Двухгодовалый малыш смело шагнул в речку. Оглянулся на маму, чтобы крикнуть ей: «Смотри, я плыву!». Но она собирала какие-то травки-муравки, уверенная, что её ребёнок под присмотром старшего брата. А Лёнька упоённо гонял по лугу добрейшую чистопородную дворнягу Цезаря. В общем, благословить на подвиг было некому, аплодировать мужеству — тоже, и он шагнул дальше. Ещё шаг, и ещё, и… вдруг провалился. Малыш даже не успел понять, почему холодная вода хлынула ему в рот, глаза, уши, нос. Он хотел закричать, и захлебнулся. Он бешено колотил руками, ногами, но тяжёлая вода неумолимо тянула вниз… Испугался он позже, когда увидел жуткий страх в маминых огромных глазах. И её слова — он не помнит их, но хорошо усвоил, на всю жизнь, — мама сердится, она недовольна им. А ему так хотелось, чтобы она гордилась своим младшим сыном…
Через несколько лет, в 1957 году, в их доме появился аккордеон. Огромный, тяжеленный, с мехами, пострясающе-блестящими кнопками и спрятанной внутри Музыкой. Предназначен он был для старшего брата Лёньки. Папа руководил строительством памятника Ленину на главной площади города, и по окончании получил премию. На эту премию и приобрели инструмент. Аккордеон заворожил Володю. Мальчик дожидался, когда все уходили из дома, доставал аккордеон, бог знает как, водружал его на колени, и упоённо извлекал звуки, и радовался, когда они получались гармоничными. За этим занятием однажды его «застукала» мама, неожиданно вернувшись из школы, — мама работала учительницей. Тихонько зашла в комнату, посреди которой восседал младший сын, еле различимый за огромным аккордеоном. Ругать Володю не стала, только улыбнулась. Пошепталась вечером с отцом, и в воскресенье пришёл к ним учитель музыки. В музыкальную школу Володю бы не взяли — слишком мал. Что и к лучшему: педагог оказался хорош, мальчика учил не по программе, а от души. Володя старался. И как же ему нравилось играть для гостей в доме, или в школе на концертах, и чтобы мама была рядом и радовалась за него! Гордилась. Ему даже слов её не надо было никаких, взгляда одного достаточно, чтоб он видел: мама довольна им, она гордится сыном. Она его любит.
Когда в первом классе появились первые оценки, и Володя принёс из школы трояки, мама ахнула: как? Её сын и — трояки? И ему захотелось быть первым во всём — учёбе, музыке, спорте. Ради мамы.
Его родители были большими тружениками. Они познакомились на Дальнем Востоке, мама училась в Хабаровском пединституте, а папа приехал строить Комсомольск-на-Амуре. Долго дружили, потом поженились. А после войны, уже с первенцем, переехали в Челябинск, где жили родители отца. Папа был строителем, возглавлял «Челябстрой», построил пол-Челябинска. Суровый, решительный, властный на производстве, он был абсолютно беспомощен в житейских вопросах. Мама вставала в 4-5 утра и готовила, стирала, убирала, гладила, мыла, штопала. Кормила своих мужчин завтраком и уходила в школу. Она была из породы «добрых, но справедливых» учителей. Её очень любили коллеги, и ученики, и друзья её сыновей. Мама переживала за всех своих учеников, беспокоилась, любое происшествие через сердце «пропускала». Она по-разному любила своих сыновей. Они и были разные. К старшему, Лёньке, относилась более бережно, трепетно и внимательно, опекала его, уроки проверяла, наставляла. Он был первенцем в большой семье Гурвичей, среди всех многочисленных братьев и сестёр отца. Ему дарили игрушки, которые переходили «по наследству» младшему брату, как и его вещи — что, надо сказать, Володю несколько раздражало. Зато Володя всегда был самым самостоятельным в семье, никогда не ждал, когда мама сделает что-то для него. Успевал и в школе на «отлично», и на коньках, и в баскетбол, и по музыке. В 6-ом классе он почувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы… дать сдачи. И после того, как пару раз пришёл домой с разбитым носом и синяками, мама решила взять сына под своё крылышко — во 2-ю школу ЮУЖД, где учительствовала. Правда, в новой школе Володе тоже пришлось самоутверждаться. Но мамин незыблемый авторитет и «всенародная» любовь её учеников помогли ему. Так и объяснили ему «оппоненты», однажды встретив после уроков: «Если б не Зинаида Прокопьевна…»
В седьмом классе учитель музыки сказал Володиной маме: «Ему уже нечему учиться у меня». Мама опять пошепталась с отцом, и через некоторое время в доме появилось… пианино. Из-за пианино Володя вставал после того, как вся семья хором просила: «хватит, дай отдохнуть». А в праздники они с удовольствием рассаживались в ряд: папа — с мандолиной, брат — с аккордеоном, Володя — за фоно, и исполняли что-нибудь «эдакое». Для мамы. А мама стояла, опершись о лакированный бок пианино, и улыбалась так счастливо! «Какие же вы у меня талантливые, мои дорогие мальчики…»
Мама хвалила братьев редко, только «за особые заслуги», что ещё повышало ценность её хвалы; собирала грамоты и благодарности, не развешивала по стенам, а складывала в стопочку и хранила у себя. Гордилась сыновьями.
