ПУСТЫНЬ

На территории Далматовского монастыря в советские годы был секретный молокозавод. По легенде, здесь делали цистерны для молоковозов. Сейчас здесь снова живут монахи, пасут коров, делают мёд и варят итальянские сыры. Мужская обитель хранит каноничный дух старого монастыря: строгий, аскетичный, закрытый.

Хозяин этих мест — тюменский татарин Илигей — дважды попытался убить безоружного монаха. Первый раз пришёл он с толпой соплеменников, но выяснилось, что мать Далмата, крещёная татарка — сестра жены Илигея. Хан отступил, но русские арендаторы, которые на его землях ловили рыбу и добывали зверя, снова натравили его на отшельника. Зачем им это понадобилось, история умалчивает. Зато известны последствия: когда Илигей во второй раз отправился в сторону монашеской пещеры, явилась к нему во сне Божия Матерь и повелела не только не трогать старца, но и отдать ему всю окрестную землю. И это уже исторический факт — в 1646 году татарин исполнил повеление: подарил русскому монаху землю, а также свой шишак и кольчугу — в знак мира.
Постепенно вокруг отшельника стали собираться монахи. Просто приходили за сотни километров пешком, здоровались и оставались в пещере. Говорят, раньше так и создавались «правильные» монастыри: за старцем приходила братия. Никто не осыпал их щедротами, жили впроголодь, сами строили храмы, вели хозяйство. Вот так старец Далмат, который даже священного сана не имел, стал основателем Далматовской обители. Периодически на неё нападали калмыки и сжигали дотла. Монахи терпеливо отстраивали всё заново. Но настоящие мучения святому старцу доставались не от иноверцев, а от своих. В 1660 году Данила Иванович Строганов написал донос, что Далмат укрывает в монастыре беглых крепостных крестьян. Монаха вызвали в Тобольск и подвергли страшным пыткам. Только письма далматовских старцев государю помогли вернуть духовного отца.

Далмат вернулся в Исетскую пустынь с переломанными руками и ногами, но живой и по-прежнему несгибаемый. Говорят, святой старец никогда не опускался до человекоугодия и лицемерия. И перед величием его духа преклонялись и церковные, и гражданские власти.

Удивительный инок скончался в 1697 году, 25 июня по старому стилю, в возрасте 103 лет.

Вообще, если почитать официальную историю обители, сразу и не поверишь, что речь идёт о монастыре. Сообщения о постройке очередного храма или открытии приходской школы сменяются фразами: «нападение калмыцких племён на Далматовскую обитель, её сожжение», «нападение башкир и сожжение монастыря», «осада Пугачёвских войск», «пожар, уничтоживший все труды мастеров по дереву: «Под ветром, внутри монастыря, дерево нигде не осталось без утраты…» Триста лет оборонялись и горели, горели и оборонялись. Последнее сообщение о пожаре датируется 1994 годом.

Наша неугомонная бригада путешественников и отправилась в Далматово — вдохнуть воздух свободы.

Периодически на стену вскарабкиваются люди — то ли паломники воодушевлённые, то ли местные экстремалы. Наверное, вид отсюда потрясающий: монастырская крепость стоит на высоком берегу реки. А на другой берег ведут тайные подземные ходы. Местные жители рассказали, что монастырь буквально испещрён переходами. «Братья себе эвакуационных выходов нарыли,» — сообщила нам Татьяна, которая несколько десятилетий проработала на оборонном молокозаводе. В советские годы в монастырских храмах и кельях размещалось секретное предприятие. По официальной версии, оно делало цистерны для молоковозов, на самом деле — ёмкости для ядерных и химических заводов. Но в городе его до сих пор зовут молзавод.

Идём по монастырским дорожкам. Тихо и пусто. Ни одного монаха. «Стойте на месте, сейчас к вам выйдет брат Василий, он всё покажет», — такую инструкцию мы получили по телефону от настоятеля. «Какое тут всё… разрушенное», — думаю я, уткнувшись взглядом в огромный, трёхэтажный корпус старинного храма. Мимо прошагал хмурый мужик с доской на плече. Из-за угла вышел человек, похожий на Хагрида: большой, широкий, с лохматой шевелюрой и впечатляющей бородой. И направился прямо на нас. «Здравствуйте, я брат Василий», — заявил Василий и угрожающе сдвинул брови, когда я в ответ радостно заулыбалась. «Нечего тут кокетничать!» — выбил Василий остатки городской самоуверенности. И до меня дошло, в каком суровом, загадочном и холодном месте мы оказались.

