Музыкант, искусствовед, философ, автор книг, ведущий просветительских передач на радио «Орфей» и чикагском русском радио BFI Михаил Казиник посетил Челябинск
с очередным своим концертом. Чтобы понять, в чем феномен этого человека, нужно хоть раз услышать классику в его исполнении или побывать на его лекциях. Сам он называет себя гражданином мира и уверяет, что каждый человек изначально талантлив.
Михаил Семенович, это не первый ваш визит в Челябинск. Считается, что у нас суровый промышленный город. Но в одном из своих интервью вы заметили, что Челябинск на удивление богат людьми, близкими творчеству. Вы не видите в этом противоречия?
Нет здесь никакого противоречия. С точки зрения Сальвадора Дали, например, Челябинск – это сплошной сюрреализм. Каждая отдельная деталь, если всмотреться, абсолютно реалистична, а все вместе – полный сюр (улыбается). Еще во время войны я слышал об этом городе от мамы. Когда отправили промышленность в Челябинск, когда сюда приезжали знаменитые люди. Вот, что такое, допустим, Франция? Уберите несколько десятков имен, и нет никакой Франции. Дух города определяется тем, каков в нем процент людей, для кого первично духовное. Это звучит сегодня совсем нелепо, согласен, но это так. В Челябинске каким-то образом таких людей осталось чуть больше, чем в других промышленных городах. Казалось бы, рядом Магнитогорск, Екатеринбург, но там нет такого. И в Челябинске я уже пятый раз.
Вы бываете не только в других городах, но и странах, и сами – житель Швеции…
…и часто ловлю себя на том, что иногда мерю западными мерками. Например, там на маленький городок с населением 100 000 человек несколько концертных залов. Когда я выступаю там с концертами, понимаю, что на них уже побывали все! Это значит, что каждый человек, взрослый или ребенок, хоть раз услышал классическую музыку и она у него осталась внутри. И тут же вспоминаю историю, как когда-то много лет назад в Минск, где я тогда работал, приезжал с концертом Станислав Рихтер. Мне звонили директора овощных баз и просили помочь попасть к нему на концерт. В день концерта они ходили по филармонии и даже не знали, где там гардероб, как пройти в зал. Они пришли просто потому, что это было модным.
Вы верите в то, что человек из поколения в поколение хранит историю?
Да, первая моя книга «Тайны гениев, или Книга для людей с еще не потерянной генетической памятью» именно об этом. Человек может не иметь музыкального образования, но услышав то, что слушали его бабушки и дедушки, что-то в нем отзовется. Поэтому же, например, мы до сих пор боимся смеяться над политическими анекдотами. Мы давно свободны от того режима и даже не застали его лично, но тот страх, который был у наших родителей, перешел к нам.
Именно об этой взаимосвязи вы говорите, когда речь заходит о воспитании детей?
Я давно вынашиваю идею Школы будущего. И когда узнал про «Семь ключей», я был просто поражен. Понимаете, модель старой школы сама себя изживает. Сегодня любой сорванец, зная, что его учитель географии задал прочитать главу учебника про Джомолунгму, обратится к интернету и получит сотни тысяч единиц информации. Он может даже дать сто очков этому старому учителю географии, потому что у того дома на полке пять книг, а у этого смешного сорванца 575 тысяч сайтов. Казалось бы, ну зачем нам вообще знать про эту Джомолунгму, какова ее высота? Но если вы спуститесь с этих 8 848 метров, вы попадете в Тибет – а там Рерих, там философия, там мировое искусство. В этом и состоит принцип моей Школы будущего. Чтобы от клипового сознания перейти к всеобъемлющему, чтобы научить ребенка не ЕГЭ, а связи всего со всем в этом мире. Это лежит и в основе нобелевского мышления, которое я долго изучал. Каждый из гениев мыслил парадоксально, совершенно неправильно с точки зрения обычной школы. Знаете, что говорил учитель физики Альберту Эйнштейну? Ты можешь быть кем угодно по профессии, но физиком ты не будешь никогда!
Вы для себя делите людей на детей и взрослых?
Я делю людей на талантливых, горящих, реализованных, и на тех, кто потух. Одни люди пепельные, а другие – огненные. Огненные всегда внутри дети. А пепельные это те, кто перестал удивляться, уставшие от жизни. После концерта подходит ко мне махонькая девочка, совсем кроха, молча обнимает меня за ноги, сколько дотягивается, крепко-крепко-крепко, прижимается на какое-то мгновение, и потом так же молча уходит. Что-то в ней загорелось! А на другом концерте мальчик лет 11-ти возмущенно спрашивает: ведь вы должны были про музыку говорить, а говорили о любви – причем тут это? Ну что с ним делать, ведь и он прав! Что я мог ответить? Что музыка – это материализовавшаяся форма любви.
Какой характер у вашей скрипки?
Она невероятно красивая, необычайно добрая и остроумно-капризная девочка (улыбается).
Вы с ней договариваетесь перед каждым выступлением?
Конечно. Скрипка – это полная индивидуальность. Моя скрипка сделана замечательным итальянским мастером. Она совсем юная, ей меньше ста лет. Когда прихожу к детям, первое, что я делаю – разбиваю их представление о том, что скрипка – это скучно и серьезно. И что классическая музыка может быть разной, в том числе очень озорной. Никто не умел так шутить, как композиторы-классики. «Кофейная кантата» Баха тому пример. Йозеф Гайдн – один из самых остроумных людей на земле, у Бетховена были такие шутки, что когда оркестранты собирались перед выступлением, они хохотали и не могли начать концерт.
Как слушатель вы посещаете чьи-то концерты?
У меня жизнь настолько вывернута, что я просто не успеваю где-то бывать сейчас. Раньше очень много ходил. Эстраду я не слушаю, если вы об этом. Категорически. Я не буду кого-то судить и говорить, плохо это или хорошо. Просто я осознал – жизнь очень коротка. Гайдн написал 104 симфонии, из них я пока прослушал, наверное, штук 40. Столько великой музыки, столько историй, чтобы тратить время на эстраду?!.. Это явление, построенное на консервативном желании человеческого уха слушать одно и то же. Это одна и та же песня, которая повторяется. Знаете, что такое шлягер? Это когда вы подсознательно узнаете старую песню в якобы новой. Разве это музыкальное открытие? Недавно меня спрашивают, как вы относитесь к этому «преступлению», которое совершено на Евровидении? Да у меня нет времени на это! Я не смотрю Евровидение! Я всегда в таких случаях говорю: ну зачем вам политика, если вы еще всего Гоголя не прочли? В мире столько всего, гениальных творений, шедевров, а вы занимаетесь такой ахинеей. Включаете сознательно телевизор, смотрите Евровидение и потом возмущаетесь. Ну бородатая, значит, бородатая.
Если музыка – настроение, то как, на ваш взгляд, может звучать грусть или, например, удивление?
То есть вы хотите, чтобы я назвал конкретные произведения? (смеется). Спрашивать меня, Михаила Казиника, что и как звучит, это самое неблагодарное дело! То же самое, как если бы вы брали интервью у Дон Жуана и спросили у него: сколько у тебя было женщин? Он скажет – 5000. А какая из них самая любимая? Да Дон Жуан упадет в обморок. Как музыкальному Дон Жуану мне нравится больше та музыка, которая сейчас со мной. Потому что если с этой музыкой в настоящий момент я думаю о какой-то другой, то зачем она мне нужна. Вся моя жизнь и есть музыка.
