И мы пошли в гражданку. Занялись производством лекарств для пчел.
-Для пчел? Лекарств?
-Ну да. Это та же химия. Мы стали делать лекарства для лечения пчелиных болезней. Там прибыль была от двух до пяти тысяч процентов.
-Красивая прибыль. И вы так красиво все рассказываете, как будто в костюме спите. Как вы додумались вообще до этих пчел?
-Грустное начало истории. Я еще учился в очной аспирантуре– в Свердловске, когда у меня не стало тестя. Он был пчеловод. Родственники решали, что делать, кому-то надо этим заниматься. Я решил попробовать. Нашел подписку журналов по пчеловодству, почитал, разобрался. И вот выяснилось, что пчелы болеют, а лекарственных препаратов нет. Мы разработали рецепт, сотрудничали с Институтом органического синтеза из Уфы, с Институтом Пастера в Ленинграде. Освоили производство и продавали лекарство по всему Советскому Союзу. Все области Украины я лично проехал сам.
-Получается, пчелы спасли бизнес?
-Можно и так сказать. Но не только. Благодаря моей жене Нине наше маленькое предприятие не закрыла налоговая: Нина с нуля изучила бухгалтерию, разобралась, привела все в порядок, и нам удалось уцелеть. Чем мы только ни занимались… И алюминий плавили по сотне тонн в месяц, пока лом алюминия был в стране. И лекарства для пчел продавали, пока не открылся рынок и не зашли импортные препараты. Пока не началась наша олигархическая приватизация, мы были очень близки к китайскому пути развития. Все было живое, творчество масс работало!
-Вы учились и защищали диссертацию в Уральском политехническом. Почему именно там?
-Сначала я съездил в Москву, в МФТИ, мечтал учиться там. В школе выигрывал городские и областные олимпиады по физике, любил решать сложные задачки, которые публиковали в журнале «Квант». Если ты решил — потом в журнале публикуют твою фамилию. Это было очень увлекательно.
-Вы были отличником?
-Да нет. Средний балл — 4,75. Но в МФТИ это не имело значения. Был конкурс – сорок человек на место. Абитуриентам давали задачки, как на олимпиаде. А эти задачки прямо не решаются — надо увидеть путь. Если путь не увидел, никогда не решишь. Нужно увидеть скрытое условие. По результатам мне сказали так: «Ладно, мы тебя берем, но соискателем. Если кто-то вылетит — зачислим». То есть предстояло жить в Москве без стипендии. Папы у меня уже не было в живых, у мамы не было возможности меня в столице содержать. И я со своими результатами поехал в УПИ.
-Получается, вы поступили, выдержали громадный конкурс. И уехали.
-Да. С этим документом меня готовы были взять и МАИ, и Бауманка, но… Но я уехал домой. Помню, ехал в поезде, на верхней полке, голодный. Все деньги кончились. Вышел в шесть утра на вокзале и пешком пошел в институт. Даже трех копеек на трамвай не было. Это был последний день приема документов. Пришел, утро раннее, дворники ходят с метелками. И какой-то парень знакомый уфалейский, я ему: «Слушай, дай рубль, я два дня не ел». Он от меня шарахнулся, как от огня. Потом увидел знакомых ребят, они дали денег…
-В 1990‑е были попытки захвата предприятия?
-Были. Но мы не будем говорить об этом.
-Был момент, когда стало страшно?
-Это бессмысленный вопрос. Конечно, бывало страшно, ну и что. Отдать завод? Когда его захватывали, я всегда говорил: «Ну как, как вы его возьмете? он государственный. Идите с президентом договаривайтесь, чтобы он указ подписал».
-Когда в Минобороне вспомнили, что есть «Уралэлемент», на котором умеют производить водоактивированные батареи?
-В 1996 году завод сумел добиться права на производство батарей для подводных лодок. Приезжал к нам сюда адмирал Иван Литвинов — Герой Советского Союза, тот самый, который первым всплыл на подлодке на Северном полюсе. Именно его лодкам срочно нужны были эти батареи. Он выбирал между московским, питерским и уфалейским заводами, лично объезжая каждый. Выбрал Уфалей. Завод немножко ожил. Начались иностранные заказы — из Китая в основном. Китай начал закупать вооружение. Китайцы прошли по всем нашим институтам и скупили и технологии, и батареи — все, что было не запрещено. В 1990‑х это была нищая страна, страшное дело. Я был там. Все в синих робах, ложку и вилку не найти было. Помню, они сюда приехали, человек двенадцать, мы их поселили в служебную квартиру — три комнаты, шестьдесят квадратов.
