+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Удивительное это было явление — праздничные демонстрации трудящихся. Особенно первомайские, потому что в ноябре нередко бывало холодновато. Приходилось «подогреваться», но это не поощрялось… Перед демонстрацией во всех коллективах предприятий, учреждений, учебных заведений творилась напряжённая работа. «Наливалися знамёна кумачом последних ран» — писались лозунги и транспаранты, строились какие-то коляски на велосипедном ходу, автомобили обшивали фанерой, чтобы в кузове установить нечто особенное.

Челябинске, конечно, демонстрации выглядели не так красочно и грандиозно, как, скажем, в Москве, но всё равно это было большое событие. Скажем так: добровольно-принудительное событие. Профкомы, администрация, партийные организации и комсомол работали, чтобы обеспечить явку. Да и вообще народ шёл на демонстрации, в основной массе, охотно. Это был праздник. Он сплачивал, особенно потом, за накрытым столом. Одна деталь. На трибуны к памятнику Ленину выдавались пригласительные билеты. Заслуженным передовикам производства, ветеранам, активистам, известным деятелям культуры, иногда три-четыре билета перепадало и на нашу редакцию. Хорошо, если на левую трибуну, если от памятника смотреть на площадь. Всё кругом было оцеплено милицией, но к Театру драмы (теперь это ТЮЗ) оставляли коридор. И по этому коридору желающие с левой трибуны могли отправиться в театральный буфет, побыть там необходимое время и вернуться к ликующим массам.

Однажды пригласительный билет достался и мне. Жил я у Центрального рынка, да вот что-то долго прособирался. А демонстрация уже вот-вот должна была начаться, и милиционер на левую трибуну меня не допустил, указав остаться на правой. Вот была досада…

«Профкомы, администрация, партийные организации и комсомол работали, чтобы обеспечить явку». 70-е годы.

…Итак, многотысячные колонны ликующих трудящихся из разных районов сливались в одну большую людскую реку. Но не «перепутывались», а всё-таки шли собственным строем. Слиться окончательно им не давала милиция оцепления, люди в штатском и дружинники. Иногда случалось в соседней колонне увидеть знакомого, но подойти к нему было нельзя.

Сколько людей участвовало в демонстрациях, я не знаю. Может, где-то и подводились итоги, и цифры назывались — не помню. Чаще говорилось просто «многотысячные ликующие массы», или «многотысячный коллектив прославленного тракторного завода…»

Репортажи с демонстраций писались заранее, что само по себе нонсенс. Мне не приходилось… Кто-нибудь из опытных журналистов редакции (обычно это был один и тот же человек, набивший руку, «съевший» на праздничных репортажах собаку) за неделю, за две начинал обзванивать парткомы и профкомы предприятий, выясняя цифры перевыполнения плановых заданий; успехи, с которыми коллектив подходит к всенародному празднику; фамилии имена передовиков, тех, кто возглавит колонну предприятия, кто понесёт почётные знамёна за прошлые победы в соревнованиях. Потом всё это сбивалось в один блок, огромный, как у нас говорят, кирпич, и отправлялось в набор.

Репортаж, по определению, — это газетный материал, требующий личного присутствия автора, его личных впечатлений. От увиденного, от услышанного. То есть, обычно это материал «с колёс». Возможно, самый классический пример автора репортажей из русской журналистики — Гиляй Гиляровский. Помните книги его очерков и репортажей? Так вот, возвращаясь поздно вечером после очередного странствия по Москве, он справлялся у редактора, сколько строк ему оставили в уже полностью готовом номере. Редактор, допустим, отвечал: 92. Гиляровский садился за стол, выпивал (обязательно!) стакан шустовского и писал свою заметку. Когда наборщик набирал текст, оказывалось, что он составлял именно 92 строки… Пожалуй, трудную репортёрскую работу, а главное — срочную, выполняли только редакционные репортёры. Им нужно было «отсняться», проявить плёнки и представить редактору кадры, которые он всегда отбирал сам, не доверяя никому, потому что в случае какого-нибудь «ляпа» сам первый получал «по шапке» на бюро обкома или от первого секретаря. Должен заметить при этом, что, например, Борис Павлович Маршалов, редактор «Челябинского рабочего», не подставлял под удар рядовых сотрудников. Всыпать — всыплет, по первое число, но перед обкомом вину брал на себя, как мужику и положено.

Я немножко отвлёкся. Итак, ликующие демонстранты проходят мимо трибуны у подножия памятника Ленину, основателю государства. Ораторы, приветствующие бесконечный поток, проходящие коллективы, провозглашающие подходящие моменту лозунги и призывы, вынуждены меняться время от времени — не выдерживают напряжения голосовые связки. «Славному коллективу сталеплавильного цеха — ура!» «Коммунистической партии Советского Союза — слава!»…

Первомайские праздники у памятника Ленину и Сталину. 60-е годы.

