Холодным ноябрьским днем 1997 года Петр Вагин вошел в актовый зал Челябинского механического завода. Вместе с отцом, генеральным директором Юрием Вагиным, поднялся на сцену. В зале сидели простые рабочие. Они не вышли к станкам. Это был бунт. Первый бунт на заводе.
Люди не получали зарплату шесть месяцев и требовали свое: «Пока нам не заплатят, мы работать не будем». Отец встал. Он говорил спокойно, стараясь не обращать внимания на грубые выкрики:
– Экономика в стране развалена. Наше предприятие в тяжелейшем положении. У нас нет государственной поддержки. Краны не покупают. Мы сделаем все возможное. Мы…
– Что я должен сказать своей жене? Я сделал свою работу! Отстоял свои смены! Отдайте мои деньги! Детям нечего есть!
Вагин-старший стоял перед толпой. Он был собран, сдержан. Он и сам не получал зарплату. Он был с ними на равных. Только он за всех отвечал.
Когда все закончилось, Петр Вагин посадил отца в машину и повез домой. Налил стакан водки и сказал: «Выпей. А то у тебя сердце остановится.»
Это был его третий рабочий день на заводе в должности коммерческого директора. Ему было 27 лет.
Он не хотел работать с отцом. И несколько раз отказывался от его предложений. «Мы с тобой разные, – объяснял сын. – Ты стайер, а я спринтер. Ты консервативный, а я рисковый. Мы не сможем работать вместе.» Но в 1997-м с завода уволились все топы. Цеха стояли молча. Краны, которые строили Саяно-Шушенскую и Братскую ГЭС, Волжский и Камский автозаводы, поднимали из руин послевоенные города, никто в большой стране не покупал. И отец сказал ключевую фразу: «Ты мне нужен».
Петр Вагин принял предложение. С правом принимать оперативные решения самостоятельно. Вагин-старший дал сыну карт-бланш и не обманул. Петр Юрьевич со свойственным ему неудержимым темпераментом менял краны на железо-бетонные изделия, из этих изделий строил гаражи, гаражи раздавал рабочим в качестве зарплаты. Менял краны на «Волги», продавал на рынке, раздавал долги. Самая дикая бартерная операция была с семенами: кран ДЭК поменяли на пакетики семян. Представьте: 770 тысяч рублей в виде семян морковки и укропа, по 4-5 рублей пакетик. 150 тысяч пакетиков раздали рабочим, те отправились на рынок. Рынок вздрогнул. Некоторые трудящиеся торговали даже с прибылью – по 6 рублей.
Завод еле дышал. Налоговая предъявила претензии на сумму трехлетней выручки предприятия. Выручки, которой не было. На отца завели уголовное дело за невыплату зарплаты. Юрий Вагин выходил от следователя 6-го отдела УВД города и остановился на крыльце, задохнулся. Нечем было дышать, кончился воздух. Спустя несколько лет доктора скажут, что в тот момент он перенес инфаркт на ногах.
Вагин-старший не взял в кредит ни рубля. Он прожил 90-е годы стоически. Никому не платил зарплату и себе не платил. Всем был должен кроме банков. Кредиты бы угробили завод: нечем было их отдавать, без вариантов. Сколько предприятий задохнулись в этой мертвой петле, не выбрались.
– Моя политика привела бы к краху, – признает Вагин-младший. – Если бы я в 90-е руководил предприятием, точно полез бы в кредиты, начал рисковые проекты. Я же коняга! Меня надо тормозить. А отец все делал правильно.
– А вы вообще видели какой-то выход тогда?
– Нет. Если мы скажем, что планово и постепенно выходили из кризиса – это будет вранье. Мы просто шли каждый день на работу. И каждый день искали решения.
После дефолта 1998 года кризис кончился. Петр Вагин на этот счет выражается поэтично: «Иссохшие вены экономики наполнились кровью». А потом пошли невероятные удачи. На завод приехали представители «Сургутнефтегаза»: «Нам надо 40 ваших кранов». А 40 кранов на минуточку – это годовой план продаж. На заводской испытательной площадке к тому времени вырос целый лес непроданных кранов. Потом северяне приехали и купили еще 40.
– Просто повезло?
– Я не знаю, что такое везение. Везение – это тяжелый труд. Точнее, вознаграждение за тяжелый труд. Ты долго работаешь, ты все делаешь правильно – в итоге происходят какие-то чудеса. И я говорю: «Бать. Бог нас с тобой любит.»
С 2000 года на ЧМЗ начался подъем. Впервые за 7 лет рабочим выдали зарплату рублями. И люди перестали выходить на работу. Все правильно, они напились.
Петр Вагин, инженер-механик с красным дипломом, вникал буквально во все. Ему вообще хотелось сделать самолет, но отец остановил.
С 2004 года начался прорыв. Капитально обновили парк станков. Купили и запустили швейцарский лазерный комплекс Bystronic – гордость Вагиных. Умная машина раскаленным лазерным лучом выжигает из толстого листа металла детали будущего крана примерно, как портниха кроит платье, только точнее. На ЧМЗ, между прочим, на тот момент был самый большой в России стол для раскроя металла (это технический термин). Закуплены новые станки HAAS с числовым программным управлением. Еще через два года – листогибочный пресс Bystronic, который гнет 20-миллиметровую сталь с усилием в 400 тонн. Кто-то подсчитал, что это вес трехсот бегемотов.
