Владимир Гусаров

Человек-сплав

Уроки петербургской профессуры

Когда-то на месте комбината были прекрасные места, где челябинцы собирали грибы и ягоды. И Володя Гусаров в детстве с лукошком там когда-то бродил. Но что об этом вспоминать? Седьмого ноября 1929 года окошки Челябинска звякнули от залпа орудий — это прозвучал салют в честь начала строительства ферросплавного завода. Вот это событие, так событие! А ферросплавы, это вам не грибы-ягоды, это легированная сталь!

Кумачовые флаги и горячие речи — это для начала. А потом жизнь в каркасно-засыпных бараках, крохотная зарплата и примитивная еда: постный суп, кусок селёдки, кусок хлеба и чай без сахара. С хлебом в стране была напряжёнка, зерном страна рассчитывалась с капиталистами. Всё это, как говориться, влетало в копеечку. И в копеечку, надо сказать, золотую — поставки оборудования для завода вели известные фирмы, например, Siemens-Schuckertwerke. Электропечи можно купить, ведущих специалистов на время нанять за границей, а вот где бы своих, хотя бы начальников среднего звена, взять? Проблема. Только учить.

К счастью, ещё не все преподаватели старой закалки были высланы за границу или погибли в застенках. Часть московской и петербургской профессуры выслали в провинцию, в том числе, и на Урал. В Златоустовском механико-металлургическом техникуме, куда, выдержав большой конкурс, поступил Владимир Гусаров, высшую математику, физику и химию преподавали профессора! Надо сказать, что будущему директору ЧЭМК этого среднего технического образования хватило на всю жизнь. Учили по высоким столичным стандартам.

Среди преподавателей был даже граф — Воронцов‑Дашков. Этот граф похитил бриллианты из Алмазного фонда, и отсидел десять лет. (Может быть, помните художественный фильм «Бриллианты для диктатуры пролетариата»? Так это про того самого графа.) Воронцов‑Дашков научил Гусарова немецкому языку, что позволило молодому специалисту в дальнейшем непринуждённо общаться с зарубежными инженерами.

Во время учёбы в техникуме курсанты, как их называли, по четыре часа безвозмездно вкалывали на производстве. А после смены Владимир Гусаров находил в себе силы брать уроки игры на скрипке у местного виртуоза Маргулиса. Маргулис — не профессор, он человек простой и чуть что угощал Гусарова смычком по голове. И что? В итоге получалось неплохо. На скрипке Владимир Николаевич играл всю жизнь. В студенчестве жилось голодно. Гусаров подрабатывал разгрузкой вагонов и игрой на скрипке. И вырос, как заявляли современники, гармонично развитым человеком.

Открытие завода ферросплавов

Пуск первой печи произошёл через два года после начала строительства завода — день в день. В нашей стране любили всё подгонять к знаменательным датам. Вот и первую плавку решили провести 7 ноября. Хотя Гусаров, как и другие выпускники техникума, были на практике в Сатке и на Порогах (сейчас это завод-музей), представление о выплавке ферросплавов у них было весьма приблизительное. Образование рабочих, которые обслуживали печь, было шесть-семь классов, а некоторые и вовсе ни разу не ходили в школу. Да что там рабочие — без образования были даже директора. Главное — преданность партии, а партия всё может.

Печь решили опробовать ночью перед праздником. Пришёл директор завода Захаров со свитой, прибежали любопытные. Был риск, что при запуске взорвётся масляный выключатель, и для всех присутствующих праздник обернётся катастрофой. Тем не менее любопытных прогнали с площадки с большим трудом. К пульту подошёл сам Захаров, ему объяснили, в какую сторону поворачивать ручку выключателя. Вспыхнула электрическая дуга, загорелся кокс. Уф, пронесло! Процесс пошёл. Через минут десять печь выключили, а ночью стали готовиться к завтрашним торжествам. Утром, как положено, Захаров перерезал красную ленточку, оркестр грянул «Интернационал», прозвучали речи, и пошло-поехало…

А пошло-поехало с большим скрипом. Основным инструментом плавильщиков была… кувалда. Шлак от металла отделяли вручную. На это уходили часы. Труднее всего было разделать летку. Кувалда, которую рабочие звали «тёщей» или «подельником», и здесь была незаменимым инструментом. Вот тут образование уже не имело никакой роли. Вся надежда была на здоровяка Сашу Данилова, который работал персональной 50‑килограммовой кувалдой. Если летку не могли разделать, а Саша в это время отдыхал, за ним посылали фаэтон. Посылали фаэтон — как звучит, а? Данилов был знаменит на заводе, как голливудская звезда. Кстати, как вспоминает Гусаров, своего сына Саша назвал Вольфрамом. Про свойства этого металла рабочие знали самую малость, химлаборатории на заводе не было. Но Вольфрам — это вам не Вася или Петя. Вот так!

