Челябинск многим обязан этому человеку. Влюбленный в автомобили, он всегда чувствовал и знал, о чем молчат улицы нашего города, и что же им нужно. Однажды Артура Адамовича Деля спросили, как ему удалось в течение стольких лет занимать должность начальника областного ГАИ. И он ответил: «Все просто: надо водку не пить и взяток не брать». Но после нашего разговора с Артуром Адамовичем я открыл для себя еще кое-что: обязательно надо мечтать.
Артур Адамович, я знаю, что вы принадлежите к поволжским немцам. Многие из них оказались на Южном Урале не по доброй воле. Расскажите именно о вашей семье?
Всех немцев Поволжья репрессировали в 1941 году. Их республика называлась АССРНП. (прим.редакции Автономная Советская Социалистическая Республика Немцев Поволжья). Нашу семью – мать, две сестры и три брата – забросили в Тюменскую область, Ашинский район, в деревню Малое Песьяново. Мне тогда было пять лет. Отца я никогда и не помнил. В 1937 году, когда мне был всего один год, его расстреляли за «антисоветскую пропаганду». Мои сестры были отправлены в Челябинск, они работали в трудармии – одной тогда было 13, а другой 15 лет. В Ленинском районе на Семстрое они были задействованы на строительстве– таскали на спинах шлакоблоки. Старший брат был неграмотный. Мы с ним ложились на русскую печку – я читал, он усваивал – так и выучился на тракториста. Второй брат был в колхозе. А я в той деревне окончил семь классов, а после уехал учиться в Ишимский район за 40 километров, хотел окончить 10 классов. Образование тогда было платное – 150 рублей в год.
Эта сумма была ощутимой для вашей семьи?
И не говорите. Старший брат к тому времени уже стал работать на тракторе. Он привозил мешок муки на базар, продавал, и эти 75 рублей шли заплатить за меня. Так продолжалось все три года. Когда я учился в 10-ом классе, брата отправили в школу механизации, потом такие школы стали называться ремесленными училищами. После своих занятий я бежал туда, потому что там преподавали земледелие и полеводство. Потом все записанные мной конспекты я передавал брату.
То есть вы учились за него?
А что было делать? Средний брат потом уехал к сестрам в Челябинск и работал там строителем-каменщиком до тех пор, пока не уехал в Германию. А когда я закончил десятый класс, то у меня была одна мечта: за руль сесть.
Тяга к автомобилям была у вас с юных лет?
Когда из деревни зерно возили в город, я грузчиком устраивался лишь бы поближе к машине быть.
Про шоферов тогда говорили «белая кость»?
Так и было. И вот едем мы с шофером 40 километров. Сперва он позволял мне подержаться за руль, а потом и на место свое пускал. Как-то раз, когда я учился в седьмом классе, мы разгружали полуторочку. Я знал, как зажигание включить, какие кнопки на руле нужны, знал, что рукояточку крутнуть надо. Ну я машину завел и отогнал. От шофера мне тогда влетело. Когда я учился в 10-ом классе, нас отправили на картошку. И вот едем, а газ пыхтит, фырчит, не тянет. Боковые выемки были открыты, я с кузова – на подножку и давай бензонасос качать. Прокачал воздух в карбюраторе, и машина пошла. А классный руководитель ругался.
Откуда же вы знали про устройство автомобиля?
Я читал! А правила узнал, когда закончил курсы шоферов.
Ваша юность пришлась на послевоенное время. Вы, как поволжский немец, не ощущали какой-либо дискриминации?
Представь, мне пять лет, кругом голод, холод. Мне повязывали шарф, и я сходил за девочку. Все говорили: ох, какая симпатичная девочка! С нами рядом жили две старушки, к которым мы со средним братом особенно любили ходить. Как-то раз в печи у этих старушек было две печенки. Одну они отдали той девочке.