А как красиво танцевали их родители на семейных праздниках! Как исполняли вальс или танго! Дед по отцу был чемпионом Минска по бальным танцам, приобщил в своё время сына, а тот — жену, Зинаиду Прокопьевну. И сыновьям было очень лестно, что их родители и здесь — лучшие, самая красивая танцующая пара на любом торжестве…
Володя вместе со своим лучшим другом Игорем Белоглазовым сочинял песни, Игорь писал стихи, а Володя к ним — музыку. Свои произведения они исполняли везде, где можно было, — в клубе на танцах или на концертах в школе…
После школы Володя хотел дальше учиться музыке, но отец тактично, но твёрдо и решительно убедил младшего сына: «Музыка — великолепное увлечение, но редко когда счастливая профессия». Увидел, что парень сник, «утешил» по-мужски: «Пойдёшь учиться на музыканта — будешь лучшим строителем среди музыкантов и лучшим музыкантом среди строителей. Но никогда — просто лучшим». Мать стояла рядом, смотрела на сына, ждала, что он решит. В вопросах воспитания детей они с отцом никогда не спорили, на сыновей воздействовали, но не давили.
Володя поступил в ЧПИ на инженерно-строительный. И завертелась студенческая жизнь: лекции, стройотряды, друзья. И — музыка. Вокально-инструментальный ансамбль: Сергей Варламов, Виктор Поляк и Володя Гурвич. Они играли и пели на студенческих дискотеках, в стройотрядах, агитбригадах для студентов и деревенской молодёжи. Его друзья часто бывали у них дома, и мама очень любила всех товарищей её мальчиков. И друзья очень любили добрейшую Зинаиду Прокопьевну.
В 1970-м Владимир отправился строить Нарвскую ГЭС, где познакомился с Семёном Мительманом. Там же сколотили ансамбль, жили насыщенно: с рассвета до заката — стройка, с заката до рассвета — музыка. Даже на «побриться» времени не оставалось. Да и мода не обязывала, напротив… После стройотряда Володя вернулся домой, как был — в густой хипповой бороде, кудрях до плеч. Мама открыла дверь, и вспыхнувшая радостью улыбка сползла с её лица. Только произнесла: «Нет, это не мой сын». И закрыла двери. Спорить было бесполезно. Когда мама говорила — гулять до 11-ти, значит, после 11-ти дверь дома будет закрыта. Пару раз ему доводилось ночевать в подъезде. В общем, развернулся и — умчался с агитбригадой. Три недели разъезжали по деревням, развлекали студенчество, по осени традиционно спасавшее урожай картофеля. А через три недели в институте начались занятия на военной кафедре, и с кудрями пришлось проститься. Чисто выбритый, с армейской двухсантиметровой стрижкой, явился домой. Мама просияла: вот это — мой сын!, и обняла Володю.
В 1980 году Владимир вступил в КПСС. И не только из-за карьерных соображений. Его отец состоял в партии с 1939 года, а старший брат и по сию пору — непоколебимый сторонник коммунистической идеологии. Это — единственная тема, которая долгое время ссорила братьев, пока они не научились уходить от неё. Но тогда, в 80-х, Владимир ещё верил в идеалы коммунизма, ему казалось, что настоящий коммунист должен быть таким, как герой Урбанского в одноимённом художественном фильме. Старался соответствовать.
…Сдавали дом на Коммуны, 69. Строителей не хватало, и сроки поджимали — обычная история на стройке. Владимир тогда уже был начальником строительного участка. Пришлось на время забыть о должности. Пришёл на объект, где работа отнюдь не кипела, взялся за ручки шлифовальной машины, и стал шлифовать паркет будущей библиотеки. Стружка разлеталась в стороны, на чистые брюки обалдевших подчинённых… Со своими идеалами почти 20 лет Владимир отработал в строительстве. С 86-го года возглавил управление, которым долгое время управлял его отец, и там его отца помнили и уважали. Разве после этого мог быть Владимир плохим руководителем, плохим строителем, плохим человеком? Ответственность перед родителями он ощущал всю свою жизнь. Эта ответственность дисциплинировала его, и, в конечном итоге, принесла успех в жизни.
— И всегда вы такой правильный, Владимир Семёнович?
— Мои родители прожили большую, красивую и правильную жизнь, ничего дурного в ней не было. И мы с братом стараемся так же жить, соблюдая законы и принципы, которые впитали с молоком матери, которые родители жизнью своей нам передали. По крайней мере, мне стыдиться нечего и не о чём жалеть.