На работу — в сопровождении НКВД

Народ на печах работал простой, да непростые люди ими руководили. Главным инженером завода назначили немца Вальтера. Вальтеру было шестьдесят лет (по тем временам — старик), но поджар и силён. В молодости Вальтер профессионально занимался французской борьбой, работал на плантациях в Африке. На челябинском заводе к рабочим относился, как к неграм — считал их тупыми скотами. Ничуть не лучше ценил местных инженеров: чуть что — уволить! И увольняли! Десятками. В металлургии Вальтер разбирался прекрасно, при нём печи работали ровно. Но стоило ему уйти с площадки, как всё шло кувырком. Вальтер как нарочно замкнул производство только на себе, он доказывал свою исключительность. Ни с кем не здоровался и не протягивал руки. Фигура!

И вот Владимира Гусарова, который в техникуме, как мы помним, выучил немецкий, прикрепили к Вальтеру в качестве инженера для поручений. Молодой специалист сначала прислушивался к учёному немцу, затем стал предлагать новинки в работе. Это Вальтера стало раздражать. И закончилось тем, что однажды Гусаров пришёл на работу и обнаружил, что его рабочий стол стоит в коридоре. Так закончилась его карьера порученца при главном инженере, но начался карьерный рост — Владимир стал начальником технического отдела. А конфликт с Вальтером, возможно, спас ему жизнь.

В 1930‑х многих начальников репрессировали. Кто выжил, были раздавлены, они не пытались чем-то руководить — доживали, занимая скромную, незаметную должность. Гусаров вполне мог бы загреметь под арест за связь с иностранцем Вальтером, но, к счастью, все знали про их конфликт. Правда, однажды ночью к нему пришёл сотрудник НКВД и вежливо попросил явиться на завод. Владимир Николаевич спросил, по какому поводу его арестовали. Чекист ответил, что он арестами не занимается. Ему просто поручили доставить Гусарова на завод. Оказалось, что предстояло выполнить срочный заказ. Пронесло! А казалось, что уже всё…

Первым делом директор ЧЭМК стал не строить, а рушить

К товарищу Сталину Владимир Гусаров обращался дважды. Сначала в 1949 году. Гусаров тогда только вступил в должность директора. Первое, что он сделал, — приказал снести только за один воскресный день девять аварийных бараков, школу, детсад и ясли, медпункт. В понедельник Владимир Николаевич за этот свой дерзкий поступок получил нагоняй в горкоме, а затем и в обкоме партии. Назревал крупнейший скандал, ситуация накалялась, дело дошло до Москвы.

И тогда Гусаров принял очень смелое, уникальное решение — написал письмо Сталину. В пакет он вложил сто фотографий ветхих бараков (снимал по его просьбе фронтовик, фотокорреспондент «Челябинского рабочего» Аркадий Ходов) с сопроводительным письмом. Вот текст этого письма:

«… В годы индустриализации в Сталинском районе Челябинска в 1931 году вошёл в строй действующих первый в стране завод ферросплавов. В годы войны он являлся единственным предприятием по обеспечению ферросплавной оборонной промышленности. Челябинские электрометаллурги выполнили постановление Государственного комитета Обороны об удвоении производства ферросплавов на существующих мощностях, за что коллектив завода в марте 1945 года награждён орденом Ленина. В связи с тем, что в довоенные и послевоенные годы внимание уделялось только увеличению продукции, основным жильём для металлургов являются каркасно-засыпные бараки, построенные в 1929–1931 годах. До сих пор почти 80 процентов трудящихся завода проживают в них. Многие жильцы выражают недовольство тяжёлой жизнью в них, из-за чего болеют много детей. Вынужден обратиться к Вам с просьбой, товарищ Сталин, о неотложной помощи в строительстве жилья для трудящихся завода…».
Через несколько дней Владимиру Николаевичу позвонил министр чёрной металлургии Тевосян:
— Товарищ Гусаров, немедленно явитесь в министерство для представления правительству проекта постановления о строительстве жилья для вашего завода.