«Как у вас хорошо! Даже ванная есть!» — говорили наши гости, в том числе два директора научных институтов. Сейчас двое из тех китайских командировочных почти миллиардеры, в гости приглашают. А наши научные институты, которые все эти технологии и приборы разрабатывали, пострадали в 1990‑е больше всего. В Питере и особенно в Москве стоимость квадратного метра убила всю науку: выгоняли институт, сдавали все в аренду, так и выживали. Ученые, с которыми мы работали… Никого не осталось.
-В каком состоянии вы получили предприятие, когда вас назначили директором по развитию?
-В тяжелом состоянии был завод. Через раз дышал. Сокращение произошло колоссальное: с двух с половиной тысяч до четырехсот человек. И главный вопрос был у руководства — что производить. Они за эти годы и кроликов выращивали, и кирпичный завод строили на конверсионные кредиты… Меня генеральный позвал: «Что делать-то? куда идти?»
Я начал с разработки стратегии. Специально этому учился в Москве у доктора технических наук Кондратьева. Сначала мы создали структуру — матрицу предприятия. Если ее распечатать, она займет две стены этого кабинета. Это сложнейший документ. Приезжали эксперты из Москвы, месяца три ее выстраивали. Совместно работали две рабочие группы, наша и из Москвы. Одновременно проходило обучение всего руководящего состава завода, даже в выходные, по десять часов в день. И вот только когда создана структура, начинается развитие. Создали стратегический комитет и разработали стратегию: посмотрели сильные и слабые стороны, возможности и угрозы. Так родился стратегический план, появились продукты и возможности.
-Владимир Борисович, а когда к вам приходят идеи? К вам как к ученому.
-Неожиданно. Ночью, кстати, часто. Утром главное — не забыть. Мне кажется, это свойство любого мозга: весь день думаешь-думаешь, а ночью мозг додумывает. А дальше анализируешь, смотришь, надо ли делать из этого патент.
-А сколько у вас патентов?
-Да много, я не считал никогда. Патент делается только для охраны идеи, чтобы никто не смог обвинить, что я воспроизвел чужую, и не предъявил свои права.
50
лет «Уралэлемент» производит уникальные водоактивируемые батареи, обеспечивающие энергией электрические торпеды.
-Правильно мы понимаем, что вы даже в 1990‑е не уходили из профессии?
-Правильно. Все преходяще. А источники тока будут всегда. Вот наш литий-борный сплав, который мы тогда придумали и до сих пор производим, никто повторить не может. Он запатентован, конечно.
-Вам за границу можно?
-Да, я выездной.
-А кому вы подчиняетесь непосредственно?
-У меня два начальника: один в Питере, другой в Москве. Борис Викторович Обносов возглавляет корпорацию «Тактическое ракетное вооружение», в которой 32 предприятия страны. Мы поставляем комплектацию для этих вооружений. Второй — Владимир Викторович Патрушев, который возглавляет концерн «Морское подводное оружие». В него входит пять предприятий. «Уралэлемент» –единственный в стране серийный производитель литий-ионных источников тока.
Что такое скрытое условие? Это проблема. Задача – если тебе все условия даны и ясен путь решения. А проблема – когда условия даны, но не все, и пути решения нет. Его надо найти. Это и есть скрытое условие.
-Как вы обозначаете сейчас ближайшие цели?
-Личные? Производственные? Ну с производством все понятно: занять новую долю рынка. А личные — внуков воспитать. Четыре мальчика у нас: старшему три с половиной, младшему полгода: Иван, Петр, Александр и Владимир. Две дочери почти одновременно родили сыновей. Прабабушка, моя теща, у нас еще жива, ей 90. Она молодец, воспитывает пацанов.
-А мальчиков надо по-другому воспитывать?
-Конечно. Мальчишки активней, энергии больше, адреналин другой. Их из стороны в сторону кидает.
-Что нужно сказать мальчику, чтобы он мужиком стал?
-Да ничего не надо говорить. Сам поймет. Он живет и видит нас — какие мы, такой и он будет. Одной фразой это не делается. Это делается ежеминутно. Всей жизнью.
-Вы много лет работаете вместе с женой, Ниной Ивановной, она финансовый директор. Расскажите, как вы познакомились?
-Учились в одном классе. А поженились на последнем курсе.
-Вы в школе в нее влюбились?
-Да, в школе.
-А она знала об этом?
-Знала, конечно.
-Она сказала, что вы на первом курсе сделали ей предложение.
-Не помню, на первом или на втором. Она училась на экономическом факультете УПИ. Она мне очень здорово помогла, когда я пришел на «Уралэлемент», тут бухгалтерия была запущена так, что нас могли задушить штрафами. Я попросил Нину разобраться, и она навела образцовый порядок.
-Вы жесткий руководитель? Трудно ей с вами работать?
