C Ириной Мейерхольд, дочерью знаменитого режиссера, Василий Меркурьев встретился в 1934 году. Тогда она работала ассистентом режиссера на киностудии «Ленфильм». Ирина привезла для актера сценарий нового фильма, и, как потом не раз рассказывал Меркурьев, он, увидев ее, сразу же «потерял» голову. Влюбился как мальчишка.
К тому времени тридцатилетний актер состоял в гражданском браке, а Ирина и вовсе уже дважды побывала замужем. Да и ее отец, знаменитый режиссер Всеволод Мейерхольд, не жаловал нового ухажора дочери. Но все это не останавливало Василия, он настойчиво добивался руки своей возлюбленной. Практически с первого же дня он оказывал Ирине знаки внимания, причем иной раз вел себя чуть ли не по-хозяйски. Однажды он подошел к ней, достал из кармана белоснежный платок и стер с ее губ помаду, бросив при этом фразу: «Не люблю крашеных». Спустя какое-то время он и вовсе напросился к девушке на постой: вечером после съемок ему было трудно добираться до дома, и он уговорил Ирину разрешить ему оставаться у нее на ночь.
Мейерхольд вспоминала: «После съемок под Ленинградом вся группа отправилась в Белоруссию. Василий Васильевич не поехал с нами: отбыл в гастрольную поездку по побережью Черного моря. Мы с трудом обходились без него. И тогда я решилась – послала в Сочи телеграмму: „Приезжайте, мы в простое, погода чудесная. Целую. Ирина Мейерхольд“. Василий долго не отвечал, а от меня уже требовали найти ему замену. Было очень грустно, что моя телеграмма не произвела на Меркурьева никакого впечатления. Да и для фильма такого актера жалко было терять! В один из дней, когда мы, потеряв уже всякую надежду на его приезд, решали, как быть дальше, дверь вдруг распахнулась, и на пороге появился Меркурьев! В тот же вечер после вкусного ужина, он затребовал тот поцелуй, что был послан мною в телеграмме. Пришлось его отдать! Моя судьба была решена».
Однажды на вечеринке в актерской среде кто-то спросил Ирину: «Говорят, Ирина Всеволодовна, что Меркурьев – ваш третий муж?» На что супруга тут же весело ответила: «Да, не считая всякой еще мелочи». Василий Васильевич тут же замял разговор шуткой, а потом дома сказал ей с улыбкой: «Ириша, ты была сегодня так неделикатна». На что она ответила: «Что же мне было делать? Меня неделикатно спросили». И они оба расхохотались.
Вместе с личной жизнью успешно шла в гору и карьера актера. Василий перешел в Ленинградский театр драмы имени Пушкина, где он играл много интересных разноплановых ролей, всегда жизненно шлифуя их до совершенства. До Второй мировой войны актер успел сняться в кинолентах «Инженер Гофф», «Танкисты», «Член правительства» и других. Но настоящий успех ждал его впереди – все будет потом, а пока…
Больше, чем любовь
Успехи в творчестве не защитили семью Меркурьева от тяжелых испытаний. Незадолго до войны в тридцать девятом году был арестован и позже растрелян Всеволод Мейерхольд, которому было предъявлено ложное обвинение в измене родине. В том же году такая же участь постигла и брата актера – Петра, у которого осталось трое детей. Так, жена и дети брата оказались в семье Меркурьевых, где подрастали уже две дочери Василия и Ирины – Аня и Катя. Спустя несколько лет Меркурьев возьмет к себе дочь своего второго брата, погибшего во время ленинградской блокады. Когда началась война, он вывез свою огромную семью в эвакуацию в Новосибирск, куда был отправлен Ленинградский театр.
Там супруги продолжали заниматься творчеством, выступали со спектаклями и организовали первый профессиональный театр. Тогда же они решились на рождение еще одного ребенка, и прямо за кулисами, во время репетиции у супругов родился сын Петр, названный так в честь брата Василия. Петр Меркурьев позже рассказывал: «Меня поражает сила духа моих родителей. Тогда еще неизвестно было, как закончится война, где будет Гитлер.
И вдруг моим родителям нестерпимо захотелось иметь сына. Ведь я не случайно родился – я желанный. И они в это страшное время, имея двух своих дочерей, трех приемных детей, рожают еще одного. Когда мы возвращались из эвакуации, то увидели двоих брошенных детей. Очевидно, какая-то женщина отстала от поезда и потеряла их. Мама моя подобрала этих ребят и привезла с нами в Ленинград. Это, какое надо было иметь большое сердце, ведь у родителей уже было пятеро детей – трое собственных и двое племянников! Помню один случай. Мне было лет десять-одиннадцать, мы сидели на кухне, когда мама сказала: „Вот вы все тут Меркурьевы, а я одна – Мейерхольд“. И я говорю: «Мамочка, а хочешь, я возьму твою фамилию?» Папа как-то напрягся, промолчал, а потом, вставая из-за кухонного стола, сказал: «Тебе еще очень пригодится моя фамилия».