А когда я в 5-ый класс ходил, у меня были штаны из мешковины сшиты, лямка через плечо, а кофта – мамина. До обеда носил ее я, мама сидела дома. Я приходил из школы, отдавал кофту матери, и она шла на работу. Так и жили. Был у нас свой огород, своя коровенка. Летом по утрам ходили по ягоды, чтобы хоть ведро ягод было. Помню, как со средним братом ходили прошлогоднюю картошечку искать, колосок собирать, грачей разорять. Все шло на пропитание в школе. Завтрак: кусок ржаного хлеба. Если маргаринчику и сахарку посыпать – праздник! Помню, как на большой перемене в школе продавали булочки по 10-20 копеек. Все покупали, а я прятался, чтобы не смущаться.
Давайте поговорим о вашей мечте. Какими были ваши ощущения от первой поездки за рулем?
Ощущение полета… На экзамене по вождению была у меня дилемма: с какой передачи трогаться – с первой или со второй. Преподаватель посоветовал спросить это у экзаменатора, я до сих пор помню, что это был старший лейтенант по фамилии Винник. Я его спросил, он промолчал. Тогда я включил вторую передачу и метров пятнадцать проехал. Слышу: стой, вылезай, не сдал! Через три месяца повторный экзамен. Поехали с тем же Винником. Он мне говорил ехать под запрещающие знаки, а я вел, как надо. Помотал он меня минут сорок. И 7 ноября 1955 года я получил удостоверение шофера 3 класса.
Прошло какое-то время, и я приехал в Челябинск искать работу. Вижу: автотранспортная база номер 4 в Ленинском районе. На заборе написано: требуются шофера. Прихожу, а там зав.гаража дядя Ваня, посмотрев на меня, десятиклассника, говорит: «Нет. Нам шофера не требуются». Иду я по этой конторе дальше, вижу написано «ПАРТКОМ». Сидит там человек, чувствую, военный. Говорю ему: «У вас написано, что требуются шофера, а меня не принимают». Он надевает полушубок военный – пошли! Мы выходим, а время к пяти, машины как раз возвращаются с работы в гараж. А это ЗиС-585, я такую машину первый раз видел. Сел, поехали в сторону ТЭЦ, Энергетиков, Копейска. Возвратились в гараж. Дядя Ваня получил приказание – принять!
Какую смекалку вы проявили! Никогда не были стеснительным человеком?
Я упорный был до конца. На второй день дядя Ваня подвел меня к забору, там стояла рама, кузов, кабина – ГАЗ 93, самосвальчик. «Вот твоя машина, – говорит, – собирай, заводи, поедешь работать». Ходил я вокруг нее день. Ну что я мог сделать на морозе? Даже двигатель не завести было. На третий день пришел начальник авторемонтных мастерских. Мы машину на буксир и в теплое помещение. Там я разобрал ее до ниточки, собрал обратно и поехал.
Так началась трудовая деятельность?
Это был 1956 год. А в сентябре мне пришла повестка в армию. Меня направили в Калугу, в части противоздушной обороны Москвы.
Вам хотелось в армию?
Не стоял такой вопрос.
Но вам не было жаль прощаться с рабочим местом?
Так я думал, что в армию приду и опять за руль сяду. В армии я был оператором комплекса ПВО. Вдруг пришла разнарядка – отправить двух шоферов в окружную автомобильную школу в Серпухов. Я, конечно, хотел, но меня не взяли. Отправили других парней, но один вернулся. Оказалось, перед армией его лишили прав. А больше шоферов не было, так я и вырвался. Был одним из 32-х инструкторов по вождению. Нас там готовили в разведчики и хотели отправить в немецкоговорящую страну. За три года службы я сдал на преподавателя по вождению первого класса. В 1958 году я демобилизовался.
Что было после армии, вернулись на то же место работы?
