– Привет, это я звоню, – раздался в трубке знакомый голос. – Как успехи? «Господи, мы не общались пять лет, а он про мои успехи спрашивает, как будто вчера расстались», – пронеслось в голове у Евы, прежде чем взяла себя в руки.
– Все замечательно. Ты как? – ответила невозмутимым тоном.
Он рассказывал долго, от волнения сбиваясь и перескакивая с темы на тему. Это были пять лет бурной жизни. Жизни без нее. Новые проекты, поездки, встречи… Он расписывал в лицах диалоги, в картинках ситуации, делился фантастическими планами. Он так не хотел останавливаться. Но вдруг – замолчал. А потом произнес устало.
– Знаешь, в парке сейчас так хорошо. Давай встретимся на нашем месте.
– Я приду через час, – ответила Ева все тем же невозмутимым тоном и положила трубку.
Тушь комками ложилась на ресницы. Рука предательски дрожала. Страница за страницей слетали эпизоды их совместной жизни с тринадцатилетнего отрывного календаря. Эпизоды счастья и обид, страсти и разочарований.
…Он стоял с букетом алых роз смущенный. Он немного постарел, и ежик стриженых волос подернулся проседью. «Цветы сегодня завянут, – пронеслось в её голове. – Странное дело: розы, которые он мне дарит, всегда погибают в тот же день…».
– Ты совсем не изменилась за эти годы. Все такая же…
– Красивая?
– Родная.
– Давай не будем о грустном…
– Нет, будем. Я столько лет ждал этого разговора! Прости меня, Ева, смалодушничал я тогда. Ты сказала «уходи», и я ушел, даже не попытавшись разрубить гордиев узел.
– Ты же всегда говорил: «Послушай женщину и сделай по– своему»…
– Прости. Я ведь и не звонил все эти годы, потому что стыдно было.
– Я на тебя зла не держу. Понять не смогла, а простить – простила.
– Но почему ты ни разу не набрала мой номер? Знала ведь прекрасно, что ждал этого каждую минуту.
– Я ведь не должна первая звонить молодым людям, – с легкой грустью усмехнулась Ева, и тысячи таких знакомых маленьких чертиков запрыгали в ее глазах.
– Да помню я, что не должна… Ты как всегда в своем амплуа.
– Чем больше перемен, тем меньше что– либо меняется.
Чертики вселили надежду. Адам попытался приобнять Еву за талию, но вышло как– то неловко. Она изящно отстранила его руку.
– Знаешь, Ева, а ведь у меня так и не было никого после тебя. Знакомлюсь с женщиной и сразу начинаю злиться – ну почему она нисколько на тебя не похожа? Это наваждение какое– то. Держишь ты меня на длинном поводке.
– Неправда. Я никогда тебя не держала. Знаешь, Адам, а у меня тоже никого не было эти пять лет. Только не думай, пожалуйста, что я тебе верность хранила. Я себе не изменяла. Иногда казалось – все только начинается, но… ничего не начиналось. Как будто путы какие– то мешали. Как будто жирной точки не хватало. Наверное, нам давно надо было поговорить. Чудаки мы с тобой все– таки. Представляешь, я сегодня ночью стих написала про эту самую точку – и вдруг ты звонишь. Проделки Космоса? Вот послушай…
Укрывшись зыбкою волной,
Закатом занавесив солнце,
Ты усмиришь Вселенной зной.
Пей одиночество до донца!
Тот жар тебе преодолеть
Уже давно помочь пыталась.
Но остается лишь жалеть,
Что чувства больше не осталось.
Что не осталось больше слез
И роз, и всяких глупых мыслей.
Один вопрос. Простой вопрос –
И долгим эхом «нет» зависло.
Давно разменян на рубли
Твой миллион моих терзаний.
Уходят в гавань корабли,
Увы, несбывшихся желаний.
Повержен кто из нас двоих?
В той битве не было победы.
И точкой жирной этот стих
Закрасит все: и боль, и беды.
– Ну, как? Нравится?
– Нет, – прошептал Адам пересохшими губами, едва сдерживая крик отчаяния.
Он точно знал, что ни одна женщина не займет ее место ни в сердце, ни в постели.
Она точно знала, что уже не вернется к нему никогда.