Далматовский монастырь всегда кормил себя сам. И сейчас братья умудряются не только вырастить себе пропитание, но и заработать на восстановление разрушенных зданий. В монастыре есть свой кузнечный цех, столярная мастерская, угольное производство, тепличное хозяйство, 200 гектаров пашни, пасека, сыроварня и, конечно же, — свечной заводик. Но, поскольку, брат Василий оказался главным сыроваром, мы дружно шагаем в молочный цех. По дороге происходит следующий диалог:

— Брат Василий, а где монахи?
— На послушаниях.
— А где коровы?
— На подворье, в деревне у озера.
— А сколько у вас коров?
— Тридцать голов.
— А кто у вас землю пашет?
— Братия.
— Можно посмотреть, как они трактора ремонтируют?
— Всё уже отремонтировано до вас, — Василий намерен пресечь расспросы. — И чего это вы такие любопытные?

— Говорят, варить сыр вас научил настоящий итальянец? — спрашиваем мы у Василия.
— А, ну так это, наверное, я, — скромно потупил взор насельник. И рассказал очередную удивительную историю.

Когда-то давно, «ещё в той жизни», как он выражается, Василий три года учился гастрономии в Европе, а конкретно в Кёльне. Стажировался в лучших ресторанах Италии, Франции и Германии. А потом работал шеф-поваром в агентстве пароходства Дюссельдорф. Именно тогда наш герой узнал, как из молока, соли и закваски рождаются лучшие в мире сыры (и попутно научился отлично разбираться в европейских винах). В общем, про высокую кухню Василий знает не понаслышке. Но десять лет назад Бог привёл гастронома в Далматовский монастырь (каким именно путём, наш скромный собеседник умолчал). Так монахи впервые отведали любимый сыр Микеланджело Буонаротти — качотту.

— Качотта — это быстрый полутвёрдый сыр, он известен с IX века, и готовят его по всей Центральной Италии, — объясняет брат Василий. — Если выдерживать его две недели, это будет юный сыр, два месяца — молодой, полгода — зрелый. А вот монтазио должен созревать не меньше полугода, он относится уже к твёрдым сырам. Ещё мы тут делаем моцареллу, но самый большой спрос у нас на копчёный сыр скаморца.

Как выяснилось, в подмастерьях у Василия два профессиональных технолога с высшим образованием. Так что он, как и в старые времена — шеф. Осуществляет генеральное руководство и лично развозит сыр по магазинам на маленьком автомобиле-холодильнике.

— Сломался мой автомобильчик, целый день в ремонте, — вдруг снова забрюзжал Василий. — А то бы вы меня не нашли. И не вцепились, как клещи…

— Сколько ещё лет вы будете ремонтировать монастырь? — спросили мы у игумена Варнавы.
— Всю жизнь.

И так он это просто, спокойно сказал. А куда им, собственно, торопиться? Монахи молятся и работают, работают и молятся. Никаких планов не строят, рассчитывают только на Божью помощь.
— Отец Варнава, а можно мы ещё с кем-нибудь из братии побеседуем?
— Зачем? — ласково, как маленьким несмышлёнышам, улыбнулся наместник. — Беседуйте со мной, я всё расскажу.

Чуть позже, на городской площади, которая соседствует с монастырём, мы всё-таки увидели человека в чёрном подряснике: он заходил в магазин.

— Ещё один монах! Давай дождёмся, когда будет выходить из магазина и сфотографируем! — говорю фотографу Ане.

Мы караулили его минут пятнадцать, потом зашли в магазин: монаха нигде не было.

— Наверное, он сбежал от нас по подземному ходу, — вздохнула Аня.

Есть же монастыри пышные, утопающие в красоте, обласканные бизнесом и властями, принимающие миллионы паломников. А есть вот такие — с вековыми трещинами в стене, с почерневшими росписями в храме. И мощи самого преподобного Далмата покоятся в скромной деревянной раке, выкрашенной бордовой краской. Никакого тебе золота и драгоценностей. С другой стороны, сам Далмат и ушёл когда-то от всего неважного — в пещеру. Получается, дух его живёт и всё происходит тут, как и задумано?

— Скажите, вы знаете, что это за растение? — пожилой мужчина показал мне на листья, одиноко зеленеющие на холодной весенней грядке.

— Это хоста. Вечнозелёный цветок, — отвечаю. — А вы местный житель?

— Нет, я из Челябинска. Иногда приезжаю сюда. Вот сегодня решил прогуляться по парку. Вы видели, какие дубы посадили монахи? Вот только они очень долго растут. Яблони вон вымахали уже, а дубки ещё тонкие.

Пожилой любитель природы пошёл по своим делам, а я подумала: «А куда им торопиться? У них же целая вечность впереди…»