+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info
КОМУ НУЖНЫ ДЕТИ?

СЕМЬЯ: КРУГЛЫЙ СТОЛ

Текст: Любовь Усова
Фото: Игорь Ляпустин
Кто идёт нам на смену? Нужны ли государству и обществу добрые, честные, щедрые дети? Как их воспитывать сегодня? Об этом, и не только, наш круглый стол о воспитании подрастающего поколения. Участники Круглого стола: Татьяна Волкова (преподаватель математики учебного центра «Просто класс»), Сергей Волков (директор компании «Математика в Челябинске»), Инна Артишевская (заместитель директора Дворца пионеров и школьников), Арина Полетаева (психолог, коммерческий директор «Института Эго ресурс»), Александр Бердников (бизнесмен), Татьяна Кузнецова (доцент Высшей школы экономики и управления ЮУрГУ)
Инна Артишевская

Любовь Усова: Наш разговор о новом поколении, о воспитании детей в обществе, где ценности перевёрнуты с ног на голову, где с телеэкранов льётся одно, дома говорят другое, в школах — третье, на улице четвёртое. Нужно ли, чтобы наши дети были добрыми, честными, как воспитывали нас, или стоит учить их чему-то другому? Какие они, сегодняшние дети?

Татьяна Волкова: Первое, что скажу: за телевизор можно не переживать, дети не смотрят его. У них есть интернет, тик-ток, Инстаграм, в зависимости от возраста. Про телевизор можно уже забыть, оттуда они точно не черпают ни нормы поведения, ни информацию. Это, скорее, наши переживания по поводу самих себя  — о том, что мы получаем из ТВ. Главное, на мой взгляд, что сейчас нужно детям, это научиться взаимодействовать. Не такая свежая задача, но, мне кажется, сейчас все немного локализованы, у каждого есть свой собственный небольшой мир в интернете, своих мыслях или в своей квартире, потому что не всегда есть возможность выйти во двор, чтобы взаимодействовать с другими детьми. В учебных реалиях детям довольно сложно раскрыться, там многое нельзя. Как проявить себя в этих рамках? Никак. Поэтому отчасти дети находятся в искусственной атмосфере. Но все мероприятия, когда они могут выйти из рамок, им на пользу.

Любовь Усова: Но какие сегодня дети?

Александр Бердников: Начнём с того, что на самом деле все дети разные. Это зависит в первую очередь от воспитания и генетики. От того, что в них вкладывают родители, от круга их общения. И только потом от образования. Я вообще считаю, что наше образование мало что даёт нашим детям. 23‑летний ребёнок выходит из института и не понимает, что делать дальше. Наше высшее образование сильно отличается от европейского.

Любовь Усова: А что скажете о моральных качествах нового поколения?

Александр Бердников: Знаете, честность и порядочность нужны всегда. В бизнесе, если ты не честен и не порядочен, с тобой никто работать не будет.

Арина Полетаева: Существует теория поколений, которая определяет схожесть моделей поведения и ценностей у людей одного возраста. Но есть общечеловеческие ценности, которые были и будут. Дети приходят в этот мир как чистый лист и получают то, что мы передаём им. Согласна с Александром в том, что больше всего влияют на детей сначала родители, а потом уже школа. Дети — отражение происходящего вокруг, систем большего порядка — семьи и нашего общества. Считается, что наибольшее влияние на личность оказывают ближайшие четыре поколения. Если мы проследим, как складывались вопросы морали, начиная от бабушек-дедушек, то для военного поколения вопросы выживания были основными. Им нужны были такие качества, как сила духа, стойкость, жёсткость, малая эмоциональность. Сейчас, когда мир становится более спокойным, гармоничным, несмотря на то, что мы живём в его vuca-версии, т.е. в эпоху неопределённости и изменчивости, дети будут переходить к более мирному сценарию поведения. А доброта, милосердие, эмпатичность и честность становятся прекрасной основой для детского развития. К нам, психологам, в «Эго Ресурс» приходят родители и говорят: «Сделайте что-то с моим ребёнком!». Но проблема не в поведении ребёнка, а в самих родителях, в том, что происходит с ними.

Любовь Усова: А что происходит с ними?

Арина Полетаева: Смена парадигмы. Я отношусь к поколению Х, которое пришло в 70‑е годы, мы жили в эпоху СССР, когда были определённые моральные устои, на которые можно было опереться. Эта система сломалась, пришли новые установки и положения. Но мне кажется, каждый человек выбирает сам — быть ли ему честным, порядочным, добрым, достойным. Это общечеловеческие ценности, которые из поколения в поколение переходят неизменными.

Любовь Усова: А что нам скажет математика по поводу общечеловеческих ценностей? Нужно ли их прививать современным детям?

