Я думаю, всех великих полководцев и достойных правителей своих стран, впрочем, как и великих гангстеров, отличает от прочих спонтанность. Она не отметает в сторону ответственность, просто она БОЛЬШЕ, ее основа – интуиция.
Нас съела и переварила, не подавившись, рассудочность. Что нами движет? Стремление к упорядоченности, дисциплине, иерархии, к законам формальной логики. Это проявление патриархальных ценностей. В их мире не превозносится созерцательность, к непредсказуемости сформировалось снобистское отношение, эмоциональность и спонтанность не одобряются.
Но сейчас в бизнесе все больше женщин. А бизнес стал законодателем трендов, отобрав эту привилегию у политики. И мир начинает принимать во внимание новые ценности, которые движут, прежде всего, женщинами. И одна из них – спонтанность как умение проживать жизнь здесь и сейчас.
Это, естественно, не открытие 21 века. Это было и в учениях Востока, и, что странно, проскальзывало в советском кинематографе. В одном старом черно-белом фильме шестидесятых годов с коммунистически-философским названием «Все остается людям» есть такой монолог главного героя – ученого Дронова: «Человеку надо сказать: «Те, кто говорит тебе: «Терпи, а на том свете получишь сполна!», – обманывают тебя. Ты умрешь и не притянешь их к ответу. Помни: всё, что удалось тебе свершить на Земле – это вся твоя жизнь. Это единственно честный и смелый разговор с человеком. Тогда человек начинает думать: «Мало сделал… Неужели только для этого и родился? Как живу? Не гоняюсь ли за символами? Не рву ли куска у других, чтобы самому иметь два? Для чего? Зачем?». Все остается людям. Дурное и хорошее. И в этом оставшемся – мое забвение или бессмертие». Дронов направлял свой талант на людей. В наше время у многих накопилась усталость от подвигов для народа. Хочется и для себя что-то, но уже не столько в материальном плане, сколько в душевном: новый опыт, впечатления.
Еще совсем недавно со страниц глянцевых журналов не сходило слово «дауншифтинг». Это добровольный отказ от высокой должности и доходов, ради простой и неторопливой жизни в кругу семьи. Этакое возвращение по индивидуальному треку к себе, своим желаниям и мечтам, не означающее, впрочем, пассивность. Он может сопровождаться переездом в сельскую местность или на теплые берега Индии. Одна моя подруга уже больше года живет там. В какой-то момент просто не выдержала питерской гонки директора филиала международной компании – уволилась, получила компенсацию, спонтанно улетела в Индию. Теперь не видит смысла возвращаться: водит там экскурсии для русских, совершенствует английский, читает книги, занимается йогой. Ее больше не интересуют чьи-то цели и желания.
Еще есть у меня один приятель с забавной историей. Нет, он не дауншифтер. Он бизнесмен. Миша из тех людей, которые не останавливаются на достигнутом. После третьего успешного дела, открытого в столице, говорил, что все – в дауншифтеры пойдет, будет жить в свое удовольствие. Только все не мог решить в духовное удовольствие, в развратное или для будущего семейного счастья. Однажды в задушевном ночном разговоре за чашкой редкого органического чая он признался, что ему раньше иногда и жить не хотелось от безумного темпа, когда и спать-то некогда, не то, что с ребенком в футбол погонять. Психологов он недолюбливал, так что решил «спасать» себя сам. Что он сделал? Он по-мужски спланировал себе дни спонтанности. У него реально был график, по которому один месяц он позволял себе любую спонтанность, которая придет в голову, по понедельникам, второй – по вторникам и т. д. Эксперимент планировался на полгода. Что-то в духе недавнего фильма с Джимом Керри «Скажи «ДА». Не знаю точно, чем вся затея закончилась, но сейчас он мотается между Нью-Йорком, Парижем, Москвой и Миланом. При этом советует в Нью-Йорке не ходить в рестораны, а покупать с уличного лотка хот-доги или брецели и съедать их в Центральном парке. Приправляют тамошние сосиски особенной сладкой горчицей. Ее вкус – это и есть вкус NY, утверждает Миша. В Париже, настаивает он, нужно обязательно прокатиться в «Шарле де Голле» на тележке для багажа. Ему сорок. Он успешен и гармоничен. Трепетно любит свою жену. Говорит, что успевает все, что хочет. Скоро у него родится второй ребенок и, на удивление, прежнего синдрома «напуганного отца»: а-а-а, вся жизнь заканчивается с рождением детей – у него нет.