Пока бьется сердце
Первое время их семья, напоминавшая цыганский табор, жила в крохотной квартире, пока им не отдал свое жилье их сосед, директор ленинградского ТЮЗа, Александр Александрович Брянцев. Однажды он заглянул к Василию по какому-то поводу. Увидев эту невероятную скученность народа, он сказал: «Нам со старухой такие хоромы не нужны, а тебе с твоим „табором“ в самый раз. Утром переезжайте». Вот такие в то время были люди! Площадь подарка составляла восемьдесят квадратных метров. Семья Меркурьевых свободно вздохнула, заняв пустые комнаты. Актер вернулся к театральной и педагогической деятельности, которой занимался еще до войны.
Не смотря на это супруги испытывали большие сложности. К тому же Ирину, как дочь врага народа, не брали ни на какую работу, и почти двенадцать лет она вынуждена была оставаться без любимого дела. Унизительный статус! Главное, она – крупная творческая личность, замечательный режиссер, была лишена возможности самореализации. А также, что немаловажно для её большой семьи, лишена возможности заработка. Но Василий никогда не жаловался на судьбу. Один, он тащил всю семью, летая со съемки на съемку, с концерта на концерт. От природы актер был скромен и ничего ни у кого не просил. Однажды у няни, нанятой для помощи в воспитании детей, в магазине украли все карточки на месяц. Жить стало просто не на что. Положение казалось катастрофическим, но случилось чудо. Когда Меркурьев зашел однажды в ресторан «Метрополь», где знакомые повара снабжали его кое-какими продуктами, к нему за столик подсел незнакомый мужчина и спросил: «Василий Васильевич, что случилось, почему у вас такое грустное лицо?» Актер ему рассказал о краже, мужчина посочувствовал и отошел от столика, а Меркурьев тем временем упаковал еду в салфетки, чтобы отнести домой. Когда он подозвал официанта, чтобы расплатиться, ему ответили, что все оплачено. А когда он пришел домой, то увидел дома четыре огромные коробки с продуктами. Оказалось, что его гость за столиком был директор ресторана, бывший фронтовик, лейтенант Михаил Максимов. Его дочь Анна писала: «Папа не гнался за чинами, не делил людей на звания. И люди, чувствуя это, любили его».
Лучше всего о характере актера рассказывал его сын: «У папы был простой и ясный характер. Какой самый неудобный для музыковедов композитор? Моцарт. Потому что там все ясно, просто и гениально. Вот и у моего папы было все ясно и просто. Он был очень простодушным человеком. Папе было все равно, во что одеться, что съесть. Неприхотлив он был до аскетизма. У него было обостренное чувство справедливости».
Василий Васильевич работал в театре много и охотно, не щадя себя. Он всегда чувствовал роль, ему, так казалось на первый взгляд, легко давались и драматические, и комические образы. Только самые близкие люди знали, как долго и кропотливо работал актер над каждым из них. Однако общую зрительскую симпатию завоевала его новая роль – образ академика Нестратова в комедии «Верные друзья».
Меркурьев был всегда востребованным актером. Его считали весельчаком и балагуром, но артист мечтал о серьезных ролях. Он с радостью воспринял приглашение сниматься в киноленте «Летят журавли», где сыграл своего Федора Ивановича, отца героя фильма, проникновенно и правдиво. Меркурьев часто повторял жене, что мечтает сыграть Отелло. Но его порыв сдерживали режиссеры, говоря, что он хорош и в других ролях. На что актер с азартом отвечал: «Но дайте мне тогда „провалиться“. Пусть меня зрители закидают помидорами». Но его не слышали.
После реабилитации Всеволода Мейерхольда, Ирине разрешили работать. Она стала ставить спектакли в театре им. Пушкина, где работал ее муж. Вместе с ним вела актерскую мастерскую в театральном институте. В своих работах актер никогда не был старомоден, он был, что называется, на все времена. Где бы он ни появился – на сцене или экране, тут же попадал в поле зрения своих поклонников. Василий Васильевич любил говорить студентам о том, что «славу не надо ждать, она придет сама, если дело ее достойно».
Сын писал в своих воспоминаниях, что жизнь его родителей состояла из труда, радости и любви: «Отношения моих родителей были уникальны. Это была до последних лет юношеская влюбленность. Они были очень привязаны друг к другу, прожили вместе 44 года, а чувства, тем не менее, оставались свежими. Это не значит, конечно, что все шло гладко. У мамы-то характер папочкин – Всеволода Эмильевича! Мама органически не могла быть не правой. И даже понимая, что совсем не права, все равно доказывала, что права. Мы это воспринимали с юмором. А доброты она была потрясающей. А как мать чувствовала организм папы – это что-то невероятное. Они к врачу ходили всегда вместе. Врач спрашивает: „Василий Васильевич, как у вас болит?“. «Вы понимаете, я вздохну, что-то начинает…» Потом он замолкал и спрашивал: «Ириша, как у меня болит?». И мама спокойно рассказывала врачу, а папа только, соглашаясь, кивал головой».
В последний год жизни актер сильно болел, но несмотря на плохое состояние здоровья, старался играть без дублеров. Даже с пневмонией он почти ежедневно выходил на сцену, чтобы не срывать спектакль.
Незадолго до смерти Василий Васильевич, возвращаясь из театрального института с дочерью Анной, неожиданно для нее сказал: «А знаешь, Нюша, я в искусстве своего последнего слова еще не сказал». В этом он был весь. Безгранично талантливый, непосредственный и восторженный. В Меркурьеве всегда жил большой ребенок с добрым сердцем волшебника.
