Моего отца звали Георгий Матвеевич. Вообще-то его настоящее имя Герш Матвеевич, но для всех он был Георгий. А дома – для кого Гера, для кого папа.
Самые первые детские воспоминания – ощущения чего-то надежного, теплого и родного. Как зафиксировать чувство, которое рождается от близости родного человека? В воспоминаниях остаются лишь ощущения, и они очень яркие, и, как ни странно, с годами не стираются. Другое дело – истории…
Когда взрослеешь, истории как раз стираются из памяти, и уже не вполне уверен, были ли они на самом деле, или родились из сценок, зафиксированных фотоаппаратом, в старых семейных альбомах. Либо почерпнуты из чьих-то рассказов и семейных историй и интерпретированы тобой, а с течением времени обрастают все новыми фактами, картинками, ощущениями. Или вообще эти истории полностью придуманы твоим воображением, поскольку так хотелось бы, чтобы они действительно были в твоей жизни…
Я помню, что в годы детства отца мне не хватало. Наше общение с ним тогда было редким, в силу его постоянной занятости, и потому очень ценным для меня. Одно могу сказать с уверенностью: я всегда ощущал значимость нашего общения, его первостепенность – не было для меня занятия важнее, чем эти редкие часы, минуты, которые папа был рядом со мной.
Папа любил танцевать, непрофессионально, конечно, но он двигался под музыку очень пластично и от души. Обожал песни Иосифа Кобзона, Александра Розенбаума, вообще любил лирику – и в песнях, и в стихах. Папа любил еврейские песни, хотя идиша не знал, как не знали многие граждане бывшего Советского Союза своего национального языка. Папа проявлял свои чувства бурно, но не словами, у нас не принято было говорить о чувствах. Он мог обнять меня, поцеловать, погладить или похлопать по спине, в зависимости от возраста. «Люблю тебя, сын» папа говорил редко. Очень редко. Наверно, он хвалил меня, и даже гордился моими достижениями в школе. Но я помню его высокую оценку, признание, уже в зрелом возрасте: когда в конце 80-х – начале 90-х в моем бизнесе произошел первый взлет. Отец сказал тогда: «молодец, сын, горжусь тобой». В 90-е я подолгу находился за границей, чего требовали мои дела, и мы виделись редко. Но папа относился к этому с пониманием, а я находил возможность приехать в Челябинск, либо родителей вывезти к себе. Никакой трагедии не было. Но в те годы…
Отец относился к старшему поколению, которое чтило Сталина как вождя и победителя фашизма, и грустно было видеть, как происходило развенчание образа вождя, как менялось сознание отца, который всю жизнь был коммунистом. Его оценка событий менялась болезненно. Но не могу сказать, что мы с отцом расходились во взглядах, скорее даже, я многое черпал у него. Его старший брат, мой дядя, прошел всю войну, и я рос в этих рассказах о войне и послевоенных годах. Отец был грамотным человеком и мудрым, и жизненные повороты, ситуации он воспринимал трезво и стойко.
В моей памяти не осталось таких моментов, которые классифицируются людьми как «уроки отца». Я считаю, что это расхожее мнение, когда «уроки отца» трактуют как некое стандартное действие: двое сели друг напротив дружки – отец поучает, а сын внимает. На самом деле, как я считаю, отцовское обучение происходит совсем не так. И самое правильное, на мой взгляд, когда отец просто живет, как должно, поступает, как должно. А сын, глядя на отца, понимает – вот это и есть правильно жить. Так, во всяком случае, было в нашей с отцом жизни. Он научил меня любить родителей. Как научил – даже не могу сказать, поскольку его родителей рано не стало. Но научил – опять таки – своей любовью. Отец часто их вспоминал, рассказывал о них, я видел его отношение к ним и памяти о них. Я видел его отношение к родителям мамы – они были живы, и отец заботился о них, особенно, когда они стали болеть. Он говорил мне: «Надо любить свою маму, просто потому что она мама». Он научил меня любить людей, относиться мудро и терпимо к человеческим слабостям и недостаткам, как поступал он сам…
Отец всегда много работал, а я воспринимал это как должное, как обязательное для мужчины. Хотя, повторюсь, первые мои годы жизни мне его очень не хватало. Как и последние его годы…
Я помню наши совместные поездки на природу. Это, конечно, были самые яркие моменты детства и ранней юности. Папа работал на Челябинском телецентре (теперь ЧГТРК), и в те советские годы коллективы часто выезжали «на природу» – в леса и на озера. Отцу нравилось собирать грибы, рыбачить, мне – в меньшей степени, мне больше была по душе «человеческая сторона» рыбалки, общение с ним. Позже, когда я подрос, папа брал меня с собой. И, конечно, его коллеги, друзья присутствовали на этих «вылазках». Люди творческие окружали его, и мне интересны были и они сами, и их разговоры, их юмор. Отец часто рассказывал армейские байки – он больше десяти лет отдал Советской Армии – и некоторые из них я слышал десятки раз, но от этого его истории не становились хуже. Я видел, КАК люди относятся к моему отцу, КАК его слушают. Я видел, что мой отец находится в центре внимания, несмотря на то, что его окружали звезды тогдашнего телеэфира. Папа все-таки был руководителем, но даже те, кто, возможно, не считал его правым в чем-то, все равно не оставался равнодушным к его человеческим качествам, к его обаянию. Отец обладал удивительным сочетанием качеств характера: с одной стороны, доброта, мудрость и какая-то особая пронзительность в понимании человеческой души. Никто, как он, не умел слушать и понимать людей и вовремя прийти на помощь. И это в нем сочеталось с качествами хорошего руководителя – определенной и уместной жесткостью, умением найти оптимальное решение. Думаю, далеко не всем удается сочетать качества хорошего человека и хорошего руководителя. Возможно, что-то я унаследовал от него, но, мне кажется,все же по ряду черт я не дотягиваю до своего отца.
И, думаю, не ошибусь, если скажу, что моего отца любили многие. Я рад, что его друзья стали и моими друзьями, как, например, врач Давид Ящин, который теперь живет в Москве, и Яровой Николай Борисович, который до сих пор работает на ЧГТРК… Мой папа работал всю жизнь, до 1999-го года. Он был первым заместителем председателя комитета ЧГТРК.
В этом году двенадцать лет, как нет моего папы. Он ушел 15 августа 1999 года. За эти годы мои чувства к нему стали только острее: столько всего недосказано, и время назад не вернуть… Но если б появилась такая возможность, любая, фантастическая, я бы сказал только одно: я люблю тебя, папа.