Сергей Волков: Математика не имеет никакого отношения к ценностям, она как раз беспристрастна. Я успел пожить в СССР и скажу: это тяжёлая психологическая нагрузка, когда партия пропагандирует одно, а на деле происходит другое. Но согласен с Александром: если ты будешь кидать своего партнёра, то, наверное, какое-то время ты сможешь прожить, но не очень долго. Что такое моральные нормы с точки зрения математики, точнее, эволюционной биологии, социологии, которые можно описать математически? Теория игр, например, на вопрос «выгоднее предать человека или кооперироваться с ним» отвечает так: в долгосрочном периоде всегда выгоднее кооперироваться. И моральные нормы отражают это: если ты будешь честным с партнёром и держать своё слово, то в подавляющем большинстве случаев он ответит тебе тем же. Резюмирую: моральные нормы — это правила, позволяющие обществу жить лучше. Хотя, возможно, сейчас это немного упущено, но мы уже готовы вернуться к тому, что надо снова учить детей быть хорошими людьми.

Сергей Волков, Татьяна Волкова

Инна Артишевская: У разных поколений  — разная ситуация. Я ребёнок, который рос в 90‑е. У нас было «внеклассное учреждение», куда мы ходили после школы, называлось оно «двор» — площадка», усеянная мелким камнем, и подъезд, где мы собирались и грелись. Современные возможности у детей другие: им есть чем заняться и в школе, и после неё. Они не пойдут в подъезд, потому что они могут пойти в кафе, учреждение допобразования, в своей школе или вне её. Если сравнить детей 20 лет назад, когда я училась сама, и сейчас, когда я имею опыт работы в школе и в учреждении дополнительного образования, то в целом дети стали добрее, чем, честно говоря, были мы: мы были более замкнуты, более агрессивны. Сегодняшние дети добрее от того, что их цели в жизни уже продуманы, школа даёт возможность понять, чего они хотят. Они приходят к нам в первом классе, пробуют одно, другое, и к 9‑му классу у них меньше стресса, потому что они уже примерно представляют, чем бы они хотели заниматься в жизни, в какое учреждение пойдут получать образование. От спокойствия родителей тоже многое зависит. Сегодня наши города более безопасны. Мы не так уже боимся, что наши дети ездят на транспорте, везде есть пешеходные переходы. Мы спокойнее — и дети спокойнее. Общество становится спокойнее. Но поколение родителей, выросшее в 90-е, живёт по принципу «нам все должны, потому что мы недополучили». С подобным я постоянно сталкиваюсь в филиале ДПШ на Северо-Западе. В Центральном районе столько негатива не было.

Сергей Волков: То есть родители вам нравятся меньше, чем дети.

Инна Артишевская: А дети всегда добрее. Я согласна с Ариной, что дети чистые и хорошие, а у родителей уже есть свои программы. Если ребёнок приходит на занятие и говорит «меня здесь всё бесит и бесите вы», это то, что он слышал дома. В таком случае мы начинаем работать с родителями.

Сергей Волков: Ваш филиал в «Ньютоне»? Так он совсем маленький.

Инна Артишевская: Да, а представляете, что к нам едут ученики и с ЧТЗ, и с АМЗ… Огромная очередь.

Татьяна Кузнецова: Сложно не согласиться со спикерами: чистота ребёнка не обсуждается, и мы действительно ограняем ребёнка социумом. Помогает нам в этом внешняя среда, которая сильно изменилась. Сегодня происходит ускорение жизни, и эта огранка внешней, технологической средой сильно меняет человека. Мы воспитывались с большей инерцией, мы начинали осознавать себя с шестилетнего возраста, сегодня это происходит много раньше. Дети всегда одинаковы, но, возможно, сейчас они более пластичны. И, наверно, эту пластичность надо учитывать в будущей системе образования — школьной, внешкольной, высшей школы. Но дети всегда правильные и хорошие и всегда лучше нас.

Александр Бердников: Они на самом деле добрее. Не согласен, что все дети одинаковые. Все дети разные. На своём отцовском опыте говорю: каждый ребёнок — отдельная личность. И если ты родитель, то должен не указывать ребёнку направление, а смотреть и наблюдать, к какой деятельности он тяготеет, что ему ближе, и помочь. Ломая ребёнка и воплощая свои «хотелки», получишь только негатив. Если ребёнок хочет стать пианистом — дай ему эту возможность.

Любовь Усова: Современные дети более самостоятельны в выборе, как вы считаете?

Александр Бердников: Не думаю, и мы были самостоятельны, и наши дети так же. Наверное, зависит от родителей. Некоторые родители стараются настоять. Например, в моём детстве родители заставляли ходить в хоккей. Но зачем? Может, ребёнок хочет заниматься борьбой или играть в шахматы. Особенно мамаши в этом плане настойчивые.

