Этот человек очень многое сделал и для города, и для всей нашей страны, однако так и не смог больше посетить Танкоград. Исаак Моисеевич Зальцман до сих пор остается в памяти многих челябинцев. Масштаб этой личности определили поступки: в годы Великой Отечественной Войны он за 33 дня перестроил завод на выпуск новой модели танков. В мирное время на решение такой задачи потребовались бы годы.
Исаак Моисеевич Зальцман родился 9 декабря 1905 года в поселке Томашполь под Винницей в семье портного. Окончив школу, а затем Одесский политехнический институт, Исаак получил направление на Кировский (бывший Путиловский) завод в Ленинграде и начал работать сменным мастером, за пять лет пройдя путь до директора крупнейшего в СССР оборонного предприятия. С 1938 года Зальцман неуклонно добивался увеличения производства танков: за первые три месяца Великой Отечественной войны Кировский завод выпустил танков «КВ-1» больше, чем за период с января по июнь 1941 года.
С началом войны часть мощностей и персонала из Ленинграда была эвакуирована на Урал. Именно тогда Исаак Зальцман, директор Кировского завода в Ленинграде, возглавил Челябинский Кировский (тракторный) завод. Теперь Зальцману дают задание увеличить производство «тридцатьчетверок». Задание по срокам для «кировцев» звучало жестко: полтора месяца. Осваивая Т-34, завод вместе с тем должен был выпускать и танк KB-1С. На том же оборудовании, в тех же цехах предстояло делать две разные боевые машины. Коллектив завода, в течение многих месяцев занимавшийся выпуском тяжелых танков, должен был выделить свою лучшую, наиболее квалифицированную часть для молниеносного освоения новой машины. Выступая на собрании перед начальниками цехов, Зальцман заявил: «В ЦК партии мне так и сказали, что технически это невозможно, но Родине нужны танки, и кировцы должны это сделать. Нужно – значит возможно! Пусть борьба за Т-34 явится самой яркой страницей в жизни Кировского завода».
Дочь Исаака Моисеевича Зальцмана, Татьяна Исааковна, родилась в Ленинграде в трагическом 1937 году. 22 июня 1941 года Татьяне исполнилось четыре года, и вскоре семья переехала в Челябинск. Спустя годы Татьяна Исааковна вспоминала, что через всю жизнь она пронесла к Челябинску трепетное чувство, еще более трепетное, чем к родному Ленинграду.
«Наверное, это потому что прожитые в Челябинске детские годы были временем славы наших отцов, их «звездным часом», – рассказывала Татьяна Зальцман. – То, что было сделано ими в войну, подарило им и нам, их детям, чувство невероятной гордости на всю оставшуюся жизнь».
Из письма Татьяны Исааковны Зальцман, февраль, 1995 год:
«Отец вспоминал, что при первой встрече Челябинский тракторный произвел на него очень сильное впечатление: огромные корпуса, конвейеры, специализированные станки. «Перед нами был промышленный колосс, но это был тракторный колосс, рассчитанный на массовое производство тракторов».
Отец рассказывал, как первые месяцы войны свели под крышами цехов ЧТЗ, а в некоторых цехах не было еще даже крыш, несколько крупных заводов: ленинградский «Кировский», харьковские танковый и дизельный, завод «Красный пролетарий» и завод фрезерных станков из Москвы, часть Сталинградского тракторного, абразивный и более мелкие. Так родился завод-гигант, получивший в народе гордое имя «Танкоград».
Отец говорил, что на заводе работало 80 тысяч человек, выдавалось около 300 тысяч продовольственных карточек! Весь Челябинск участвовал в организации выпуска танков и дизелей на этом гиганте, попутно создавая максимально возможные в то время бытовые условия для десятков тысяч эвакуированных, принимая в свои квартиры по две-три семьи.
Предстояла громадная работа по расстановке рабочих и инженерно-технических кадров. Директора, главные инженеры, главные технологи, заместители директоров и другие инженерно-технические работники разных заводов, не считаясь с собственной прежней должностью, занимали то место, где могли принести наибольшую пользу, вспоминал отец.