…Интересна история создания памятника В. И. Ленину на площади Революции. Это работа скульпторов Л. Ж. Головницкого и В. С. Зайкова. Архитектор — Е. В. Александров. Высота его — 18 метров, только постамент с трибуной составляет 10 метров, а скульптура — 8 метров 20 сантиметров. Ходило много слухов, что под памятником есть чуть ли не бункер, что к зданию обкома (или горкома) ведут тайные, как в монастырях, подземные ходы. Ничего подобного нет и не было. Об этом мне авторитетно заявил Евгений Викторович Александров, известнейший архитектор, принимавший непосредственное участие в создании и возведении памятника в 1959 году.

Да, под трибуной, по его словам, было несколько совсем небольших помещений. В одной комнатке стоял телефон правительственной связи — мало ли что потребуется Москве. Однажды, к примеру, точно понадобилось: именно 1 мая, во время демонстрации в 60-м году, в уральском небе разгуливал самолёт «разведчик У-2» с американским пилотом Пауэрсом на борту. Моя старшая сестра и её друзья, будучи студентами, даже видели вспышку в небе, когда самолёт был сбит ракетой, километрах в двадцати пяти от Свердловска.

Ещё была комната — не зал! — где был накрыт стол, и можно было подкрепиться. И туалет. По поводу его устройства Е. В. Александров рассказал вот какую историю. Он был против: ведь в Москве на Мавзолее туалета нет. Долго думали, что делать. Потом первый секретарь обкома Николай Васильевич Лаптев спросил Александрова: «А вы на трибуне стоите во время демонстраций?» Тот ответил: дескать, нет, в колонне с коллективом иду. «Ну вот, сказал Лаптев, — а мы стоим здесь по нескольку часов, — и непререкаемым тоном распорядился, — будем проектировать туалет».

Потом, вспоминает Е. В. Александров, вышел казус. Уже лет 13 прошло, всё было нормально, и вдруг — пожар. Его вызвали срочно. Случилось замыкание: электропроводка, влага… Тогда было решено помещение закрыть. Добавлю, что там было ещё место для милиционера. А на винтовой лестнице — двоим не разойтись.

Всё, конец легенде.

Впрочем, есть ещё одна «легенда», куда как более интересная. Собственно, не легенда даже, а живой человек. Его знал весь город, если учесть, что почти весь город выходил на демонстрацию.

«Человек на балконе, которого знал весь город». Фальков Назар Алексеевич. 1 мая 1978 года.

Отприветствовав руководителей области и города, почётных граждан Челябинска на трибуне, откричав речёвки, оторав «Ура!», колонны уходили с площади. Но не распадались, оцепление снимали где-то в районе магазина «Уральские сувениры» или даже чуть дальше. Так вот, после прохождения площади люди в колоннах как бы начинали успокаиваться, и вдруг… На балконе дома под номером 50 по улице Ленина (это сразу за гостиницей «Южный Урал») они видели человека с ужасно колоритной внешностью. В глаза бросалась его седая окладистая борода. Он приветствовал демонстрантов, а они его — рёвом многоголосой толпы.

Мне всегда вспоминался в те минуты матрос Швандя из треневской «Любови Яровой» и его бесконечные байки про Маркса. Помните? Что-то вроде: «Подходит к нам на катере, бородища по ветру полощется…» Когда Шванде говорили, что Маркс-то давно умер, он твёрдо возражал: «А кто же тогда, по-вашему, мировым пролетариатом командует?» Или вот ещё. «С Марксой я как примерно с тобой». Спрашивают: «Чего ж он?» «Ничего — старичок». «По дворам скоро ли отпустит?» «Покель, говорит, весь капитал не прикончу». (Извините за неточность, цитирую по памяти. — А.Б.). Человек на балконе, которого знал весь город, — Фальков Назар Алексеевич. Прожил он долгую жизнь. Двадцать пять лет, как его не стало. В этом доме он не жил, но всегда ждал праздника, когда в свою комнату в большой коммунальной квартире его приглашала дочь Нина и зять Валерий. И всегда выходил на балкон, и в эти часы радовался как ребёнок.

Назар Алексеевич Фальков с милиционером, который разрешил выйти на балкон после запрета. 70-е годы.

Кстати, к памятнику Ленину и помещениям под ним он тоже имеет самое прямое отношение: дежурил, носил повязку, глядел за порядком. Пока не вышел на пенсию. Воевать Назару Алексеевичу не пришлось: в те годы он строил бункеры в Москве, отличный был строитель, по всей видимости. Те бункеры спасли немало жизней во время бомбёжек.

Не стало у нас сегодня массовых демонстраций — другое время. Многие по этим демонстрациям скучают. А мне особенно жаль того старика на балконе, о котором недавно рассказала мне его внучка Лариса. Найти её было трудновато: коммуналку-то расселили ещё в начале девяностых. А оказалось — живём почти рядом. Она и рассказала, что однажды к деду в день демонстрации пришёл «человек в штатском» и настоятельно «попросил» на балкон во время демонстраций не выходить. А дед плюнул и всё-таки вышел. И был прав. Да и чего ему было бояться, с его-то бородой под Маркса?


Pin It on Pinterest

Share This