– Ну, а тебе какие нравятся? – наступила очередь Андрея сдавать, и он ловко перебирал скользкие карты.
– И тебе восемь вистов – Владик бросил ручку и потянулся за запотевшим бокалом. Он сделал длинный глоток и, покачав головой, с удивлением посмотрел пиво на просвет. По его довольному лицу было видно, что он находится где– то рядом с тем местом, которое романтически настроенные барышни называют «блаженством».
– Ну да, какие? – Андрей дал мне сдвинуть и стал мастерски метать карты. Карты ложились на стол в строго отведенные места – казалось, что маленькие магниты укладывают их так, как надо.
– Я тебя, что-то не пойму никак – то тебе брюнетки нравятся, то блондинки, то дохлые, как котята королевской аналостанки (надо же было ему вспомнить!), то вот такие, – тут карты как раз закончились, и он сделал вид, что руками прижимает к своей груди два огромных бидона из магазина «МОЛОКО» моего детства. При этом он смешно сморщил свой огромный нос и жеманно захлопал ресницами. Я не удержался и хмыкнул. Стодвадцатикилограммовый Андрюша на соблазнительную блондинку походил, мягко говоря, маловато. Намечающаяся лысина, подернутая невысоким венчиком светлых волос, завершала картину.
– А потому что не может девушка нравиться какая-нибудь определенная, – Владик оживился и потянул из пачки сигарету. Я передал ему зажигалку – мы играли третий час, и я был рад намечавшейся паузе.
– Обоснуй! – Андрей удобно откинулся в кресле и потянул к себе стакан. Лёд тихонько (при этом красиво и вкусно) звякнул, и я в который раз пожалел, что приехал на машине.
– Да оставь ты её! – завтра заберешь, – Андрей мастерски умел читать мои мысли – возможно, оттого, что мы знаем друг друга с восьми лет. Я покачал головой и приготовился слушать Владьку.
Владик всегда был ловеласом – сколько я его помню, он постоянно бегал звонить кому-то из телефонов– автоматов (тогда еще за две копейки или с помощью специального железного кружочка), таинственно пропадал на наших днях рождениях в дальних темных комнатах с самыми красивыми и правильными девочками, усыпанными, как правило, огромными бантами. Когда появились пейджеры, его карман постоянно содрогался от переполнявших его вибросообщений…
– Все очень просто! – все свои рассуждения Владик начинал именно так. – Вот смотри, сейчас лето? – Он вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул. При этом Андрей кивнул зачем-то тоже.
– Правильно, лето. На улице жарко, наше тело пытается охладиться, выделяет пот, обрекая его на испарение, в результате чего мы охлаждаемся, НО! – Тут он поднял вверх левый указательный палец, умудрившись при этом правой рукой затушить сигарету. Получилось синхронно и красиво.Я думаю, что именно за такие красивые мелочи всегда и любили девочки Владьку.
– НО! – Повторил он еще раз. – Влага– то уходит. Уходит, и нам хочется пить.
Он сделал еще один вкусный глоток и продолжил.
– При этом нам не хочется пить смородиновый морс, разбавленный кипяченой теплой водой, нам не хочется остывающее молоко с пенками, теплое вчерашнее выдохшееся пиво, наконец, не так ли?
Мы с Андреем одновременно согласно заерзали плечами, молчаливо выражая абсолютную солидарность с Владиковыми выкладками.
– Нам хочется вот чего! – Он демонстративно вскинул руку и в три глотка выдул остаток своего пива, громко урча от удовольствия и смешно вращая глазами.
– И еще раз НО! – Он выставил руку перед собой, словно останавливая наши возможные порывы к прениям. – Предположим, что у нас ангина, и мы лежим в постели, говорить не можем, в горло кто-то запихал грелку, обмотанную наждачкой, и глотать больно. Тогда что? Правильно – теплое или горячее молоко, чай и никаких тебе пив ледяных – верно?
Я вспомнил свою единственную в жизни ангину и поморщился. Владик тем временем булькал пиво в стакан и продолжал изливать на нас свою мудрость.
– То же самое и с женщ… девушками – тут же поправился он. Я тоже стал замечать, что подсознательно гоню из своей речи любые намеки на «зрелость», как косвенные улики возраста…
– Если я один, и впереди свободный вечер, завтра с утра нет важных дел, а есть хорошая компания с красивыми и молодыми девчонками – разве в этот момент мне нужна рассудительная и заботливая мать моих детей? – здесь Владику не нужны были наши мнения, и он продолжал.