Он рассказывал, как в короткий срок заработал громадный коллектив, наращивая темпы выпуска танков не по дням, а по часам в буквальном смысле слова:
«Не ежедневно, а ежесменно мы подводили итоги и намечали мероприятия на следующую смену. Работали по двенадцать часов, а если нужно, и сутками. На ходу надо было формировать цеха, участки, тысячи станков соединить в линии серийного и массового производства, тысячи станков модернизировать, приспособив к новой технологии. За одну ночь переставляли от 30 до 500 станков. Создавали конвейерно-поточное производство. Всем сейчас известно, что мы превзошли немцев не только в конструкции танков, но и в организации производства: на трех конвейерах выпускались одновременно танки КВ, Т-34 и дизели не только для себя, но и для других заводов».
С балкона нашей квартиры были видны железнодорожные пути, по которым с завода уходили составы с танками на фронт. И мы с братом Леней часто считали количество платформ, тянувшихся за паровозом. Однажды мимо нас проследовал большой состав с танками и танкистами. Паровоз и несколько головных платформ уже миновали мост через улицу Спартака, как послышался страшный грохот. Мы выскочили на улицу и увидели, что состав пошел под откос. Через некоторое время в сторону завода проследовали искалеченные танки, у некоторых сопровождавших их танкистов были перевязаны головы. Потом мы узнали, что это была диверсия».
Татьяна Исааковна вспоминает, что сбережений у отца не было, семья в буквальном смысле бедствовала. От голода семью спасал только огород, которым занималась их мать.
Обуздать немецкого «тигра»
Как указывается в «Летописи Челябинского тракторного», производство танка Т-34 меняло техническую политику завода. От мелкосерийной технологии, все еще сохранившейся на отдельных участках при изготовлении тяжелых танков, было необходимо перейти к новой, совершенной технологии массового производства. В считанные дни нужно было установить свыше 1,2 тыс. прибывших на завод станков и около семисот переместить из цеха в цех, а также обучить тысячи рабочих и мастеров работе над новой машиной. Но отступать никто не собирался.
В преддверии изготовления первой «тридцатьчетверки» в конце августа 1942 года Зальцман лично прилетает в Челябинск. При его непосредственном участии 22 августа начинается сборка первого танка, которую вели лучшие из лучших рабочих завода. Медленно движется конвейер – процесс рассчитан на 36 часов. Каждому хочется увидеть новый танк, который так ждала армия, ради которого было потрачено столько усилий. Нарком Исаак Зальцман, тот, кто получил от Сталина приказ, тот, который взял обязательство его выполнить, берет на себя еще одну важную миссию: именно он перерезает ленточку финиша. Грозно, оглушительно взвывает танковый дизель. Первая «тридцатьчетверка» Кировского завода в Челябинске срывается с места.
Танковая промышленность СССР в начале 1943 подошла к тому заветному рубежу, о котором в сорок первом приходилось лишь мечтать: сто боевых машин в сутки. Когда Зальцман вызвал в Москву главного конструктора Кировского завода Жозефа Котина, чтобы обсудить задание Ставки Верховного Главнокомандования, на прощание предупредил его: «Имей ввиду, я пообещал товарищу Сталину сделать такую машину, что немецкий «тигр» по сравнению с ней будет казаться мышонком».
В конце июня 1943 года на Кировский завод в Челябинск приехал Берия, который был назначен куратором танковой промышленности вместо Молотова. После осмотра завода в кабинете директора собралось более тридцати человек командного состава, включая наркома танковой промышленности Исаака Зальцмана. Обратившись к присутствующим, Берия сказал: «Нам очень нужны танки ИС, они должны решить судьбу в дальнейших наступательных операциях. Директор завода Длугач с делом не справляется. Надо оставить здесь директора, который обеспечил бы нам в ближайшее время выпуск танков ИС. Это может быть или Малышев, или Зальцман. Но я хочу знать ваше мнение, кто из них будет лучшим директором. Это сейчас важнее, чем быть наркомом».
«Все единогласно назвали мою кандидатуру, – вспоминал Исаак Моисеевич. – Тогда Берия обращается ко мне: «Как ты? Твое мнение?». Я ответил буквально следующее: «Служу Советскому Союзу!». После этого Берия мне заявляет: «Тогда лично напиши записку товарищу Сталину, что ты просишь освободить тебя от исполнения обязанностей наркома и назначить директором Челябинского Кировского завода».