-Думаю, бывает трудно. В такие моменты она пишет заявления об уходе. Но я их урнирую.
-Урнируете — от слова «урна»?
Совершенно верно.
-А что это за черно-белая фотография у вас?
-Это наша заводская сборная победила в городской эстафете. Видите дату: 9 мая 1988 года, это я только на завод пришел. Коллеги подарили снимок недавно, на день рождения. Мы, кстати, до сих пор заводские спартакиады проводим.
-И вы бежите с подчиненными?
-Да, конечно. В прошлом году на лыжах пробежал пять километров за 13,57 минуты и выиграл у всех.
-И приз есть за первое место?
-Есть.
-И вы его берете?
(Смеется.) Я его тренеру отдаю.
-Вы до сих пор активно занимаетесь спортом?
-Я даже марафоны бегаю. Один в Кыштыме — «Распутье», 50 километров. Второй — «Европа — Азия», из Первоуральска в Екатеринбург, 55 километров.
-Легко бежите?
-Тяжело, конечно. Но бегу.
-За сколько?
-Часа за три. Я где-то в первой двадцатке ветеранов прибегаю. Да это что! Тут мы с зятем три года назад ввязались в супермарафон — 450 километров. На велосипедах, по бездорожью. Мы стартовали в пять вечера из Екатеринбурга, в районе Ганиной Ямы, в сторону Новоуральска, вернулись, потом Первоуральск, Ревда, в общем, там грязь одна, дальше через Уфалей, на Аракуль, на Иткуль, на Сысерть, путаница-путаница — и финиш там, где старт. Из семнадцати пар участников пришли только четыре. Дождь пошел, температура — градусов пять, хотя это июнь. Холодно ужасно. Первые семьдесят километров мы шли одиннадцать часов, вылезли из леса в четыре утра, в грязи по уши. Трасса невероятно сложная. Организатор по кличке Лось ее проходил по сухой погоде. Я ему потом сказал: «Ты что же нам устроил гонку на выживание? Километров двести — сплошное болото». Ночь, дождь льет, дороги затоплены, велосипед на себе тащишь. Но мы финишировали и заняли третье место. Вот, даже Кубок есть.
-Владимир Борисович, а когда батарейка разряжается?
-Все время.
-А вы сам?
-Это постоянный процесс. Постоянно набираешь потенциал. Заряжает сон. Семья. Мы, люди, все время заряжаемся и разряжаемся.
20
миллионов батареек «Крона» в год выпускал «Уралэлемент»
-А вы когда-нибудь жалели, что не сложилась та линия, московская?
-Я вам расскажу одну историю. Я занимался спортивным ориентированием. Уже в школе был кандидатом в мастера спорта, в составе команды Челябинской области стал чемпионом России по зимнему спортивному ориентированию, попал кандидатом в сборную России. И был у нас в команде парень — Сергей Дубонос, старше меня, чемпион области, медалист, математическую школу закончил. И после института он ушел сразу в Звездный городок, к космонавтам. Это же мечта! Он научной работой занимался, очень одаренный парень. И вот года два назад вдруг вижу нашего Серегу по телевизору. Живет он сейчас в Тульской области, в деревне, как самый простой крестьянин. У него корреспонденты берут интервью о космической промышленности. Он работал много лет в Звездном, наверняка, доктором наук стал. И вот он говорит о том, как провалили в стране космос: «Нас предали, я плюнул и ушел. Вот сажаю картошку…»
-Что вы подумали в этот момент?
-Я думал о том, что неизвестно, чем бы кончилось, если бы остался в Москве. Чем выше бы попал тогда — тем больнее бы упал в 1990‑е. Ни о чем я никогда не жалею. Так сложилось.
-Владимир Борисович, а что главное в спортивном ориентировании, чтобы победить? Кроме интеллекта и физики.
-Надо четко каждую секунду, каждый метр знать, где ты находишься. Как только ты контроль потерял, ты потерялся.
-Вы говорили о скрытом условии в задачах по физике. А в жизни бывают скрытые условия?
-Конечно. Жизнь всегда ставит такие задачи. Что такое скрытое условие? Это проблема. Задача — если тебе все условия даны и ясен путь решения. А проблема — когда условия даны, но не все, и пути решения нет. Их надо найти: и условие, и путь решения. Это и есть скрытое условие.
«Что бы ни случилось, как бы нам ни было трудно, он говорил: «Мы победим, выстоим. Мы все сможем.» Не помню, чтобы он когда-нибудь впадал в отчаяние. И его голова работает беспрерывно. Он ставит цель — и достигает цели. Всегда. Я в нем уверена каждую минуту», — такими словами завершила наш разговор Нина Ивановна Черепанова.