— Какие принципы?
— Уважение друг к другу, порядочность, честность, не лгать, не подводить, не подличать…
— Почему, как вы думаете, ваша жизнь, как и жизнь ваших родителей, такая гладкая?
— Опять же — не надо отступаться от принципов. Нет, это не общие слова, а очень конкретные. Как только воспринимаешь их общими словами, начинаешь искать пути отхода. И как только отступаешь — всё идёт наперекосяк. Обстоятельства? Человек должен быть выше обстоятельств…
В 1990 году друг детства Владимира — Григорий Фишер — позвал к себе замом в «Ремстройбыт». Когда-то они были близкими товарищами, учились в одной школе, а Зинаида Прокопьевна была любимой учительницей Григория. Владимир согласился: организация специализировалась на строительстве, было интересно. Но через два года назрело расставание. Не сошлись во взглядах на «производственные вопросы». Сначала Владимир решил отстраниться, занялся выращиванием… «грибов». Но на грибах разбогатеть не удалось, и он ушёл совсем. Страшно было. На пике развала экономики страны остаться одному — страшно. Тогда казалось — крушение. А теперь он благодарен судьбе, что это произошло. И друзья оказались рядом — Александр Гончаров и Леонид Ананьев. Сейчас все они — владельцы комбината «МиассТальк», где Владимир Семёнович — генеральный директор. Перспективное предприятие быстро развивается: «Бизнес — как снежный ком, остановить невозможно». А мама, когда Владимир добился определённых успехов, всё просила сына: «Остановись, сколько можно?». Владимир к богатству не стремился, хотел иметь ровно столько, чтобы жить комфортно. Он и живёт… Дома у него — музыкальная студия. Он так же увлечённо, как в юности, играет, сочиняет, поёт. Жена порой просит его: «Володя, сделай звук… потише».
…В 1979 году появилась в семье Гурвичей Оля и сразу стала любимой внучкой Зинаиды Прокопьевны. Росла очень самостоятельной — в отца. И бабушка гордилась красавицей внучкой, на одно обижалась — редко заходит. «Ага, зайдёшь, и начнутся морали, — возмущалась Ольга. — Ведь ба не может не указать — не так оделась, не то накрасила».
«Об одном жалею, — сетует Владимир, — только один ребёнок у меня. Когда Оля маленькая была, работал много, и ей времени уделял мало, а теперь дочь выросла, и столько невостребованных отцовских чувств осталось».
…В 1996 Владимир неожиданно для всех крестился. Мама обрадовалась, а отец отнесся к поступку сына без понимания, но с уважением как к самостоятельному решению.
— Вы в Бога верите?
— Верю в силу, что ведёт меня по жизни, оберегает. Ощущаю присутствие этой силы и в знак благодарности и преклонения перед ней ношу православный крестик, дважды освещённый на гробе Господнем.
— Были в Израиле?
— Все мои двоюродные родственники в конце 80-х уехали туда. Теперь вот плачутся: если б мы знали, что здесь будет так… Израиль — не моя страна, мне там некомфортно. Я вообще не мог бы жить нигде, кроме России. Должно быть, впитал с молоком матери. Мама-то у меня русская…
…Последние 18 лет они опять жили все вместе. На разных этажах большого дома, который строил трест, где в своё время работали сначала отец, потом — сын, Владимир Гурвич. Утром — обязательно — пожелания и поручения на день, а вечером — как прошёл день? Так же обязательны — дни рождения. Большие праздники и юбилеи проводили в баре «У реки», который построил Владимир. Бар — любимое место отдыха его семьи и его друзей, перечислять которых — часа не хватит.
На 80-летие мужчины сделали маме подарок — фотографию их семьи, фотомонтаж, где все — молодые, и каждому — 20 лет: маме с отцом, брату Леониду, его жене Валентине, их сыновьям Паше и Женьке, Владимиру, его жене Елене и дочери Ольге. «Дорогие мои мальчики, как же я вас люблю», — радовалась мама. Владимир ещё раз удивил её: вышел к микрофону и запел. Для мамы. Она сидела и тихо плакала от счастья и гордости: она и не представляла себе, что её сын так красиво поёт — под настоящую живую музыку, с настоящими профессиональными музыкантами. А потом Владимир танцевал с мамой… последний их вальс.
…Тот год был самым страшным в жизни Владимира. Готовились ко дню рождения его жены. Мама писала поздравительные стихи, после собиралась на рынок. Резко поднялась и… упала. Инсульт. Семён Израилевич примчался в больницу и увидел Зинаиду Прокопьевну совершенно беспомощной. Это его сломало. Отец угас за несколько месяцев. Пока возможно было, маме не говорили, оберегали от страшной вести…
Зинаида Прокопьевна пережила мужа только на полтора месяца. Они прожили вместе 58 лет и не захотели оставаться друг без дружки…