Прерывая гробовую тишину, Берия давил на Зальцмана, повторяя, какой важной является должность директора Кировского завода в Челябинске. У Зальцмана сразу же мелькнула мысль: работать наркомом он мне не даст. «Если в такое тяжелое время потребуется, чтобы я оставил пост наркома для того, чтобы увеличить производство столь необходимых тяжелых танков, то готов написать товарищу Сталину письмо об этом. Берия выслушал невозмутимо. И лишь ответил: «Ваше дело».
Такой ответ еще больше убедил Зальцмана в правильности его решения. И он прямо в кабинете директора, где, кроме них находились еще первый секретарь Челябинского обкома партии Николай Патоличев и главный инженер завода Сергей Махонин, написал заявление и передал его Берии. Тот сразу же поднял трубку прямой связи с Кремлем, доложив Сталину о заявлении Зальцмана.
Стоит сказать, что Исаак Моисеевич в то время с честью выдержал очень суровое испытание. На следующий день он уже хозяйничал в заводских цехах Танкограда, там, где велись яростные сражения инженерной мысли за танки и двигатели к ним. Решили сделать первых три опытных образца ИС. Вся работа шла в режиме строгой секретности. Причастные к делу собирались ночью в кабинете Зальцмана, дожидались первого секретаря обкома ВКП(б) Патоличева, а после шли в опытный цех, садились в новые танки и уезжали в степь, где целый день испытывали боевые машины. Под конец испытаний, когда стало ясно, что новая машина, разработанная в Челябинске, имеет все шансы получить путевку в жизнь, в сентябре 1943 года, ГКО принял постановление о серийном производстве нового танка. Так родился качественный прорыв в вооружении Красной Армии и подготовлена боевая машина Победы. 5 августа 1944 года за выдающиеся заслуги в организации производства и освоении новых типов танков, артсамоходных установок и танковых дизелей и оснащении ими Красной Армии Кировский завод был награжден орденом Красной Звезды. Это был четвертый орден на его знамени. Орденов и медалей удостоилось более 400 кировцев. За выдающиеся заслуги Исааку Моисеевичу было присвоено звание Героя Социалистического труда, присуждена Сталинская премия, а также три ордена Ленина. В январе 1945 года он стал генерал-майором инженерно-танковой службы.
Тайна исчезновения
А далее история стирается… В двухтомной «Летописи Челябинского тракторного завода», увидевшей свет в 1982 году, нет ни слова о том, когда, куда и почему отбыл из Челябинска легендарный директор легендарного Танкограда. При описании жизни заводского коллектива в 1949 году упоминается уже новый директор Скачков, приехавший из Нижнего Тагила.
Между тем прощание с коллективом челябинских тракторостроителей у Исаака Моисеевича вышло непростым. Подтверждение тому – отсутствие его на праздновании 50-летия ЧТЗ, куда его попросту не пригласили. Так что же все-таки случилось с Зальцманом в 1949 году?
Сам он, отвечая в восьмидесятых годах на вопрос челябинского журналиста Рафаила Шнейвайса о том, за что был исключен из партии и снят с работы, написал, что пострадал, отказавшись написать компрометирующие материалы на руководителей Ленинграда, надуманное «дело» которых разбиралось тогда в Москве (прим. ред.: см. «Челябинский рабочий», 20.02.2000 г.). В вину Исааку Зальцману было поставлено также и то, что завод в честь снятия блокады Ленинграда послал подарки членам Военного Совета Ленинградского военного округа, а Верховного Главнокомандующего при этом забыл. Между тем многочисленные материалы партийных организаций завода Тракторозаводского района с протоколами бюро обкома ВКП(б) того времени облицовывают и незавидное экономическое положение тракторного. Так в 1948 году завод завершил сложный путь послевоенной перестройки. Отмечая это в своем выступлении на объединенной заводской и районной отчетно-выборной партийной конференции, директор Исаак Зальцман был вынужден признать, что «предприятие не справилось с подготовкой мощностей для увеличенного плана и задолжало свыше трех тысяч тракторов».
На 1948 год завод получил задание довести выпуск тракторов до 65-75 штук в сутки. Между тем по проекту мощность завода к 1951 году должна была составлять лишь 50 машин в сутки. Задача, поставленная тогда перед дирекцией во главе с Исааком Зальцманом, по масштабу была сродни той, что решалась в военное время. Только теперь были нужны не танки, а тракторы.
