+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Из моей школьной жизни мне запомнился замдиректора 31 школы Лори Еремеевич. В шестом классе нас повели на экскурсию в управление Челябэнерго. Мы, конечно, расслабились, вернулись в школу в веселом настроении и продолжали веселье на уроке. Отвечать за всех к замдиректора отправили меня. Захожу в кабинет, Лори Еремеевич поливает цветы (любимое занятие).
Что пришел?
С географии выгнали, велели идти к Вам.
А ты здесь зачем, чтобы учиться или чтобы бездельничать?
Тут проснулся гонор шестиклассника, самого умного в природе:
Я пришел учиться математике и физике!
А какие у тебя там оценки?
Пятерки!
Неожиданно и спокойно:
Иди. Скажи географу, я тебя допустил до уроков.
После этого случая у меня и по географии были только пятерки. Вот то, что я называю адекватным отношением, главным умением педагога.

Дети могут зайти в мой кабинет с абсолютно любым вопросом, и я не читаю им нотаций. Они всегда готовы слушать и понимать других. Изначально ни один ребенок по отношению ко взрослым не настроен агрессивно. Очень многое зависит от учителя. Перед ним есть два пути. Первый – разговор свысока, поучать, прикрикивать. Помогает, но редко. Второй – разговор на равных. Например, недавно пришел ко мне ученик с жалобой на учителя. Мол, сказала она ему что-то не то. Я спросил : ты сам-то слышишь себя, слышишь, из-за какой ерунды ты обиделся на учителя? Он кивает: слышу! А если слышишь, то почему сорвался? Он подумал чуть-чуть и сказал: так получилось, наверное, я понервничал сегодня. Дети осознают, что порой проблема заключается не во внешнем мире, а в них самих. Поэтому я разговариваю с детьми как со взрослыми.

В 4-ом классе у нас учится девочка, очень особенная, вся в себе. Кроме «здравствуйте» она мне почти ничего не говорит. Если при встрече, не поздоровавшись, она от меня отворачивается, я расстраиваюсь, но виду не подаю. Мы не можем быть любимы и уважаемы всеми. Не стоит ощущать себя слишком значительным человеком, который может распоряжаться всем. Я директор – ты дурак, ты директор – я дурак: это не для жизни.

Много лет назад из 11-ого лицея к нам пришла одна ученица. Кроме бабушки и дедушки у нее никого не было: ее родители погибли. Сама она была очень продвинутой, гуляла в неформальной компании, где у девочек было принято жить со взрослыми мужчинами. В общем-то я про все это знал. Как-то она прошла мимо меня, и я почувствовал сильный запах сигарет. Я не удержался и сделал ей замечание. Обернувшись, она ответила: «А вы хотели, чтобы от меня молоком пахло, да?». Куда я полез? Зачем мне было вмешиваться в жизнь взрослой женщины, у которой сексуальных партнеров больше, чем у меня. Вот это и есть потеря адекватности. Курить или нет – ее дело. А мое — помочь ей решить проблемы с учебой. И с жизнью, если попросит.

В общении с детьми очень часто чувствуешь, что попал, как говорится, не туда. Я думаю, что все то же самое случилось и с Астаховым. Общаясь с жертвами трагедии на Сямозере, он не хотел сказать ничего плохого. Своим вопросом – как поплавали? – Павел Алексеевич хотел перейти на доверительный тон. А в результате сказал глупость. Честно говоря, Астахова я бы оставил, а выгнал бы кое-кого другого. Тех, кто считает, что работа учителя – синекура, легкая прогулка, недостойная хорошей зарплаты. Тем, кто считает, что учителям доступна подработка, хочу заметить, что день учителя в школе загружен с самого утра до самого вечера. Это даже при стандартной нагрузке 18 часов в неделю. Тут и двоечники со своими проблемами, тут и отличники со своими вопросами, тут и родители, и бесконечная писанина, и столь же бесконечные проверяющие. А ведь у учителя зачастую не 18 уроков, а 30 и 40. А зарплата все равно маленькая. Учитель к концу года психологически выгорает. Я предлагаю умникам даже с сохранением их зарплат поработать хотя бы пару лет в школе. Кстати, в Англии зарплата преподавателя уступает только зарплате банкира.