Именно с именем Владимира Гусарова связана полная ликвидация барачных городков ЧЭМК — а это 720 бараков.

Вторично он обратился к товарищу Сталину, когда органы госбезопасности забрали себе дома отдыха завода на озере Сугояк. Не побоялся! И всё вернули назад.

Вот что рассказал о директоре Георгий Серяков:
— Директор комбината Владимир Николаевич Гусаров не был кабинетным начальником. Всегда спускался в цеха, разговаривал с рабочими. Как-то подошёл ко мне, поздоровался. Разговорились, спрашивает: как живёшь? Тяжеловато, отвечаю. Двое маленьких детей, комната тесная, учусь на вечернем в техникуме. После ночной смены сплю… под кроватью. Дети маленькие, им играть нужно. Жена отводила их на коммунальную кухню, а я под кровать забирался. Супруга меня простынёй занавешивала, чтобы дети не видели. Там отдыхал. В очереди на квартиру я был пятьдесят седьмым. В год давали по пять-шесть квартир. Через месяц после разговора с Гусаровым меня в профком вызывают: тебе квартиру дают из фонда директора. Я тогда уже был бригадиром, самым молодым на комбинате. В цехе № 1 я отработал, кстати, 15 лет. Дали нам трехкомнатную квартиру по ул. Абразивной, 46. Пятый этаж тёплого кирпичного дома, в ней мы прожили самые счастливые годы жизни…

Ему не хватало времени даже на пенсии

Про красных директоров, к которым принадлежал Владимир Николаевич, никак нельзя сказать, что страшно далеки они от народа. Утро Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий Гусарова начиналось с посещения одного из цехов. В понедельник — первого плавильного, во вторник — второго и так далее. В субботу и воскресенье директора опять заносило в какой-нибудь закоулок завода. А что делать? Завод — это его жизнь. Ветераны ЧЭМК вспоминают, что люди в цехах ждали директора с вопросами, с проблемами, с радостью, и некоторые — с хорошей сигаретой.

На работу Гусаров ходил пешком, особенно, уже в почтенном возрасте. Жил он на проспекте Победы. Он дома до цеха (в заводоуправление он утром не заходил) — три километра. За год директор проходил тысячу километров. Журналист Эрнст Подтяжкин подсчитал, что за трудовую деятельность на заводе Гусаров прошагал по этому маршруту 50 тысяч километров. А ведь Владимир Николаевич по утрам плавал ещё и в бассейне «Электрометаллург».
Одевался Гусаров просто — плащ, каска. Или — спецовка, каска. Всегда чист. Не любил мятых брюк, галстуков набок, несвежих рубашек, нечищенных ботинок. Помните, кто учителями-то в техникуме был? Младший и средний комсостав знал по именам или хотя бы в лицо. При всех провинившихся не распекал. Гусарова побаивались, но уважали. А дома?

Было ли у директора время на личную жизнь? Уходил из дома он в семь утра, возвращался в 23:00. Мало. Но время, что было посвящено домашним, было как бы спрессованным. Воспитанием дочери Галины в основном занималась жена Марианна, Гусаров звал её Мурочкой. Но Владимир Николаевич прекрасно знал, чем увлекается его дочка. Баловал её подарками. Она была студенткой, а отец, куда ни поедет (а он был участником XXII и XXIV съездов КПСС), отовсюду посылал посылки. Он покупал ей дефицитную косметику, красивую одежду, французские духи.

Если Гусаров возвращался домой рано (в девять вечера), они садились с женой за преферанс. Тут как-то незаметно подтягивались друзья. В выходные Владимир Николаевич позволял себе спать до девяти утра, и в это время все домашние ходили на цыпочках.

Он ценил время, но его не хватало. Как-то ему предложили написать очередную книгу (он уже был автором нескольких изданных книг), он заворчал:
— Времени нет!

В это время он был уже на пенсии.

Я думаю, что он помнил и ценил каждый час прожитой жизни.