– Или если моя жена (я моментально вспомнил маленькую худенькую Владикину Ирку с огромными глазами) весит 45 килограмм, а живу я с ней семь лет – почему бы мне не захотеть вот это? – тут он повторил давешнюю Андреевскую пантомиму с бидонами, но при этом посмотрел почему-то на меня. Я развел руками и подбадривающе ему кивнул.
– Или вот еще, – Владька явно входил в раж, а может, виной тому был четвертый литр пива, впрочем, в любом случае чувствовалось, что в этой теме он чувствует себя особенно комфортно. Впрочем, как и во всех других.
– Или мне скучно и одиноко, и я начинаю думать о том, что годы летят, живот растет, – он похлопал себя по намечающемуся животику, – дети тоже растут, скоро мне вообще всё неинтересно будет… Как вы думаете, какая собеседница мне нужна в этот момент? Романтичная томная дива со строками Есенина в голове или яркая бестия-оторва, едва начавшая вкушать прелести секса?
– Я думаю, что оторва, – подал голос Андрей. Если честно, я тоже так считал, но решил посмотреть, как Владик выкарабкается из ситуации. – А я за Есенинскую фанатку! – решительно сказал я.
– Ой, Лёша, вот только не надо! – Владька только отмахнулся от меня.
– Хорошо, а можно придумать, в какой ситуации ты бы предпочел общество поэтессы? – Тут Андрей тоже закурил, а я понял, что такси в нашем городе придумали именно для меня, и налил в свой стакан из-под минералки Андреевского бурбона.
– Легко! – Владька выпрямился в кресле. – Когда вот такая же учительница мою Машку до слёз довела… Впрочем, нет – он тут же помрачнел. – Это на какую-то месть больше походит…
– А вот у меня, когда была такая же вот оторва, она меня за месяц так выбесила, что я б с удовольствием вместо неё и Есенина послушал, и сам чего рассказать бы нашел… – пришел Владьке на помощь Андрей.
– Это все понятно, – это был мой первый бурбон за две недели и мне хотелось потянуть удовольствие за приятной беседой. – А как быть с некрасивыми девочками? Ну или НЕ ОЧЕНЬ красивыми? Вернее, как ИМ быть? При этом я смотрел, ясное дело, на Андрюху.
– А это вообще самые лучшие любовницы, – неожиданно сказал Владик и покраснел. Мы оторопело ждали продолжения. – Судите сами: растет-растет девчонка, парни на неё внимания не обращают, подружки вокруг расцветают, а она бессильно плачет в зеркало, размазывая мамину ленинградскую тушь по курносому лицу…
– Ну, со всеми бывает, – видно было, что Андрею чем-то близки девчоночьи неведомые переживания. Владька, казалось, не слышал никого вокруг.
– В том то и дело, что ей ничего не остается, как стать просто классной, понимаете? Стать настоящей – заботливой, нежной, чуткой, умной… Забавной и слабой, сильной и мягкой, лучшей на свете молчаливой слушательницей и неутомимой болтливой собеседницей… И тогда, когда ты, животное, обласканное красавицами, презрительно фыркавший еще вчера в ее сторону, увидишь в этой скромной и, в общем то, не очень красивой девчонке всю бездонность ее достоинств – вот тогда красота её вспыхнет, и ты поймешь, что красивее ее нет для тебя никого на свете, и что никакие ее маленькие недостатки не смогут затмить ее достоинств.
Мы ошарашено молчали, а Владька закурил очередную сигарету.
– Это ты про кого так, Владь, а? – Тихонько спросил Андрей, а перед моим внутренним взором прокручивались имена Владькиных увлечений – как список контактов в айфоне – и хоть все они и были как на подбор, одна ярче другой, после Владькиных слов мне стали казаться, словно бледнее и безликее, что ли…
– Ни про кого – образ такой собирательный у меня. Опыт, мать его, отношений, – почему– то зло сказал Владька и решительно затушил сигарету. – Все, поболтали, и хватит – нам ведь еще, по сколько до пули? – И он потянул листок с записью из-под Андреевской пепельницы и притворно присвистнул. – Нам еще по 20, а этому, – он мотнул головой на меня, – и того тридцатчик корячится! Давай-давай, – он подтолкнул ко мне мои же карты, и я развернул пестрый веер.
Но вместо трефовой и червовой дамы я видел её.
Ту, которую в свое время не разглядел.
Или просто струсил.