Я пришел, а там был умный начальник эксплуатации Флейшман, который посмотрел мои документы и сказал, что мне там делать больше нечего. После отвез меня в ремесленное училище №33, где требовались преподаватели. Меня взяли как мастера производственного обучения. Однажды я вел занятие и зашел механик училища с просьбой отвезти его на Трубопрокатный завод. На подъезде к заводу были ворота справа, слева и прямо. В метрах пятидесяти перед этими поворотами стояла машина, я только наклонил руль объезжать ее, а с левого поворота ЗИС-5 с прицепом с трубами вышел. Я притормозил, остановился, а в той машине за рулем умный был мужик, он чуть правее принял и колесами чуть-чуть на бордюрчик встал. Так мы и разъехались. Далее мы с механиком подъехали к проходной, как слева ко мне подошел штатский: «Дай права!». Я опешил – как это дай права? Он мне сказал, что я машину загнал на тротуар. Я не согласен был с такой ситуацией, и мы с механиком уехали обратно в училище. Дня через три меня вызвали в милицию для разбирательства. Приехал я туда – за столом сидит капитан, а справа – старший лейтенант. Я отдал капитану документы, все какие у меня с собой были, а у капитана того, по-моему, было четыре класса образования. И он минут пятнадцать разглядывал мои документы… Решили оформлять протокол. Отдали его мне, а там над всеми сведениями надо было ставить подпись нарушителя, тогда я как встал со словами: «Да какой я вам нарушитель, я три года людей учил в Москве!». Старший лейтенант мне в ответ: «Да не кипятись, солдат, почему бы тебе у нас не работать?» – и с этим позвонил начальнику милиции. Так я стал инспектором дорожного надзора.
Сегодня к работникам МВД отношение предвзятое. Особенно к тем, кто стоит с жезлом на дорогах. Раньше отношение к ним было таким же?
За 38 лет, что я проработал, 14 лет я был начальником ГАИ города и 16 лет начальником ГАИ области. За это время ни один человек с нашей службы ни в чем не провинился. У нас был очень строгий отбор, воспитание и контроль. И отношение людей к нам было соответствующее. Ни разу не было случая, чтобы когда-то кто-то не попал ко мне на прием. Мои двери всегда были открыты для любого человека.
Расскажите, как раньше фиксировали нарушение скоростного режима?
Глазами…
А если водитель был не согласен?
Такого не было раньше. Никто наши протоколы не обжаловал.
Это воспринималось как должное?
Так мы и привлекали только за дело. Мы всегда вникали в ситуацию – нахалом несется или нормально едет человек? Раньше было гораздо больше неисправных машин – вот что страшно.
Когда вы работали инспектором, вам полагался свой транспорт?
У меня был мотоцикл.
Днепр у вас был?
М-72. Современный Днепр. Я был такой в сапожках, пистолет на боку, что ты!
И форма красивая? От поклонниц, наверное, отбоя не было?
Тогда еще гимнастерки синие такие были. А когда мне одели офицерские погоны, что ты!
А на мотоцикле вы ездили круглый год?
Да, и зимой, и летом. Я спину свою угробил на мотоцикле. Потом много лет ездил лечить ее в Сочи.
С точки зрения запчастей и бензина службу хорошо обеспечивали?
Вопросов с этим не возникало. Бензин раньше был дешевле газводы.
Когда началась ваша карьера в ГАИ, вы поняли, что сбылось то, о чем мечталось?
Года через два после того, как я попал в ГАИ, меня назначили на должность госавтоинспектора. Если у инспектора дорнадзора оклад был 85 рублей, то тут 105 рублей! Потом меня назначили начальником отделения РУД.
Графа о вашей национальности не мешала строить карьеру?
Мешала чуть позднее. Я это понимал, когда видел движение кадров. Вроде бы мне пора, а все время толкали кого-то другого. И вот, в 1979 году, видимо, уже никого не осталось. Когда Руденко подписывал приказ о назначении меня начальником ГАИ области, то поинтересовался, почему меня все-таки недолюбливают? Это потом мне один из полковников рассказал. Я ему ответил: ты бы сказал, что все очень просто – недолюбливают, потому что я водку не пью и не нарушаю. Особенно это касалось пьяниц. Боже упаси, чтобы я отпустил кого-то.
Часто водители обращаются к инспекторам с предложением решить вопрос на месте. У вас были такие прецеденты?