Однако заводчане в мирных условиях не склонны были мириться с перегибами.
Советская писательница Мариэтта Шагинян говорила про Исаака Зальцмана: «У этого человека все держится на нервах, он страшно женствен, мне кажется, что выпавшую на его долю тяжелую историческую задачу он решает огромным напряжением нервной системы, а вовсе не органически: Зальцман – бархатный орешек с металлом внутри». По всей видимости, Мариэтта Шагинян уловила то, что сделало Зальцмана легендой Танкограда, а после драматически сломало его карьеру…
На заводе в войну было организовано двухразовое бесплатное питание, передовые коллективы и рабочие поощрялись товарами первой необходимости, продуктами. Так, лучшая смена сталелитейщиков ежедневно награждалась 100 пачками табака. Все это было. Как была и скорая расправа с теми, за кем директор видел вину. Старый большевик Иван Белостоцкий, эвакуированный в Челябинск с Кировским заводом, вспоминал, выступая на партийной конференции, как в 1943 году на одном из заседаний присутствовал второй секретарь обкома партии Баранов. Зальцман вышел из-за стола, оглядел собравшихся и сказал: «Эх, с каким наслаждением расстрелял бы из вас человек десять!». Потом поднялся Баранов: «Исаак Моисеевич, зачем волнуетесь, вы укажите – кого?».
Зальцман мог снять с должности и назначить бригадиром грузчиков начальника УКСа за то, что тот возражал против переброски 100 рабочих на уборку стружки. Мог щедрой рукой платить футболистам заводской команды за каждый забитый гол. И в то же время проигнорировать просьбу администрации цеха поощрить при уходе на пенсию отработавшего 47 лет на Кировском заводе рабочего.
О Зальцмане в народе говорили: «Исаак отмочил номер», «Исаак дал концерт». Бывший парторг и секретарь Тракторозаводского райкома Евгений Мамонтов в 1988 году на страницах заводской многотиражки, рассказывая о Зальцмане, писал: «Характер у него был вспыльчивым, но ругался он по делу. И если ругань не относилась лично к тебе, можно было заслушаться, как классически он это делал». Но жесткий подход уже не помогал вытягивать производство – война была позади. Люди стали уставать от тирании директора, и на заводской партийной конференции в 1946 году директор был избран в члены парткома завода с перевесом всего в один голос.
В 1949 году началась кампания по борьбе с космополитизмом, и Берия, наконец, сумел «достать» ранее неприкасаемого наркома. Будучи ранее директором Кировского завода, Зальцман не мог не общаться с секретарем Ленинградского обкома партии Дмитрием Кузнецовым. По делу Кузнецова его и провели через Комитет партийного контроля – зловещую по тем временам организацию. Только через много лет директор узнал, как его снимали с работы.
Сталину доложили о разбирательстве в КПК и связях Зальцмана с выявленными «врагами народа». Он отказался написать компрометирующие материалы на руководителей Ленинграда, надуманное дело которых разбиралось тогда в Москве. Возможно, сыграли свою роль и симпатии вождя, не зря же Зальцмана считали сталинским любимцем. Сталин тогда спросил: «А кем он начинал?» Узнав, что мастером смены, распорядился: «Ну и пошлите его куда-нибудь мастером на завод». Так после Танкограда Исаак Моисеевич, исключенный из партии, но с наградами, которые ему оставили как члену Верховного Совета СССР, оказывается мастером на заводе в Орле. Но хоть и был он на должности мастера, но оставался Зальцманом. И когда наступали праздники, он надевал генеральский мундир и все свои награды: Золотую Звезду Героя Социалистического Труда, три ордена Ленина, ордена Суворова и Кутузова. Начальство столбенело…
Лишь в 1955 году Зальцмана восстановили в партии. Он мечтал о возвращении в Ленинград, где учились его дети. Однако в Ленинградском обкоме партии не желали даже разговаривать с прежним директором Кировского завода. Татьяна Исааковна Зальцман рассказывает, что отца стали вспоминать только в 1965 году, когда праздновали уже двадцатую годовщину Победы. Однако и после реабилитации советское начальство еще долго продолжало относиться к Зальцману настороженно.