Руководители завода ставят задачу: кран «Челябинец» должен совершенствоваться непрерывно. Придется делать такой кран, который не делали никогда. Причем, каждый раз. И заводу придется работать не в режиме конвейерной сборки, а в режиме штучного производства, под требования заказчика. На языке специалистов это называется «стапельная сборка».
– Простой пример, – рассказывает Петр Юрьевич. – Клиент хочет, чтобы в кабине у водителя было сидение Grammer. Это крутое немецкое пневмокресло с подпрессориванием, подголовником и так далее. Мы говорим: «ОК, не вопрос.» Это означает, что в тот момент, когда кран будет уходить на стапель, в нем уже должны быть в нем все дырочки под этот Grammer. Инженеры должны найти эти решения. Это решаемая задача.
Потребовалось несколько очень сложных лет, чтобы перезагрузить инженерные мозги и осознать, что создать новый кран – это не придумать с нуля, а улучшить то хорошее, что уже придумано и работает. Вся серия современных кранов «Челябинец. Серия +» – это усовершенствование хорошего старого.
Только недавно, пару лет назад, на ЧМЗ появился «человек-адаптер», как называет его Вагин – директор по маркетингу и развитию Денис Саттаров. Он транслирует планы, обозначенные генеральным директором, в конкретные задачи конструкторам. Вагин обозначает цель: к примеру, выпустить новую модель крана. Саттаров распределяет ресурсы и контролирует ход выполнения проекта. Наконец-то главные конструкторы перестали увольняться каждые полгода. Если вы когда-нибудь слышали, как Вагин умеет ругаться, то не удивитесь, почему конструкторы не выдерживали. Ему нужны были красивые краны и изящные решения, причем, прямо сейчас.
– Я же инженер-механик, и у меня есть мнение, – объясняет. – Мне было лет шесть-семь лет, когда я начал собирать конструктор. Знаете, такой с болтиками и гаечками. Так вот папа меня в свое время учил: когда ты что-то собираешь объемное, у тебя все гаечки должны быть вовнутрь. Это принцип. Это просто красиво. Когда я подхожу к своему крану и вижу, что у него гаечки в разные стороны, я думаю: «У них что, пап не было?». Конечно, я ругаюсь. Мне нужен кран, который мне понравится.
Вагин понимал, что сейчас их рынок – это нефте– и газодобывающие компании. Этим ребятам нужны вездеходы, которые пройдут по бездорожью, по любой тундре, через болота и топи и будут безотказны при экстремально низких и экстремально высоких температурах. Значит нужно создать такую технику, которой нет. Например, в 2011 году, по техническому заданию и требованиям заказчика, после колоссального количества разработок и испытаний, ЧМЗ представил кран, который так и называется – снегоболотоход «Полярник». Он смонтирован на шасси с колесной формулой 8х8. Петр Вагин называет это прорывом в краностроении России. Аналогов нашему снегоболотоходу и в мире нет. Мощный зверь, который отжимается на четырех лапах– аутригерах так, что колеса повисают в воздухе, способен поднять груз до 32 тонн. Его создавали в точности под требования заказчиков, работающих в условиях особой сложности. Не самолет, конечно. Но какая сильная, красивая машина!
Вагин думает вперед. Вот один пример. Конкретно он думает о том, как его кран (он так и говорит: «мой кран») поедет по дороге. Поедет, весь облепленный грязью, и заедет на весовой контроль. С большегрузами на дорогах строго: вес не должен превышать заданные нормы. В случае с трехосным внедорожным шасси 6х6 — 15 тонн на заднюю тележку осей, и за перевес – штраф, 50 тысяч рублей. Хотя по стандартам автопроизводителя заднюю тележку шасси можно нагружать до 16 тонн. Производитель кранов, по идее, мог бы и не вникать в эти подробности: продал – и с богом. Но он думает, как снизить массу и вписаться в параметры. Он думает, как, на чем сминусовать тонну!
– Достойная позиция.
– Позиция-то достойная, – кивает Вагин. – Это только сказать легко. Тут же всю голову надо поменять, веса поменять. Я подумал даже про грязь. Я нагрузку на заднюю ось сделал даже не 15 тонн, а 14, 800. Я подумал о том, что 200 килограммов грязи прилипнет, пока этот вездеход едет по тундре непролазной.
– А зачем все усложнять? Не ваши проблемы.
– Стратегически мы правы. Главный показатель работы компании – это вторые продажи. Когда покупатели к нам возвращаются – значит, им комфортно нашу технику эксплуатировать. Мы должны думать на 5 шагов вперед. Потому что нам тендеры выигрывать.
У Петра Вагина нет любимых кранов. Если серьезно, ему краны вообще никогда не нравились.
– Да, я убежден, что все начинается с экстерьера. Собака, конь, женщина и кран должны понравиться сразу. Кран своим… обликом должен заинтересовать. Вот только года два назад, через 18 лет работы, мне начали они понемногу нравиться, – признает генеральный директор. – До этого момента… я испытывал другие чувства.
– У вас есть заветная мечта?
– Я хочу, чтобы однажды главную елку страны ставили моим краном. Сегодня ее ставит немецкий Liebherr. Наши не могут позволить себе такую высоту брать. Так что я через 13 лет хочу елку.
– Почему через 13?
– А я на пенсию пойду. Я хочу, как отец, в день, когда исполнится 60 лет, сесть, написать заявление об увольнении и уйти. Но сначала мы поставим елку.