По разным причинам – прежде всего по собственному желанию – они решили начать новую жизнь в другой стране. Но со временем вернулись. Какой они увидели свою страну мечты? Что заставило их вернуться в Россию? И где они будут жить дальше? «Миссия» открывает рубрику, в которой челябинцы рассказывают свои истории возращения на Родину.
Борис Евдокимов,
Германия 2004 – 2008
Я уехал в Германию летом 2004 года. До этого два раза был там в гостях у знакомых. И каждый раз очень хотел остаться в Германии. Но легально это было сложно сделать. Практически единственная возможность – это заключение фиктивного брака. Но мне не хотелось пользоваться таким способом.
И вот я уже был женат. Моему первому сыну исполнилось два года. А я все думал о том, что хочу переехать жить в Германию. И как-то встретил товарища, который рассказал мне, что можно, например, попросить политического убежища в той стране, о которой я мечтал. Но доказать, что ты в нем нуждаешься – дело нелегкое.
Я предпринял ряд мер, по которым это стало более или менее возможно. И мы с женой и ребенком поехали в Германию.
90% людей, находящихся там, неважно из какой страны: Грузии, Туркмении, Чечни, Дагестана, Украины – приезжают именно так. Но не все могут доказать факт политического гонения на них.
А вот те, кто действительно подвергается репрессиям и кто нуждается в политическом убежище, – им сложнее всего обосновать свою необходимость остаться в чужой стране, потому что требуется соблюсти ряд условий. Как минимум, приехать в страну легально. Некоторые просто приезжают по визе.
А уже на месте придумывают разные истории.
Мы не брали с собой много вещей. Только самое необходимое.Нам назначили первое интервью в Бундесамте, город Берлин, после которого дали отказ в предоставлении политического убежища. Но никто нас из страны не выгонял.
У нас было право подать апелляцию, что мы и сделали. Правда, мы так и не дождались первого суда, который бы рассмотрел эту апелляцию. Мы, к сожалению, уехали раньше. Решения суда люди там ждут иногда и по десять лет. А все это время живут на гособеспечении, то есть государство платит им пособие по безработице.
Мы тоже его получали. На тот момент, когда мы жили в Берлине, оно составляло 200 евро на меня и 350 евро на жену с ребенком. Плюс к этому нам оплачивали жилплощадь и коммунальные расходы. Это примерно 500 евро.
За все время пребывания в стране мы сменили три квартиры, а я три места работы. Первые полгода нам нельзя было трудиться. Социальная служба предоставляла возможность работать только 60 часов в месяц за 1 евро в час. Мы также не могли уезжать далеко от Берлина, покупать крупные вещи, например, автомобиль. Но на самом деле далеко не все те, кто ждет решения суда по предоставлению вида на жительство в Германии, соблюдает эти правила.
Жесткого контроля за этим в стране нет. Многие перемещаются свободно по всей Европе.
Наш ребенок пошел в детский садик, говорил только по-немецки. Хотя дома мы говорили по-русски. Но он почему-то воспринял прежде всего немецкую речь. Жена учила язык и достаточно быстро начала общаться. Сначала она стала понимать немецкую речь, а потом уже и говорить по-немецки более или менее нормально. Я в Челябинске учился в Педагогическом университете на переводчика c немецкого языка, так что мне было проще. Хотя, конечно, мой акцент очень чувствовался.
В Германии мы старались с русскими не общаться. Переселенцы и беженцы не всегда меняются в лучшую сторону. Многие из них – это те, кто ничего не добился здесь. Там им предоставили хорошие социальные условия, но суть их осталась прежней. Они не поняли, что попали совершенно в другую страну. И эти люди даже не пытались как-то интегрироваться, выучить новый язык. Из-за них у немцев сложилось не самое лучше впечатление о русских и выходцах из стран СНГ.
А если говорить о самих немцах, то они очень отличаются от нас. Конечно, есть разные, как и везде. Но хороших людей я встретил там больше. Внешне кажется, что европейцы от нас не отличаются. Но у меня есть одна фотография, сделанная в самом начале нашей жизни в Германии. На ней я и мой знакомый. И сразу видно, что я – русский, а он – нет. Это подтверждали все, кто видел фото. Но буквально через год жизни там мы с женой стали больше похожи на европейцев. Так что за русских нас и не принимали.
Через какое-то время нам разрешили самим найти себе квартиру, позволили переезжать с места на место. Я начал работать в одном благотворительном проекте, который помогает людям реабилитироваться после алкогольной или наркотической зависимости. Я просто работал на кухне: готовил. И приобрел хороший опыт приготовления вегетарианской пищи.
Мы много гуляли пешком по Берлину. Это доставляло нам удовольствие. Пособия вполне хватало на жизнь. Даже больше могу сказать, если бы нам оплачивали только квартиру, мы могли бы и в этом случае прожить достойно, потому что там и продукты, и вещи из домашнего обихода можно получать бесплатно. Людям, которые могут позволить себе покупку новых вещей, нужно куда-то девать старые. Для того, чтобы увезти их на свалку, нужно заплатить. Можно, конечно, вынести на улицу и оставить старые вещи там, как это делают, например, арабы, но за это могут и арестовать. Так что многие просто отвозят ненужные вещи в организацию, которая занимается приемом таких вещей, а потом – раздачей тем, кому они необходимы. Там есть и камеры с одеждой, где можно бесплатно ее взять. Кстати, еще один проект, в котором я работал – «Берлинская тарелка». Его филиалы располагались в католических или в протестантских храмах. Добровольцы, которые работали в них, ничего не получали, но могли бесплатно брать себе продукты питания. В Германии есть такая система: примерно за месяц до окончания срока реализации продуктов – их уже нельзя продавать, но и выбрасывать не имеет смысла – они еще хорошие. Поэтому волонтеры, например, «Берлинской тарелки», на машинах объезжали магазины и собирали продукты, затем в субботу и в воскресенье раздавали тем, кто нуждался в них. Я чувствовал себя наравне с теми людьми, с которыми работал вместе, с которыми мы знакомились. У нас были друзья немцы от 19 до 75 лет. Там нет возрастного ценза. Общение очень легкое. Здесь же в России очень сложно чувствовать себя наравне с теми, кто старше тебя, кто выше по социальному статусу. Потому что люди изначально себя так ставят.
Я понимаю, что Россия за четыре года, пока меня не было в стране, сильно изменилась. И я бы мог за это время многого добиться здесь в социальном плане, но я абсолютно не жалею, что уезжал. Это очень ценный для меня опыт. Там мир начинаешь понимать по-другому. И в Германии, и в России люди хотят много зарабатывать. Но там это дает свободу, а у нас – не всегда. У меня в документах было написано: «Личность не установлена». Но я чувствовал себя внутренне свободным, спокойным и уверенным в завтрашнем дне. Здесь у меня не было такого ощущения никогда. Мы хотели остаться там, получить вид на жительство. Но обманом не хотелось этого делать, это во-первых. А во-вторых, в Челябинске живет моя мама. Я единственный ее сын.
И она со временем стала очень нуждаться в нас. Поэтому мы вернулись. Мама не хотела переезжать туда. Здесь в Челябинске у нас родился второй сын. Я быстро нашел работу. Но люди, с которыми я сотрудничал, нечестно вели бизнес. И мне не хотелось на них работать дальше. С тех пор я сменил еще несколько мест работы, но почти везде встречал не совсем корректное отношение к партнерам. Теперь мне сложно работать с теми, с кем у меня нет общих интересов. Отношение к людям там и здесь – очень отличается. Так что пока ищу работу. Но по-прежнему очень хочу вернуться в Германию.
