В студенческие годы, два лета подряд в составе строительного отряда я ездил, как и многие тогда, на шабашку. Сейчас это полузабытое явление, как и слово, а тогда шабашники в буквальном смысле подняли село, построив практически всю его инфраструктуру – клубы, коровники, дома, да много, всего не перечислишь. Строительные тресты, увлеченные социалистической гигантоманией, брезговали мелочевкой, а летучие отряды шабашников за короткое лето с нуля возводили объекты под ключ.
Правда и вкалывать приходилось как «папа Карло» – практически весь световой день, а это двенадцать-четырнадцать часов. Работа зачастую была адской: представьте, коровник длиной в полкилометра, в котором надо забетонировать пол. Бетон носили вручную, на носилках. Пальцы по утрам не разгибались, зато ручки носилок вписывались в них идеально. Впрочем, речь не об этом.
Закончили мы работу 30 августа. В Челябинске уже хозяйничала золотая осень, учебный год еще не наступил. И мы на краткий миг осени, между началом учебного года и обязательной отправкой студентов младших курсов на картошку (еще одно забытое советское явление), буквально на два дня оказались предоставлены самим себе.
После тяжелой и честно выполненной работы этот отдых стал для нас манной небесной. На следующий после приезда день мы пошли «по пиву». Так во втором общежитии Челябинского политехнического института (ныне ЮУрГУ) назывался поход в парк имени Гагарина, где возле небольшого озерца стояли одна за одной три пивнушки: «Дружба», «Ветерок», а третью, каюсь, не помню.
Я пил пиво, ощущая блаженную пустоту от всяких каких бы то ни было мыслей, и чувствовал, что дурацки улыбаюсь. На лицах друзей были те же самые улыбки. Мы переглянулись и расхохотались. Потом мы пили портвейн, закусывая его астраханскими арбузами, и говорили, говорили, говорили… Обо всем, в том числе и на запретные тогда темы. Кто же из того поколения не помнит кухонных разговоров, которые ничем не кончались. Трудно сейчас вспомнить коктейль тех ощущений 18-летних юнцов: эйфория от надежд, чувство независимости, дружеского плеча, любви ко всему человечеству…
В тот день я впервые ощутил себя свободным. Я никому ничего не был должен и никому ничем не обязан. Так мне казалось. Диамат и истмат были еще впереди. И я еще не знал, что «свобода есть осознанная необходимость».
Впрочем, тогда мы вообще не знали, какая это взрывоопасная смесь, от которой похмелье затянется на долгие годы.
Это состояние души быстро кончилось – мы уехали на картошку, потом был учебный год, экзамены, лето, вновь стройотряд, новый учебный год… Вроде и забылся тот день.
Но странное дело, как только наступила осень, как во мне словно сработал какой-то предохранитель. И я вновь оказался там, в парке имени Гагарина, в пивной, но не было ни пива, ни портвейна, а одни, как бы сейчас сказали, виртуальные ощущения. Яркие, они никуда не ушли, и на краткий миг я вновь ощутил себя свободным.
Так продолжалось много лет. Чувства были эфемерными, они приходили независимо от того, находился ли я в Челябинске, или в другом городе, был ли я в парке Гагарина, или летел на самолете. Но всегда осенью, в краткий миг бабьего лета. Ничего не происходило, спасать мир не требовалось, но мне много и не было нужно. Я делал глоток воздуха и снова опускался в жизненный водоворот.
24 августа 1991 года, буквально через несколько дней после путча, я оказался в Москве по делам. Столица мало напоминала процветающий город. Но зато свобода и демократия буквально преследовали вас по пятам. Эти понятия уже не были эфемерными, как когда-то. Напротив, они оказались вполне себе реальными, даже чересчур. Что и подтвердили 90-е годы.
Через две недели наступило бабье лето. Еще через две оно закончилось. Но ощущение свободы так и не пришло, хотя вокруг ее было море. Видимо, свобода и представление о ней у меня оказались разными.
… Недавно в Челябинск прилетел мой однокурсник, с которым мы когда-то пили пиво в тот самый осенний день в парке Гагарина. Он получил наследство (слово–то какое! романное) и осел в Москве. Предложил сходить в парк, то есть вспомнить молодость. Пошли. Погода стояла чудесная – настоящая золотая осень. Зашли в парк, прошлись по аллеям. Ничего, напоминающего молодость, там уже не осталось: ни пивнушек, ни диких зарослей, где можно было бы уединиться по любой человеческой надобности. Гранитной плитки больше чем деревьев, вдоль дорожек раскинуты огромные шатры, в которых пива – на любой вкус. Но пива ни он, ни я уже давно не пьем, портвейн тоже. Постояли перед уходом на том самом месте, где когда-то стояли пивнушки. Все другое. Даже ностальгии не осталось.
Свобода – это иллюзия. На самом деле ее не существует. Есть только ощущение свободы отдельным человеком, что и взращивает наши иллюзии.