Сергей Волков: Они хотят воспитать идеального мужчину.

Александр Бердников: Хоккей не воспитывает идеального мужчину, его воспитывают единоборства. Командные игроки стараются спихнуть, передать ответственность. А в единоборствах ты должен победить противника сам, без посторонней помощи. Командные игры не воспитывают самостоятельность и силу характера, индивидуальные виды спорта — да.

Инна Артишевская: Выбор порой зависит не только от фактора выбора: бывает, ребёнок сам что-то выбрал, бывает, родитель привёл его в секцию, а там уже работает талант педагога. А ещё часто влияет территориальное расположение, и далеко не каждый родитель может мотаться с ребёнком куда-то далеко ради конкретной секции.

Сергей Волков: Даёшь филиалы ДПШ в каждом микрорайоне! (Все смеются).

Александр Бердников: Лучше вкладывать в детские клубы, чем в бестолковых футболистов. А детский спорт не развивают.

Любовь Усова: Раньше были дворовые клубы, площадки, секции.

Инна Артишевская: Сейчас их возрождают. Знаю про один проект: недалеко от нашей школы какая-то крупная компания восстановила ледовую коробку за свой счёт. Залили каток, наняли людей, которые работают с детьми, и собирают детей в округе: приходите бесплатно в наш клуб.

Сергей Волков: Заметим: это частная компания. И тут мы упираемся в проблему: насколько государство финансирует подобные проекты? Думаю, это недофинансировано в разы.

Татьяна Волкова: Немножко режет слух про чистоту детей. «Возраст не мудрецов делает, а старцев» — моя любимая цитата. Человек с возрастом не становится мудрее. Он может набираться опыта, но есть базовые вещи, с которыми он родился. Я — человек из «полей», сейчас веду занятия в лагере и вижу разных детей. Они жадничают, обижают друг друга, агрессируют, манипулируют и при этом помогают друг другу, защищают. Они по-разному проявляются. И как педагог я могу какие-то качества поддержать или нет. Вчера один ребёнок ошибся, а другой говорит ему: «Ты дебил?». И я должна вмешаться, потому что эта реакция обижает одного ребёнка и показывает другому, что так можно. Она травматична для обоих. А это группа 9‑летних, в них уже присутствует весь спектр эмоций. Может, в роддоме они и чистые, и невинные, но потом они отражают нас, взрослых, и в первую очередь родителей. Наблюдала беседу: одна мама говорит, что разрешила ребёнку покрасить волосы, вторая ей отвечает: «А я своему предложила поменять пол, потому что только женщины красят волосы».

Сергей Волков: Татьяна ещё очень дипломатично выразилась.

Татьяна Волкова: И это про наше отношение к детям. Другая ситуация с урока: дети рисуют симметричный рисунок. Мальчик говорит: это не мальчишеское занятие, я не для этого. Спрашиваю: а для чего? Отвечает: мальчики для войны. А ему 9 лет.

Александр Бердников

Сергей Волков: Он не сам придумал это.

Александр Бердников: Точно из телевизора или от старшего поколения.

Арина Полетаева: Может быть, у них военные в старшем поколении?

Татьяна Волкова: Я бы отошла от парадигмы, что дети чистые и прекрасные. Они пластичные. Их можно направлять, это их плюс, что мы ещё можем их формировать. Взрослого — труднее, для этого нужен Первый канал. Но надо видеть проблему. Пока мы не видим её, мы не сможем ничего изменить. Будем говорить: какие дети прекрасные! Нет, извините, дети бывают разные. Сегодня он прекрасен, а завтра у него плохое настроение.

Любовь Усова: «Мальчики для войны». Но ведь родители на работе, а дети дома играют в стрелялки. Разве эти игры не учат убивать? Агрессия не от них?

Татьяна Волкова: Надо показывать детям разные игры. Я большой фанат игр — настольных, дворовых, которые позволяют показать стратегию и то, как выиграть и не оскорбить других, — я выиграл, а вы плохие. Как проиграть достойно. Игры — это смоделированные жизненные ситуации.

Арина Полетаева: Полностью согласна. Игра — один из самых эффективных способов обучения ребёнка. То, что ребёнку интересно, помогает ему осваивать новые способы взаимодействия с миром, развивает его творческие способности. Компьютерные игры — реальность сегодняшнего времени. Но всё хорошо в меру. Когда компьютерная игра становится единственным смыслом жизни ребенка — вот где опасность!

Сергей Волков: Когда мои дети «залипли» в смартфон, это потому, что им не предложили другого.

Татьяна Волкова: Но у родителей очень большой запрос на академичность образования: «А мой в три года знает таблицу умножения!». Зачем? Пусть поиграет. «Вот у вас математика, а вы кубики собираете. Может, пора переходить к интегралам?». Не пора. Как раз игровая подача позволяет решить и морально-этические, и интеллектуальные вопросы. А родителям хочется, чтобы ребёнок мог сразу в институт поступить.