Первый случай произошел осенью 1960 года. Меня послали в командировку на уборку урожая в Чесменский район. Там я задержал начальника геологоразведки с двумя женщинами ночью пьяным. Они были на ГАЗ-51. Мне пришлось дважды перекрывать им дорогу – степь, легко было объехать и уйти. Но все равно мы его задержали – руки за спину, машину в райотдел, а на утро начали разбираться. Пришел начальник милиции Слухенко и говорит: «Младший лейтенант, что же ты тут натворил!». Я ответил, что задержанный был пьян, и я это точно знаю. Тот возмущался: «Да что ты, товарищ-лейтенант, я всего-то стакан выпил!». Ничего ему не помогало, я начал составлять протокол. Тогда он достал пачку сотенных и бросил мне на стол. А там кабинетишко-то был… Я дверь ногой толкнул и стал звать дежурного. Начальник геологоразведки хвать свои деньги и бежать. В итоге выписали ему штраф 300 рублей. Второй случай произошел, когда мы жили на Сельмаше. Спал я ночью, как меня мать будит: к тебе пришли! Я вышел, а там тот, кого я ночью пьяным задержал, деньги мне сует. А ему ответил: «Может ты лучше скроешься с глаз долой?». Мне приходилось на уборочной и судейских, и прокурорских работников задерживать. На уступки не шел никому.
Когда вы задерживали прокуроров и судей, то не боялись, что они потом создадут вам проблемы?
Нет, даже в голову не приходило. Сколько я работал, все знали – к Делю можно идти с любым вопросом. Все что более менее можно обойти – он решит. Но с пьянкой не приходить! Это было исключено.
Я читал про вас, что вы вынесли ряд предложений по повышению безопасности дорожного движения. Сейчас для нашей страны это больная тема.
У людей не работает инстинкт самосохранения. К этому приводит бесшабашность и распущенность.
Это внутренний человеческий фактор или такова организация дорожного движения?
В первую очередь, это самодисциплина. И только потом организация движения. Могу рассказать, как родились подземные переходы на площади Революции.
То есть инициатива первого подземного перехода в Челябинске принадлежит вам?
Да. Нам удалось убедить руководство в их необходимости. Строительство началось после майской демонстрации, а к октябрьской они были готовы. Мы первые после Москвы и Ленинграда внедрили телемеханическую систему управления дорожным движением: от памятника Курчатова до ЧТЗ. Для этого надо было прокладывать кабель, а это деньги большие. Благо, начальник городских телефонных сетей, Наюк Виталий Викторович, был умница. Он соединил нам линию. Зеленая волна и сейчас бы работала. Только из-за геометрии перекрестков скорость смещалась: где-то надо было идти 40 км в час, где-то 60 км в час. Когда все было запущено и отрегулировано, мы поехали с председателем ГИКа Лукашевичем вместе. По волне ехали 7 минут, а без нее – 18 минут.
Сейчас бы пересекать данный проспект за такое время…
Раньше сообщение Свердловского проспекта с Северо-Западом проходило через улицу Каховскую. Сейчас эта улочка как тротуар. Благо, Лукашевич меня послушал и для строительства Комсомольского проспекта были снесены два пятиэтажных дома и перенесен один завод местного производства.
Комсомольский проспект получился очень красивый, широкий. Спасибо вам.
А вот весь Северо-Запад… Другой…
Будет интересно сравнить дорожную ситуацию Екатеринбурга и Челябинска. Говорят, сначала построили Свердловск, поняли, как не надо строить города, и построили Челябинск. Ситуация на наших дорогах гораздо лучше. И мне очень приятно иметь честь поговорить с человеком, благодаря которому все именно так.
Да, я страшно боролся. В то время от проспекта Ленина до улицы Тимирязева была всего одна полоска. Я настаивал на том, чтобы прорубить вторую. Наконец, мне подвернулся случай рассмотреть данный проект. Но все это деньги. Когда все дошло до председателя обкома профсоюза, то он возмутился, как какой-то милиционер может что-то указывать. И он сказал Лукашевичу: «Что там у тебя за милиция! Это настолько серьезный вопрос, что я, наверное, на бюро обкома вас приглашу!». А что такое бюро обкома? Ты приходишь туда и партбилет кладешь на стол. Получишь ли обратно – неизвестно. Лукашевич позвонил мне: «Что же ты там натворил… Мне жалуются, грозятся нас на бюро обкома вызвать». Я ему говорю: «Леонид Николаевич, я хочу как лучше для города. Надо эту улицу пробить». Он ответил мне: «Ты прав, конечно. Но нам их не одолеть». И только Юревичу удалось это сделать. Я подумал тогда – ну, слава Богу, еще одна моя мечта в Челябинске осуществилась. Но были и другие. Это проспект Победы – Российская, проспект Ленина – Свердловский. Эти две точки нужно разгрузить. Для этого нужно уйти под землю, чтобы проспект Ленина и Свердловский были на двух уровнях. Свердловский сам просится наверх.