Один из моих учителей – мадам Монтессори родилась в один год с Лениным. Владимир Ильич говорил: учиться, учиться и еще раз учиться. Правда, никто не приводит его слова до конца: учиться коммунизму. А Монтесори говорила, что учится у детей. Чувствуете, какая разница? Недавно я начал читать Яна Амоса Коменского, у нас на него часто ссылаются: почитают, но не читают. На самом деле он был очень религиозным человеком, и посыл к обучению у него был следующий: мы все учимся для того, чтобы дальше жить вечной жизнью. Это основной принцип его дидактики: учиться всегда и одновременно быть учителем.

Я часто вспомнинаю пятый класс, который был у меня два года назад. На каждом уроке математики ученики задавали мне необычные вопросы. Например, о черных дырах, есть они или нет, и что это такое. А существует ли луна, когда на нее никто не смотрит? То, что мы видим в качестве луны, это чисто человеческое видение. Без зрителя луны нет. А я ответил детям, что луна есть! И только потом нашел книгу, которая иначе трактует всю Вселенную. Если бы ученики не задали мне этот вопрос, я бы не узнал о существовании теории, согласно которой без наблюдателя ничего не существует.

Незнание это не слабость. Оно очень условно: если ты сегодня чего-то не знаешь, ты узнаешь это завтра. Если вдруг я показал детям, что не обладаю каким-то знанием, значит я вернусь к этому вопросу на следующий день и отвечу . Кто-то сказал, что знание похоже на круг, внутри которого находится все, что человек знает, а снаружи все, чего он не знает. И чем больше граница между знанием и незнанием, тем сильнее человек ощущает, чего он не знает.
Макаренко говорил об учителе так: учитель – это какое слово! Вы вообще понимаете? У-чи-тель…! Это слово призывает тебя быть как можно мудрее и сильнее. Если ты назвался учителем, то не имеешь права показывать свою слабость. Может быть, поэтому в последнее время многие предпочитают слово «преподаватель». Это заметно снижает накал, так?

Я никогда не мечтал быть директором школы. Раньше моя работа была связана с наладкой тепловых сетей по Челябинской области, но денег на оптимизацию этих процессов не хватало. Тогда я пошел в школу к своей матери. Буквально на следующий год встал вопрос о том, кто должен быть директором. Мы представляли частную школу как некий прорыв в образовании, а значит ее директор должен быть очень знающим человеком. Я приглашал всех своих знакомых и друзей, среди которых были люди с учеными званиями. И когда все отказались, директором пришлось стать мне.

У меня есть личные вопросы к двум директорам школ, с которыми я постоянно общаюсь . К директорам школ вообще у меня вопросов нет. Думаю, я их понимаю. Внутреннее состояние школы на 100 процентов зависит от ее директора. Важно, чтобы в школе ребенку было психологически комфортно. Многие дети приходят к нам зажатыми и угрюмыми, но уже через месяц они начинают улыбаться и учиться лучше. Комфорт – это не качество мебели и туалетных комнат. Это самочувствие детей.

Ничего лучше «Доживем до понедельника» Ростоцкого еще не придумали. Помните, там есть мужчина, который пишет учителю письма: я лично проверил Любу по параграфам с 61-го по 65-й и считаю, что оценку «4» («хорошо») можно поставить. Все это из школы никуда не ушло. Этот фильм как нельзя лучше показывает жизнь учителей. А Гай-Германику жалко – детство у нее зря прошло.

Если бы у меня был телефон, по которому можно дозвониться до любого человека, я позвонил бы Путину.И говорил бы, конечно не о политике, а о жизни. Думаю, у нас много общих взглядов. Когда он говорит что-то вроде «мочить в сортире», я понимаю, откуда он это взял. А если – не дай бог – я буду общаться с Соловьевым, то это будет сплошной мат. Он говорит: учителя, вы что ли хотите зарабатывать как Соловьев? Да, хотим. Потому что видим, что вы занимаетесь ерундой. А мы — делом.

Pin It on Pinterest

Share This