Сергей Волков: И ЕГЭ сдать. (Все смеются).

Татьяна Волкова: Именно здесь мы теряем воспитание личности. Интеллектуально человек продвинулся, а душой не вырос.

Сергей Волков: Образование часто воспринимается как линейная вещь: быстро выучить учебник 4-го класса и взяться за 5‑й. На самом деле в образовании можно идти по любой траектории.

Татьяна Волкова: Как раз завышенные ожидания родителей выращивают не очень-то спокойных детей. У меня есть дети, у которых руки трясутся на уроках. А если посмотреть их тетради, то это почерки очень нервных людей. Если уж у нас войны нет и всё хорошо, то дети кем должны стать? Нобелевскими лауреатами! А они не хотят! Предпочитают по играть в стрелялку. Уход в параллельную реальность происходит не потому, что там интереснее, а потому, что там не требуют. Для нас это сигнал, и надо правильно его декодировать.

Любовь Усова: Это ответственность родителей, Арина Сергеевна?

Арина Полетаева: Конечно. Неразумно требовать от детей достижений в том, к чему у них нет интереса. По сути, каждый родитель хочет, чтобы его ребёнок был счастлив. А будет ли он счастлив в таком случае?

Татьяна Волкова: Представим, что есть самолёт с пилотом: если самолёт упал, то виноват пилот, если долетел — то пилот молодец. Родители имеют лишь рычаги управления, но они и все бонусы получают: «Спасибо, мама, что помогла, спасибо, папа, что направил». А бывают такие бабушки, которые всех родителей заменяют.

Инна Артишевская: А дедушки-бабушки вообще очень сильно влияют на ребёнка, особенно когда родители заняты работой и дети остаются со старшим поколением.

Татьяна Волкова: И видят результат: если ошибутся — им вернётся, они поймут — тут избаловали, тут пережали. Но если всё хорошо получилось, то это гордость. Но не «боже, мы во всем виноваты!». В чём-то да, виноваты.

Сергей Волков: Согласно социологическим исследованиям, самое большее влияние на ребёнка оказывает бабушка по материнской линии. Поэтому давайте открывать курсы по воспитанию бабушек.

Арина Полетаева: Какая классная идея! У нас в институте есть подобная тема.

Сергей Волков: Я проработал в ЮУрГУ 20 лет на кафедре прикладной математики и стал понимать, что проблемы, которые есть у студентов, заложены раньше, в возрасте старшеклассников, а проблемы старшеклассников возникли в дошкольном возрасте. Теперь думаю: а не податься ли мне в неонатологи (изучают проблемы патологий у новорождённых. — Ред.)? Даже 18‑летнего человека воспитать уже очень сложно, с младшими ещё можно на что-то надеяться. Когда я работал репетитором и родители говорили «у моего ребёнка проблемы с математикой», то нередко проблема была далеко не в математике. Не умеет слушать, не умеет организовать себя, не умеет решить задачу в широком смысле этого слова — собрать себя в кучку и подумать. Поэтому с какого-то момента я стал рекомендовать некоторым детям: сходите-ка вы к психологу. И после этого видел несколько потрясающих результатов десятилеток. Большая часть детей, с которыми я работаю, — это четвероклассники, которые собираются поступить в 31‑й лицей. Их родители крайне амбициозны. Работая параллельно с психологом, я наблюдал, как они становятся спокойнее. Так что, Арина Сергеевна, я считаю, что надо работать в паре с психологом, вдруг мы с вами сможем скооперироваться.

Арина Полетаева: Я — за.

Любовь Усова: А как красиво начинали: дети спокойные, чистые…

Александр Бердников: А потом появляются факторы, которые приводят к проблемам.

Арина Полетаева: Интересно спросить о предыдущих поколениях, может, там кто-то воевал?

Александр Бердников: Если кто-то воевал, не пожелает войны никогда.

Арина Полетаева: У нас в институте системный подход, который рассматривает человека как сложную систему. Формирование личности происходит на разных уровнях, в том числе и на бессознательном, куда входят родовые системы. Ребёнок, как правило, может проявлять то, что было. Например, эта фраза «мальчики созданы для войны»  — это, конечно, уровень установок предыдущих поколений. Но почему это проявилось? Почему ему, маленькому, надо было сказать о войне?

Александр Бердников: Потому что она не в прошлом, возьмите Чечню: там мальчиков учат воевать с детства.

