Татьяна Сулейманова,
Заслуженная артистка России, ведущая балерина Театра оперы и балета
—Татьяна, где лучше – на сцене или в жизни?
-В жизни, это же реальность, а не игра. Но у меня бывают мысли, которые меня саму удивляют. Вот в «Жизель» героиня сходит с ума и умирает, а мне очень нравится её играть. Выходит, что получаешь такое огромное удовольствие от того, что, не дай Бог, случится в жизни. Или в «Кармен», где героиню зарезали в конце спектакля. Разве я хочу, чтобы меня зарезали? Нет, конечно! Но там это чувствуешь, находишься в образе. А потом дома думаешь: «И почему это нравится?». Таковы странности артиста, называется: завихрения мозгов [улыбка]. Как мне нравится Жизель! Она там летает, как привидение, это же красиво! Но в жизни-то получается фильм ужасов какой-то: привидения, вылетающие из могил. Но что делать? Есть жизнь и сказка, но для нас, артистов, сказка становится реальностью. Она в какой-то мере восполняет нереализованные моменты жизни.
—Но в жизни всё-таки лучше?
-В жизни-то стабильно хотя бы! [улыбка]. В жизни таких выкрутасов не сделаешь! На сцене полюбила одного, ушла к другому. А в жизни – прошла любовь, завяли помидоры. Не хочешь же так? Не хочешь!
—Так, может, совсем уйти из балета? Жить себе спокойно…
[вздох]. У меня такие моменты постоянно. Когда стоишь за кулисами и трясёшься, как осиновый лист, думаешь: «Нет, не хочу, пойду-ка я лучше домой. Пирожков нажарю!» [смех]. Но выходишь на сцену и попадаешь в другой мир, где хочется остаться. С этим очень сложно расстаться. Приходится заниматься этим делом не просто хорошо, а лучше, чем ты сам хочешь.
—Но от пенсии всё-таки не уйти, так?
-Ой, не знаю… И в 50 можно танцевать Джульетту. Пока танцуется – танцую. Мало ли: приду завтра, а моё тело возьмёт и откажется делать то, что нужно. Много было таких примеров. Пустота окажется после этого, тоска будет. Многие, кто уже не танцует, говорят: «Нет, не скучаем по балету!». Но это видно… тоскуют. Мужчины спиваются некоторые.
—Мужчинам, получается, сложнее? Женщинам можно ради детей жить, так?
-Ну… да. В целом, да. У меня дети маленькие, мне, в любом случае, придётся заниматься детьми, но тоска по балету останется в любом случае, она ничем не заполнится. В любом случае, нельзя заниматься любимым делом, а потом раз – и в пропасть. Должно оставаться то, ради чего стоит жить дальше. Природой же всё продумано: дети, мамы-папы, бабушки-дедушки.
—Плачете часто?
-О, да это постоянно просто! Начиная с детства, регулярно. Либо ты не можешь с чем-то справиться, тебе дают танцевать одну партию, а ты хочешь танцевать совсем другую. Это не значит, что ты рыдаешь целыми днями. Но чувство внутренней неудовлетворённости – регулярно, так же как и самоудовлетворённости. Здесь надо иметь характер, как в спорте.
—Существует ли износ, когда играешь подряд в одном и том же спектакле?
-Да, есть такое, что затанцовываешь, затаскиваешь одну программу. Вот идёт «Лебединое озеро» каждый день, его танцуешь уже автоматически. И мысль: «Выйти, всё сделать, и уйти». И потом понимаешь, что какие-то движения уже делаешь не так, как хотелось бы.
—То есть Вы советуете зрителям приходить на премьеры?
-Да. К премьере – особенно тщательная подготовка.
—К остальным, выходит, не совсем тщательная?
[смех]. Когда идут давние спектакли, иногда просто думаешь: «О чём там?». Взрослые-то ладно, в программке прочитают, а детям не соврешь.
—Если танцуешь автоматически, о чём тогда думаешь на сцене?
-О страхах, например, о том, что пол скользкий или что партнер ненадёжный. Есть такие партнёры, которые за тебя всё сами сделают; и можно размазаться, и вообще ничего не делать: тебя и поднимут, и поставят, и повернут, и поймают.
—Вы падали?
-Конечно! И не однократно! Вставать всегда сложно. Падения настолько нелепы. Но ты вроде опозорился, а зритель почему-то даже поддерживает. Ты чувствуешь, что публика стала ещё больше расположена – а там и танцуется лучше.
—А бывает, что совсем не танцуется?
-Бывает, что переходишь больше на актёрскую игру, если хочешь отложить какое-нибудь сложное движение.
—Импровизация?
-Да, когда включается не та фонограмма, трудно не импровизировать. Не уходить же со сцены. Был даже такой момент, когда я уже находилась на сцене, а партнёр [смех], ну, так получилось, что партнёр не дошел до своего выхода, и вместо него вышел другой. Естественно, мы тут же обыграли другую сцену.
—Балет вне России, какой он?
[задумывается]. У них там не сколько партии отдаются… У них всё построено именно на деньгах. Они могут всё бросить, уйти танцевать в другой коллектив. Главное для них – счёт в банке. Но каким-то образом, они умудряются намного техничнее нас танцевать, хотя актёрски сильно отстают [улыбка]. Это русская душа. Что ни говори, а есть она в нашей стране. Но технике нам надо поучиться у них.
—Может быть, всё дело в тренерах?
-Естественно, но, что интересно, за рубежом работают в основном русские [улыбка].
—Сейчас всё пытаются модернизировать, перестроить на новый лад, осовременить. Искусство балета в этом нуждается?
-Сейчас всё превращается в товар, который надо продать, следовательно, должно быть качественное исполнение, оформление сцены, хороший оркестр. Сейчас много у нас старых декораций и костюмов, и говорят: «Вроде, ничего, нормально, пойдёт!». Но зрителю-то другого хочется, более интересного.
—Так сейчас столько возможностей: и озёра на сцене разбивают, и корабли устанавливают…
-Все это не должно приглушать танец, балет – это, прежде всего, пластика тела. Если хореограф начинает приносить на сцену кучу предметов, это говорит о том, что он не в состоянии придумать хореографию, вот, мол, возьмите в руки цветочки, покрутите ми на 15-16 тактов. Вот, вроде, и музыку заполнили. Это я, конечно, утрирую.
—Балет как развлечение?
-Нет. Обязательно должен быть сюжет, развитие, как в кино.
—Возможен ли уход балета в новые формы?
-Всё равно классика должна преобладать. Балет же оттуда. Если балерина снимает пуанты – она уже не балерина. Это будет другой вид искусства, для этого не надо учиться балету.
—И сколько же пар пуантов у Вас ушло?
-О-о-о! Не знаю, правда! [смех]. Сначала на каждый спектакль уходило по три пары, теперь пуанты стали делать прочнее. Теперь на каждый спектакль уходит одна пара. Но сколько этих спектаклей было, кто же их считает? Пары пуантов хватает на один спектакль, либо на три репетиции. Танцую я более тридцати лет. Считайте сами [улыбка].
—Оскар Уайльд говорил, что всякое искусство совершенно бесполезно…
[удивлённо]. Как с этим можно согласиться? Практической пользы, может быть, и нет, но есть же ещё душа. О ней тоже кто-то думать должен. Можно в церковь сходить, можно и в театр [улыбка].
—Так, может, человеку было бы проще без душевных переживаний, которые дарит балет и вообще искусство?
-Нет таких людей, которым не нужны бы были душевные переживания. Ощущения счастья нужны всем.