Говорят, в Челябинске отсутствует кольцевая магистраль. Вы рассматривали этот вопрос?
Видишь, в чем беда: новые дороги – неплохие, другая вещь, что они погано сделаны. Ведь это умная мысль была – вдоль Шершневского водохранилища вывести магистраль на Уфимский тракт. Но ведь уперлись, подняли шумиху в газетах. Такая разгрузка для города, а все вцепились – бор погибнет! Он и так гибнет, сколько его вырубают. Лучше бороться за то, чтобы бензин был качественный.
Еще многие говорят, что подземный переход – это источник криминальной опасности.
Нудистика это! Что наверху криминально, что внизу – один хрен. Цель подземного перехода – сохранить жизни. Я раз пять был в Германии, был Лондоне, Вене, Корее и ничего нового там не увидел. Все академические знания по организации дорожного движения и по развязкам у нас так же применены.
А правда, что на Западе от подземных переходов начинают отказываться?
Ерунда. Там культура вождения связана с культурой уважения к человеку. Едем как-то раз по Берлину. Вот дорога в три полосы, а со двора выезжает машина. Все три полосы остановились, чтобы пропустить его одного. Где ты такое у нас увидишь?
Также в странах Запада приходят к тому, чтобы ограничить пользование автотранспортом в пределах центра города..
Это разумно, я за это.
Челябинск придет когда-нибудь к этому?
О, это как у Некрасова… Жаль в эту пору прекрасную жить не придется ни мне, ни тебе. В этом плане мы находимся на уровне первобытного развития. «Товарищ полковник, ну тяма не та!» – как говорил один наш сотрудник-технарь.
Вы начали занимать руководящие посты в 70-ые годы. В этот период в Тольятти сдается Автомобильный завод. Начинается автомобилизация общества. Когда у вас появилось свое собственное авто?
Я не помню, в каком именно году у меня появился москвиченок. Я ездил за ним в Ижевск на завод. Половину денег занял, а другие 2,5 тысячи у меня свои были накоплены. И вот мы с друзьями отъехали от Ижевска километров 50, как пых-пых – непонятно, что такое. Сборщики на заводе, студенты-сволочи, в бензин мне воды плеснули специально. А движок у машины был замечательный. Мой брат потом еще доезживал его.
А о Волге вы мечтали?
Нет, я равнодушен был к этому. Потом у меня были жигули, шестерка белая с пятиступенчатой коробкой. Я на ней ездил до 70-ти лет, а потом мне сын подарил хендай, он сейчас в гараже стоит. Я второй год уже почти не езжу, не рискую.
Часто в архивах я находил информацию об иномарках в качестве служебных машин в Советском ГАИ. Вам привозили такие, или они были только в столице и Питере?
Докладываю: первые два мерседеса администрация Челябинска получила в 70-ые годы. Эти машины использовались исключительно для встречи и проводов высокопоставленных лиц. Однажды мы поехали с Вадимом Павловичем Соловьевым в Свердловск встречать Гайдара. У меня тогда была парадная Волга, и где-то за Каслями у нее полетел ремень вентилятора. Потом Вадим Павлович вызвал меня: «Ты, бесстыдник, садись за стол. Ты почему не говоришь, что у тебя машина плохая. Бюджета нет? А я для чего тебе? Приди потом!». Проводили Гайдара, и я пришел. Вадим Павлович вызвал начальника финуправления: «Подготовь постановление – пять вольв!». И мы их получили.