Татьяна Кузнецова

Татьяна Волкова: Когда наш мальчик сказал про войну, у него не получалось задание, он не мог схватить симметрию и отобразить её. И ему надо было объяснить, почему он не будет это делать. Он, конечно, не представлял себе реальную войну. А в итоге, когда вник, нарисовал самую изящную картинку индийской мандалы. Надо понимать, что слова ребёнка  — это не позиция взрослого человека.

Арина Полетаева: А по-моему, это слова про мужскую позицию. На Кавказе принято, что мужчина — это воин. Мне кажется, это важная составляющая мужчины. Другое дело война и воин — понятия разные.

Александр Бердников: Чеченцы сильные, когда их много.

Татьяна Волкова: По поводу агрессивности. Екатерина Шульман приводит статистику: компьютерные игры снижают агрессивность в реальной жизни, потому что всё, то что ты мог сделать на улице, выплеснул в игре.

Инна Артишевская: Как и в спорте.

Татьяна Волкова: Сублимация такая. Поэтому, может быть, всё не так плохо. Лучше опираться на статистику, чем на наши страхи и единичные случаи, которые у всех на слуху, как то, что произошло в Казани. Там статистика такая: раньше в Казани были страшные группировки, подростки убивали друг друга на улицах, сейчас их нет. Уровень агрессии снижается. Другое дело, когда дети погружаются в игру, их очень сложно оттуда достать, они начинают нервничать, вплоть до того, что ребёнка начинает трясти.

Арина Полетаева: Вот это серьёзная проблема.

Татьяна Волкова: И это не всегда стрелялки, он может собирать обычный пазл. В лагере дети собирают полезнейшую мозаику в течение двух часов! И не могут остановиться. Зову их гулять — не хотят. Им сложно переключиться, их надо учить этому.

Именно в этот момент, когда дети устают, они начинают агрессировать. Странно другое: им нравится игра, и в то же время мы видим негативную реакцию. И это предмет для наблюдения. Чем внимательнее мы к детям, тем понятнее нам, что с ними происходит. Но нам некогда за ними наблюдать. Поверьте, на работе я наблюдаю за детьми гораздо больше, чем за собственными, потому что прихожу домой очень уставшая. И я переживаю по этому поводу. Когда отдаёшь всё чужим детям, к своим приходишь пустой. Очень надеюсь, что другие педагоги подхватят моих детей.

Любовь Усова: Поговорим об обществе: каков сегодняшний запрос общества на новое поколение? Какие дети нужны обществу, Татьяна Александровна?

Татьяна Кузнецова: Скажу так: информационная среда, которая оказывает влияние на детей гораздо больше, чем конкретное локальное общество. А ребёнок, к сожалению, больше восприимчив к среде в целом. Я исследовала простой вопрос: как главенствующая в поколении психология влияет, к примеру, на наше представление о жилище: в каком жилище будет жить человек поколения Z, который завтра выйдет на рынок потребителем? Так вот, человек поколения Z мягок, инфантилен, у него очень большой выбор, который даёт ему среда. Он не боится ограничений среды, потому что знает, что всегда будет обогрет, обут, одет, что у него не будет голода (мы ведь говорим о своих детях, не африканских?). И у него всегда есть кто-то, кто ему поможет. Он фантазиен и обладает клиповым, фрагментарным мышлением. Объём информации, который через него проходит, перестаёт быть нормальным, большинство из них усваивает его одинаково — выбирая что-то для себя. Он мало общается тактильно с книгами, мало учит наизусть. Он свободен, никому ничем не обязан, не привязан и может бесконечно выбирать. Он будет заниматься тем, что он хочет. У него нет привязанностей, в том числе материальных. И жилище его не связано со стационарной средой, оно минимально и функционально, интерьер не важен для него. Он даже не будет покупать жильё, потому что мы сами учим его не цеплять эти гири. Вот наше будущее поколение. К такому человеку общество должно подходить само, и запросы социума к такому человеку должны быть соразмерны. Это больше человек-универсал, у которого есть навыки во многих отраслях: что-то и информатика, что-то и язык, только миксовые, смежные истории. Это мультиуниверсал, лёгкий человек, без гирь, для которого высшее образование — не ценность. Но которому нужны краткосрочные образовательные курсы. Поэтому нам нужна новая модель высшего образования: общество должно давать ему возможность получить желаемую квалификацию. А высшая математика, извините, вообще не нужна, как высшая биология, химия и т. д. Да, наверно, это инфляция классических моделей золотого века.

Любовь Усова: Значит, суперпрофессионалы, узкие специалисты больше не нужны? И нобелевских лауреатов ждать не стоит?