После возвращения в Ленинград Исаак Моисеевич, восстановленный в партии, работает на руководящих должностях, но уже таких, что безмерно далеки от его наркомовской должности. Он умер в 1988 году, так и не побывав больше в Танкограде. Говорят, ждал официального приглашения…
И все-таки история расставила все по своим местам. Сегодня уже забыты имена тех партийных функционеров, которые отказали в ордене боевому наркому танкостроения. А сам Исаак Зальцман остался в народной памяти одним из тех, кто выиграл войну. И память эта выше любых наград.
Из письма Татьяны Исааковны Зальцман:
«Среди бумаг отца я нашла стихотворение, к сожалению, неподписанное. Там есть такие строки:
Когда в Москве,
Когда на Балтике,
Когда в тайге,
Когда в Крыму
Все говорят,
что наши танки
Прорвали фронт
и вышли к рубежу, —
Я знаю:
речь ведут о фронте,
О фронте в доблестном тылу.
И когда сейчас осмысливаешь жизнь, которую прошли наши отцы в Танкограде, а были они гораздо моложе, чем мы сегодня, понимаешь, что сделанное ими было не только по истинному движению души, но и талантливо, оперативно, тактически и стратегически грамотно.
А сколько было сделано в конце войны и в первые же годы после Победы для рабочих ЧТЗ, чтобы украсить их жизнь! Прекрасный театр, зимний стадион, первые дома на Киргородке, садовые участки… Я хорошо помню замечательный заводской хор. А как мы болели за хоккеистов и футболистов! А какие самодеятельные коллективы были на заводе, какие яркие, интересные профессиональные концерты они давали! У нас в доме хранятся несколько живописных работ заводских студийцев. Теперь я особенно хорошо понимаю, как заботилась администрация ЧТЗ, чтобы личность человека реализовывалась не только в заводских цехах, но и духовно.
Наша семья гордится тем, что во всем этом есть большой вклад отца, горячо любимого деда, как называли в семье после рождения внуков, Исаака Моисеевича Зальцмана. Он любил вас, любил Челябинск, любил и гордился делом, которое вы делали вместе.
Когда его просили рассказать о наиболее ярких людях, о танкоградцах, он говорил, что это трудно, ибо каждый из них – поэма, если не большой роман. А потом начинал рассказывать. Мне кажется, он помнил их всех.
И как же так случилось, что с осени «знаменитого» 1949 года отец никогда больше не увидел заводских цехов, заводского театра, детского парка, который в народе так и называют зальцмановским? А главное, так и не увидел многих своих соратников: Евгения Васильевича Мамонтова – этого громадного, умного, удивительно порядочного человека, настоящего уральца. Николая Петровича Богданова, которого всегда вспоминал с громадной теплотой и благодарностью. И многих, многих других, с кем был связан годами совместного труда. Он не мог себе позволить приехать в Челябинск по частному приглашению, он ждал приглашения от завода, но так и не дождался…
Мне же довелось несколько раз, и всегда с большим волнением, побывать в Челябинске после нашего отъезда. Район ЧТЗ не очень изменился. В 1973 году мой любимый каток был еще огорожен тем же дощатым забором, что и при открытии. Но город постепенно менялся. С каждой новой встречей он приобретал облик крупного красивого промышленного города. Меня восхищали каслинские кружева на фасадах домов, в кафе, в переходах, здание нового драмтеатра, цирк и многое другое. Но более всего радовало, что челябинцы сохранили свою уральскую душу. Могли подбросить на машине и не взять ни рубля, могли отказаться от чаевых в парикмахерской.
Обращаясь к нынешнему поколению заводчан, отец говорил:
«Нужно, чтобы вы хорошо знали и всегда помнили, что работаете в цехах прославленного ЧТЗ-Танкограда. Чтобы вы трудились с полной отдачей сил, как это делали ваши отцы и деды в первые пятилетки и в годы Великой Отечественной войны».
Он желал вам никогда не останавливаться на достигнутом, жить и работать на благо Родины.
К словам отца я хочу добавить и свое личное пожелание. Постарайтесь сохранить добрую силу, что идет от земли уральской! Ведь мир живет непреходящими ценностями. Пусть девиз наших дедов и отцов «Нужно – значит возможно!» станет для вас руководством к действию, а гуманизм движет вашей душою».