Мне кажется, что с работой инспектора может справиться человек с особым мышлением и характером. Потому что инспекторы встречают не только добропорядочных граждан, всегда есть шанс нарваться на того, кому нечего терять…
Смотри: даем мы объявление в вечерку о том, что нам требуются инспекторы. Приходят по этому объявлению двадцать пять человек. С каждым я беседую лично. Из двадцати пяти остается трое. Еще через полгода из них остается один. В какой-то момент начальник кадров заколебал меня: «Да что ты их отбираешь, как в космические войска!». Я ему ответил: «Яков Федорович, видишь телефон? Он ведь не умолкает, звонки постояные: там не так, тут не так, тут нагрубили, там нахамили». Наконец, случилась одна история. Яков Федорович жил на ЧТЗ. Ехал он в сторону дома на своих жигулях, и его остановили. Документы! «Но я полковник Мозуренко, начальник кадров УВД» – говорит он. «Документы!» – повторяет инспектор. «Ну я ж тебе говорю, что я полковник Мозуренко!», – не сдается Яков Федорович. «А, да моя твоя морда видел. Документы!» – требует инспектор, он, кстати, татарином был. После этого Яков Федорович приехал на работу злой, аж трясло его. Так тщательно я отбирал наших сотрудников, они были все порядочные. И каждый должен был распознать, кто за рулем – доктор, профессор, инженер, ученый, сукин сын, жулик. С каждым нужно вести себя соответственно. Наша служба всегда была выше других служб, из-за чего уголовники, особенно высшего звена, нас и меня в том числе страшно ненавидели.
Сейчас достаточно показать корочку ФСБ, и вас сразу отпустят.
В мое время корочки были только у КГБ, на которых стояла подпись: начальник УВД генерал Руденко, начальник ГАИ области полковник Дель.
А вы смотрели Наша Russia? Там есть образ гаишника, который не берет взяток.
Это издевательство. Все направлено на то, чтобы унизить, уничтожить службу. Я не могу успокоиться, не могу простить Громова. Это генерал-полковник, герой Советского Союза, губернатор Московской области, человек, который прошел Афган. Его подчиненный, министр финансов Кузнецов украл 14 миллиардов и сейчас сидит за рубежом. И никто не может добиться того, чтобы его забрать оттуда. Но ведь этот Кузнецов сидел рядом с Громовым. Как генерал мог допустить такую вещь? Повязан в этом же болоте…
То есть главное – внутренняя гигиена?
Во! Гигиена! Как ты это сказал…
Мы изживем подобные явления?
До этого еще далеко.
Но надежда есть?
На этом уровне развития нет. Молодежь другая. Идет клизма на тонких ножках: в одной руке сигарета, в другой пиво. Нет святости семьи и семейного воспитания.
Вам нравится, когда люди отстаивают свои интересы?
Если в этом заложен не корень зла, а корень правды и справедливости – то никаких вопросов.
Может быть, наша жизнь начнет меняться тогда, когда мы станем отстаивать свои интересы?
Если это что-то разумное. Не надо отстаивать кружку пива и сигарету. Этого я не пойму.
Артур Адамович, как вам удалось сохранить в себе такую любовь к жизни и своему делу?
Это философский вопрос.
В таком случае какие слова наиболее точно отражают ваше восприятие самого себя?
Отвечу словами из «Фауста» Гете: «Я богословьем овладел, над философией корпел, юриспруденцию долбил и медицину изучил. Однако я при этом всем был и остался дураком».
За время нашего разговора Артур Адамович ни разу даже не намекнул о том, трудно ли ему приходилось на службе, и сколько же душевных сил она требовала от него. Но мы должны понимать, что в любой ситуации человек остается прежде всего человеком. Невозможно сохранить равнодушие, когда беда, и оставаться безучастным, когда требуется твоя помощь. Именно так проходили эти важные 38 лет – в любой момент по одному только звонку, в любую погоду и при любом самочувствии быть, а не казаться, работать на совесть, помнить о справедливости и думать прежде всего о людях. Вероятно, для этого требуется большое мужество. И совершенно очевидно, что только особенные люди живут ради других.