Татьяна Кузнецова: Так и мир другой стал. Мы проецируем человека иначе. Инерция образовательных систем колоссальна — до 10–20 лет, и мы должны об этом думать. Должны появиться мультимодельные системы. И самое главное — это наше представление о том, как нужно воспитывать ребёнка. «Что он может представлять собой, если он не прокачал всё?». Если мы будем чуть-чуть умнее, то запросы у социума, то есть наши запросы, должны быть скорректированы. Мы должны прежде всего себя сломать, подумать о ребёнке. Это пластичный человек, которого среда сильно поменяла. Я молодая мама, моему ребёнку три года, поэтому я слушаю вас очень внимательно, такого опыта у меня пока нет. Но я вижу, что мой ребёнок воспринимает мир иначе, и тот же робот-пылесос для неё  — живой. Для неё естественно взаимодействие с ним: нажмёт кнопку — он движется, не нажмёт — стоит на месте, она уже видит эту зависимость. Сейчас она пытается таким же образом тренироваться на собачках. Неправильно? Но она такая! Для неё с телефоном играть естественнее, чем зубы почистить. Если мы сломаем свою модель поведения, свои ожидания, не соответствующие новой среде, мы поймём, что нужно менять прежде всего образовательную модель, компетентностную модель, потребительскую модель. Тогда, возможно, мы чего-то добьёмся. Если мы будем продолжать жить в своей олдовости (old  — старый, англ. — Ред.)… Это философские, мировоззренческие вопросы: что мы должны предъявлять будущему поколению?

Арина Полетаева

Татьяна Кузнецова: Нам придётся сломать себя и двигаться им навстречу.

Татьяна Волкова: Образование очень сильно отстаёт, модель надо менять обязательно, и как можно скорее. На мой взгляд, не выборы надо проводить, а реформу образования.

Арина Полетаева: Согласна, это важнее.

Александр Бердников: А я думаю, государству не нужны какие-то там дети, ему нужна бестолковая серая масса. Мой старший сын закончил университет и мало что получил за пять лет, месяц на заводе больше ему дал в понимании профессии.

Сергей Волков: Государство просто забило на нас. Вы же сами говорите: хочу ДПШ в каждом районе, а их нет!

Инна Артишевская: Про краткосрочные, скажем так, курсы. Как раз это направление мы открываем во Дворце пионеров, в учреждениях дополнительного образования. Ребёнок за два месяца может освоить работу на станке, потом ещё за два месяца — программу, которая нужна для лучшей работы на этом станке. Тут же он хочет немного поднять уровень английского, чтобы понимать программу. Детям уже не нужно учиться пять лет, но наша система образования была создана для удобства родителей: сдал ребенка на несколько лет и успокоился. Отсюда у детей нет удовлетворённости. Мы запустили несколько краткосрочных программ, но далеко не каждый родитель готов к этому.

Сергей Волков: Здесь та же проблема, что и у артистов: он хочет петь что-то высокое, а поёт на потребу масс. Мы, конечно, пытаемся удовлетворить спрос, но надо же как-то подвигать слушателей, как-то воспитывать их музыкальный вкус — говорят мэтры. Видимо, в образовании должно произойти что-то подобное. А кто ещё это будет делать? Если уж на то пошло, то во всей этой истории с местами в школе в «Ньютоне» и других микрорайонах меня поразило одно. Почему никто не подумал о том, что в «Ньютоне» на первых этажах сдаются помещения. 10 родителей собрались и перешли на семейное обучение, наняли педагога. Мы ругаем государство, но всё время на него надеемся. Это наша инфантильность. Надо признать: государство, увы, не справляется, повлиять на него мы не можем, давайте сделаем что-нибудь сами. Этого в России крайне мало.

Инна Артишевская: Вот пример той логики, когда «вы нам должны, а мы не должны ничего».

Сергей Волков: Вот интересно, пришёл ли к вам хоть один родитель: «Я бизнесмен, у меня есть деньги, давайте помогу вам сделать то-то». Почти уверен, что такого нет либо единицы.

Инна Артишевская: Я была в Миассе в прекрасном учреждении допобразования, которое получило отличное оснащение в рамках нацпроекта на условиях софинансирования федерального, муниципального бюджетов и меценатства. Я спросила: как устраивать партнёрские отношения? И мне сказали: общайся, пробуй, где-то проси, где-то к тебе придут. Я пошла по этому пути и скажу: это работает здесь точно так же.

Сергей Волков: Но до того, что выпускники строят корпуса своему учебному заведению, как это происходит в американских университетах, нам, конечно, очень- очень-очень далеко. За границей есть ещё налоговые льготы за это.

Александр Бердников: Там к бизнесу другой подход.

Инна Артишевская: Это есть, но в другую сторону. Я каждый день проезжаю улицу, где строится большой Кафедральный собор. Его возводят на пожертвования. А я думаю: нам бы эти миллионы, мы бы каждому ребёнку купили по компьютеру, а не один на троих. В какую-то сферу они идут, но не в образовательную.