Впрочем, иногда слово «спонтанность» может быть и неприятным. Опять же вспомнился сюжет фильма. На этот раз короткометражного. Мужчина приезжает в командировку, останавливается в отеле. Ему звонит жена и быстро «наговаривает» текст: «Дорогой, прости, я встретила другого мужчину, ты замечательный, самый лучший, но он…такой…такой спонтанный! Мы больше не увидимся». Гудки. Так-то. Женщины жаждут этой спонтанности. Она им, как родная. Многие сейчас увлечены танго и другими танцами. Это ведь все тоже стремление пережить спонтанность в движениях тела, а потом перенести в жизнь.
Фанаты Одри Хепберн помнят фильмы с ее участием: «Завтрак у Тиффани» и «Римские каникулы». В обеих историях есть мотив, когда герои фильма решают делать то, чего раньше в жизни никогда не делали. Несколько часов удивительных переживаний меняют многое в их реальности. А что хочу сейчас я? О! Этого я никому не скажу, разве что близкой подруге. Что люди (или он, она) подумают? О боже! …Страшно. Никакая песня Иванова: «Боже, какой пустяк сделать хоть раз что-нибудь не так» не поможет. Все чинно и благородно. Никаких несерьезных игр.
Как-то мой бывший одногруппник спрашивает в аське:
– Лиза, а ты кривляешься перед зеркалом в продуктовом магазине?
Я смотрю на календарь. Апрель, но не первое число.
– Редко. Очередей-то нет. Так бы покривлялась.
– При чем здесь очереди? А я вот не смог. Хотел, а не смог.
Я представила, с какой интонацией он мог бы это сказать. Попробовала пошутить что-то про виагру, возвращающую силу творческой потенции. Он расстроился.
– Я ведь руковожу отделом маркетинга. Это не профессионально: не быть спонтанным и креативным.
Почему он мерил свою компетентность кривлянием перед зеркалом, я не очень понимала. Но вспомнила, как мы на какой-то студенческой вылазке «искупались» в снегу, так как не смогли сделать прорубь, стащили у местного снеговика морковку, а вместо нее приладили палку с добытым где-то в закромах советским галстуком, орали какие-то песни из походного детства, понятно, что кидались снежками: кто-то был за Македонского, кто-то – за Кутузова, и парочка сражалась на стороне Лао-Цзы. Славно мы тогда повоевали и без малейшего допинга, разве что два литра глинтвейна на шестерых.
А когда мы вместе выезжали на какие-нибудь семинары, конференции и прочее, в обязательном порядке шли с ним в магазины а-ля «Детский мир» и проверяли свойства детских игрушек. Выводили нас только дважды. Это не болезнь, не инфантильность, это какая-то погоня за свободой, которая жаждется как что-то, потерянное когда-то. «Дом, семья, работа, деньги куем» – а где подлинность, искренность и легкость?
Я не придумала, что же ему такое сказать в ответ. Просто скинула ссылки на два любимых мною фильма: «Наука сна» (трогательная историю о рождении любви и детских фантазиях, рассказанная Мишелем Гондри) и «Влюбись в меня, если осмелишься» Яна Самюэля – заводная история о том, как далеко можно зайти, играя в «Слабо-не слабо».
А я, например, несколько лет назад как-то предложила одному знакомому показать с закрытыми глазами точку на глобусе. Не знаю, с чего это взбрело мне в голову. А потом выбрать две цифры от пяти до тридцати и назвать любой день недели и месяц. Таким образом, в назначенный год и одну из сред некого месяца 2011 года мы встретимся безумно далеко от Челябинска. Или не встретимся. Все, как всегда, 50 x 50. Может, да, может, нет. А процент вероятности безразличен. Спонтанность как жидкость для снятия лака – легко растворяет страх.
Когда я все это писала, мой ребенок, не желающий ложится спать, пока мама сидит за компьютером, успел разрисовать на несколько раз доску на детском мольберте, вырезать к Новому Году четыре снежинки: мама, папа, он и его брат; перетащить из детской комнаты половину ящика с солдатиками, выставить новый рыцарский патруль в крепости, собрать модельку лего-машины, втихаря съесть мой ночной запас шведского печенья с корицей, поиграть в игру на телефоне брата (вообще-то, ему это запрещено), пролистать три книги. А еще проверить на прочность все пять имеющихся в доме ластиков (ластики некоторых брендов можно раздавить дверью, когда ее плотно закрываешь), соорудить из простыни… сама не знаю что, скорее всего, океан, потому что в ее складках лежала здоровая разрисованная им рыба и камушки из цветочного горшка – и уснуть, положив ноги на подушку на манер Пеппи Длинный Чулок. Хотя прошло не больше 40 минут.
С Новым Годом и с Новой Игрой! Если, конечно, не слабо.
