Главный редактор общенациональной сети журналов «Выбирай» Лана Литвер — о своем отце, Эмиле Алтеровиче Литвере
Я родилась, когда папе было 33.
К тому времени он закончил техникум по инженерной части и институт марксизма-ленинизма (неизвестно зачем, в партию никогда не вступал, однако уважал марксизм). Он работал инженером-строителем и как все нормальные инженеры-строители, а также инженеры-металлурги, научные сотрудники, биологи, геологи и физики-ядерщики, мотался по стране с рюкзаком. Я отлично помню запах рюкзака и папиной штормовки. Штормовка умела стоять на полу, в ней можно было жить, как в палатке. Она пахла костром, рекой, лесом, солнцем, немножко ветром и еще чем-то вкусным, как картошка с тушенкой – в общем, папой. Еще помню такую плоскую фляжку, одетую в брезент, она не могла стоять, но очень весело болталась на рюкзаке. До сих пор жива, кстати.
Папа ходил в походы всю молодость, поэтому не успевал жениться. Он прошагал, наверное, весь Союз, кроме Дальнего Востока, сходил во все горы, на Тянь-Шань, в Карпаты, на Кавказ, пролез во все пещеры и протопал по всем лесам. С мамой он познакомился на вокзале города Челябинска, в очереди в кассу. Он был, конечно, с рюкзаком и ехал в очередную экспедицию. Бородатый, кудрявый, в штормовке – как тут устоять. Маме было 22 года, папе – 30, и им случайно понадобились билеты на один и тот же поезд.
Они были знакомы примерно 12 часов или 18, или сколько там шел поезд. Через пару месяцев встретились в Челябинске и пошли в ЗАГС. Моя рассудительная мама почему-то никогда не считала это легкомыслием. Она увидела человека знакомой национальности – раз, который читает стихи наизусть и поет любые бардовские песни – два, вспомнила, что ей мама говорила про порядочность еврейских мужчин – и согласилась. «Потому что с ним было интересно», – кратко объясняла она.
Окуджаву, Визбора, Берковского, Кукина, Никитиных папа и сейчас поет с любого места. Я вам больше скажу. В прошлом году случилось страшное. Папа не поехал на Ильменский фестиваль. Впервые за все годы! Он ни одного не пропускал. Мама могла умолять, убеждать, ругаться – бесполезно: «Я поеду!». А тут приболел, а там все же в палатке спать, на сырой земле. 79 лет человеку исполнилось прошлым летом. Но в этом году, если все будет в порядке, опять засобирается.
В свободное от походов время папа был книголюб. Помните, были такие Клубы книголюбов при всяких ДК? Папа обожал книги (и обожает до сих пор). Он копил газеты и даже не отдавал мне, пионерке, эти лохматые, веревкой перевязанные пачки на сбор макулатуры, потому что за 20 килограммов можно было выменять Дюма, Конан Дойля и еще много роскошных книг, кроме запрещенной литературы вроде Булгакова или Солженицына. Папа фанатично собирал библиотеку. Был знаком со всеми продавщицами всех книжных магазинов и кладовщицами книжных складов. Достать книгу – это был вид спорта такой. Поменять Вознесенского на Ахмадуллину – это удача, потому что хопс! и вся «Библиотека поэта» – вот она, на полочке.
Книги были во всех двух комнатах и в коридоре в количестве от пола до потолка, и еще на стеллажах в кладовке. Папа брал любую книжку, открывал и зачитывал нам с братом пару абзацев: «И тогда Урфин Джюс со своими деревянными солдатами…». И умолкал. Вот так все просто. Мы с братом читали без остановки. Дома было такое правило: ребенок читает – его не трогают. Не заставляют есть борщ, мыть пол или какие-нибудь уроки не дай бог. Читать книжку – такое неприкосновенное счастье, с самого детства.
Папа работал всегда. Ему было примерно 65 лет, когда деревянные кульманы окончательно выкинули (там была еще такая движущаяся металлическая штука с линейкой! и острые-преострые карандаши). Все инженеры перешли на программу AutoCAD, и папа тоже. Купил компьютер, разобрался и стал чертить мышкой. Конторы, в которых он работал, закрывались. Папа приходил домой, размещал свое резюме в интернете, и завтра получал новую работу. Не вру! Ну хорошо, послезавтра. Потому что мало было инженеров-строителей такого класса. Он работал, конечно, медленней молодых, но у него все было проверено и переподсчитано сто раз: дом не покосится и фундамент не поплывет. Папа работал до 78 лет.
…Папа родился до войны, в 1937 году, в Днепропетровске. 21 июня 1941 года у него родилась сестренка Лина. 23 июня 1941 года его отец, мой дед, ушел на фронт и в августе пропал без вести. В последние дни июня 1941 года моя бабушка Сара с четырехлетним Эмилем (в честь Эмиля Золя, между прочим, не как-нибудь!) и двухнедельной Линой, по великому счастью, загрузились в эшелон. И уехали неважно куда, в Среднюю Азию, только бы спастись. Выжили.
Ребенок войны, папа наголодолался так, что всю жизнь ест с благодарностью за сам факт, что вот, есть еда. Мама со своей стороны переживала: «Ему все вкусно!». То есть бутерброд с маслом – это так же вкусно, как запеченная утка с брусничным соусом. Мамины старания он оценить не мог, хотя пытался. На вопрос «Эмиль, вкусно?» неизменно отвечал: «Вкусно!».
Ребенок войны, папа всегда экономил и копил. Он не понимал (и не понимает), как можно ездить на такси. И на маршрутке. Он не понимает, зачем покупать мандарины за 120 рублей, если вот, есть же за 59. Когда мы купили сад, и оказалось, что в нем 28 плодоносящих яблонь, папа очень переживал за урожай. В том смысле, что съесть столько мешков яблок невозможно, переработать нереально, даже после того, как ведрами и ящиками все раздали друзьям, а выбрасывать в компост – не поднималась рука. Яблоки! Бесплатно! Валяются на траве. Как это можно выбросить? Никак невозможно.
Меня он пытался воспитывать очень строго. Например, так: «Лана. Вот сегодня ты получила тройку по химии. А завтра ты получишь двойку и не сможешь закончить школу. И не поступишь в институт. И очень плохо закончишь свою жизнь. Под забором.» Что-то мешало мне поверить, что папа всерьез, и химию я так и не выучила. Отлично помню, как папа хвастался кому-то малознакомому по телефону: «У меня дочь опубликовала большую статью, на полосу. Да. В „Вечерке“ сегодня. Почитай обязательно. Про одного доктора, очень хорошего». Тот малознакомый кто-то меня знать не знал, но папа в этот момент был очень рад. Мне кажется, он так звонил всем подряд и рекомендовал читать каждую мою заметку и рассказывал про каждую мою удачу. Он искренне считает, что все должны гордиться вместе с ним.
Вот, пап. Написала заметку и про тебя.