Сергей Волков: Это какая-то сложная цепочка, а тут прямое обращение к Богу.

Инна Артишевская: Разве не понимают люди, что вложения в детей — это вложение в наше будущее? Будущее того же предприятия. Кадры надо растить сейчас, чтобы когда-то они пришли на заводы.

Сергей Волков: В конце концов, все наши разговоры и мы сами упёрлись в финансирование. Семья семьей, но детьми должны заниматься также специалисты, психологи, учителя. И это они должны быть героями общества и получать соответственное вознаграждение, а не звёзды шоу-бизнеса или большого спорта. Герой не тот, кто развлекает.

Какие они, современные дети? Сегодняшние дети без особого труда усваивают огромные потоки информации, они с младенчества находятся в цифровом пространстве. Информация даётся им легко, но при этом так же легко и забывается. Высокая скорость мышления и восприимчивость сочетаются с избирательной памятью и вниманием. Нужно очень постараться, чтобы удержать внимание современного ребёнка. В последнее время мы наблюдаем ещё одну особенность, которая, если честно, нас настораживает. Современные дети с каждым годом начинают говорить всё позже и позже, их словарный запас уменьшается, чаще приходится обращаться к помощи логопеда. К нам сейчас приходит всё больше детей, у которых речь к двум годам только начинает формироваться. Хотя ещё 5 лет назад таких детей были единицы. Наверное, причин этому много, но основное  — изменился характер общения в семье. Родители стали меньше разговаривать с детьми. Коммуникация в обществе в принципе стала более «плоской». Мы, взрослые, чаще друг с другом общаемся в формате мессенджеров, сокращаем слова и фразы до минимума. Мы говорим короткими фразами — дети делают то же самое. Как результат — детям сложно пересказать текст, сложно объяснить смысл рассказа, передать историю из жизни. Стоит ли воспитывать в детях честность, щедрость, дружелюбие? Конечно стоит, эти качества и ценности всегда будут актуальны, потому что мы живём в обществе, а это значит — обязаны ориентироваться не только на свои интересы, но и на интересы окружающих. Невозможно строить полноценные отношения с другими людьми, например, не будучи с ними открытыми и доброжелательными. Такие отношения долго не проживут. Мы в детском саду разговариваем с детьми про то, что такое дружба, справедливость, взаимовыручка. Учим ребят внимательно относиться к окружающим, знакомим с элементарными правилами общения. Например, некоторые дети вместо того, чтобы объяснить, чего хотят — используют силу. Чтобы научить их действовать по-другому, уже с самых ранних лет знакомим их с правилом: «Мы ребят руками не трогаем. Можно обнимать, брать за ручку, обижать  — нельзя». Это правило очень понятно даже малышам и помогает усвоить основы бесконфликтного общения. Однозначно сейчас детям нужно помогать развивать soft skills, т. е. мягкие навыки. Это коммуникация, самоорганизация, умение работать с информацией, стрессоустойчивость, креативность. За этими навыками будущее, они будут полезны в любом направлении, какое бы ни выбрал ребёнок в дальнейшей профессиональной сфере. Тенденция современного общества такова, что молодые люди пробуют себя в очень разных сферах, зачастую не связанных с полученным образованием. Молодой человек может выучиться на инженера, а работать фотографом, менеджером по продажам или разработчиком сайтов. Сейчас очень легко освоить новую профессию. А то, что однозначно будет полезно для любого специалиста, и будет его важным конкурентным преимуществом — это как раз те самые мягкие навыки. Ведь умение организовать себя, легко влиться в новые условия, изучить без труда новый для себя материал, структурировать его, найти контакт с коллегами, клиентами или руководителем — это зачастую гораздо важнее, чем иметь в голове определённую базу знаний по определённому предмету или направлению. Как раз этим самым мягким навыкам мы уделяем большое внимание в детском саду. Детей можно и нужно этому обучать уже с раннего детства. Пока развитие Soft skills, к сожалению, не закладывается в полном объёме в стандартные образовательные программы, но никто не мешает нам проявлять инициативу. Это направление для нас очень интересное и крайне перспективное.
Наталья Столярова

основатель частного детского сада «Колибри»

Любовь Усова: Вопрос Александру Борисовичу: какие сотрудники вам нужны на вашем предприятии?

Александр Бердников: На образование я вообще не смотрю. Считаю, если у человека три образования, то он не вполне адекватен.

Сергей Волков: История с получением трёх образований та же, что и с компьютерными играми, — это создание себе лёгкой ситуации успеха.

Александр Бердников: Я смотрю на то, что человек может учиться. А специалиста из него мы сами воспитаем. Специалист — это в первую очередь практик. Я, к примеру, сам не строитель и химию в школе вообще не учил, но это не помешало мне построить с нуля предприятие. Специалист — тот, кто растёт профессионально, тогда он способен продать стартап за миллионы. Но ждать, пока государство решит проблему, бессмысленно.

Инна Артишевская: Если вы директор, то можете ли вы взять студента на практику?

Александр Бердников: Да без проблем. У нас и кандидаты наук работают, есть кому учить.

Инна Артишевская: А если это старшие школьники?

Александр Бердников: Я не имею права брать школьника на работу.

Инна Артишевская: Когда мы делали проекты, то приезжали с детьми на предприятие, где они пробовали включиться в работу и что-то сделать вместе со специалистом. Им было интересно наблюдать за тем, как дядечка всё умеет, глаза их горели. Потом мы вернулись во дворец и начали работать по краткосрочной программе. И детям стало понятно, зачем нужно то, чему они учатся. Но насколько бизнес готов к таким проектам?

Александр Бердников: А с бизнесом всё сложно у нас. Его почти нет. Государство убивает бизнес на корню. Приняли закон о 15‑процентном налоге на все ферросплавы. А сырьё не обложили налогом. И всё сырьё теперь пойдёт за рубеж, а предприятия останутся ни с чем. Развития промышленности нет. И предприятия уходят из России: я знаю, что уже ММК открывает заводы в Турции, а это деньги, которые должны были пойти в бюджет. Думаешь о том, как выжить в этих условиях, а не как дать детям навыки.

Сергей Волков: И при этом я знаю выпускников 31-го лицея, которые делают трактора на своём предприятии. Они крайне недовольны выпускниками технических вузов, которые к ним приходят, и думают о том, чтобы открыть собственный частный вуз или организовать общие программы с существующими вузами. Но пока никак не получается. Люди, которые работают в вузах, не готовы взаимодействовать с реальным бизнесом. Я было начал участвовать в этом проекте частного вуза, как грянул очередной экономический кризис, законы опять не те приняли, и всё заглохло. Но по-хорошему надо что-то делать.

Инна Артишевская: Объединяться надо.

Сергей Волков: Я сам работал на ЧТЗ с 14 лет. И в школе у нас были токарные станки по дереву — до сих пор дома есть скалка собственного производства! А сегодня дать детям в руки что-то реально опасное как-то страшнее, чем раньше. Это к вопросу об инфантильности.

Инна Артишевская: В моём учреждении есть специальный кабинет, в котором есть токарный станок и педагог, который показывает, как работать на станке. Сам ребёнок тоже может работать, но при определённых условиях — с определённого возраста, по утверждённой программе, со всеми соблюдениями безопасности. Мы не можем отправить ребёнка на предприятие без педагога. Он должен быть рядом, потому что специалист предприятия — не педагог и не обладает соответствующей квалификацией.

Сергей Волков: То есть в реальности  — нельзя.

Инна Артишевская: Если что случится, потом родители засудят предприятие.

Александр Бердников: Вот именно.

Сергей Волков: Просто раньше всё было государственное, и государство думало об этом. А сегодня зачем частному предприятию надо проводить эти экскурсии и практики? Если б было спокойно и можно было думать о развитии, но сейчас у бизнеса другие проблемы. Это к слову о том, что общество ждёт от ребёнка. Да общество само не определилось в том, что оно ждёт от ребёнка! Пока этот вопрос не стоит даже. В образовании спорят: отменить ЕГЭ или нет? Как будто вся проблема образования заключается в том, что есть ЕГЭ! На самом деле у образования огромное количество проблем, о некоторых мы тут сказали. Но их даже не то, что никто не решает, даже вопросов так не ставят на государственном уровне!

Александр Бердников: Государству это не надо.

Татьяна Волкова: Ввели бесплатное молоко в начальной школе. У меня двое детей учатся, 30 человек в классе — адские условия обучения! Чего не хватает детям? Конечно, бесплатного молока.

Сергей Волков: И вопрос закрыт.

Татьяна Волкова: Выходит новый закон об отмене второй смены. Я поражаюсь: вы правда считаете, что в этом проблема? В том, что ребёнок придёт в школу в час дня? А может быть, всё-таки 15 человек в классе лучше 30? Я не против, чтобы ребёнок учился во вторую смену. Государство просто не анализирует ситуацию. У них нет детей или их дети учатся где-то в космосе.

Александр Бердников: Скорее, за границей.

Татьяна Волкова: В результате я забрала своего ребёнка на семейное обучение. Не смогла больше идти на внутренние компромиссы. Последней каплей стало, когда учитель сказал на собрании: «Мы продвинулись на ступень — научились ходить строем в столовую!». Думаю: именно за этим я ребёнка и отдавала в школу, чтобы он научился ходить строем.

Любовь Усова: Где-то это я уже видела… лет этак 45 назад.

Pin It on Pinterest

Share This