Герман – потому что родился в Германии, где служил на тот момент его отец.
Германа Акимова, актера театра «Манекен», зовут то Акимычем, то Герасимом. Он и сам любит придумывать забавные прозвища – Чуф, Чуфаня – для Дмитрия Чуфистова, Овиныч для Сергея Овинова. Есть два человека, которых он боготворит.
Первый – Командир, Юрий Бобков, главный режиссер и художественный руководитель театра «Манекен».
И второй – Мастер, Вячеслав Иванович Анисимов, последний ученик Товстоногова, у которого Акимов познал секреты актерского мастерства в Екатеринбургском театральном институте.
О ролях, которые выпали Герману, иной актер может мечтать всю жизнь. Ромео, Труффальдино, Яго, Сирано де Бержерак – это только из мировой классики. А еще – Веничка в спектакле по культовому роману Венедикта Ерофеева, Валентин из пьесы модного нынче Ивана Вырыпаева, и многие другие.
С Германом мы встретились после премьерных показов «Сирано де Бержерака». Удивительно простой, открытый человек, и потому может показаться несовременным. Не думает о том, чтобы поберечь эмоции до начала спектакля, а тратит их прямо во время интервью.
«Что носик? Ничего!»
– Так получилось, что родили ребенка чуть раньше. Моя роль Сирано де Бержерака, считаю, еще не сделана. Недавно поймал себя на том, что, глядя на людей, я смотрю на их носы. Даже глаза мне меньше интересны! Каждое утро просыпаюсь, а в башке одно: «Носик, носик. Что носик? Ничего».
Сирано комплексовал по поводу своего носа, это мешало ему признаться в своих чувствах любимой женщине. Между тем, в хрониках Либре Сирано де Бержерак описан как «довольно импозантный мужчина, которого обожали дамы». А сам о себе мой герой говорил так: «Я причудлив как дамская туфля и доблестен как моя шпага». Откуда же взялся его комплекс? Однажды мы с женой по пути к теще зашли в магазин. Вижу: стоит мужчина. У него ухо было разорвано, потом срослось, но форма осталась некрасивой. И тут меня осенило: Сирано, должно быть, пропустил несколько ударов шпагой, и нос у него был рассечен. Вспомнил я и еще одну историю. Однажды мне позвонил друг: «Я в больнице». Прихожу, а у него нос весь перебинтован и практически вмят. Оказалось, приятель мой шел по улице и увидел, как четверо бьют одного паренька. Он вступился, а этот паренек убежал. В больнице моему другу сказали: «У тебя не нос, а носок с рисом». Возможно, что и Сирано вот так же несправедливо лишился своего прежнего, красивого носа и стал привыкать к новому лицу. И комплекс его не снаружи, а внутри – он переживает те пропущенные удары шпагой.
Он мог закидывать Роксане анонимные письма, а она бы рисовала у себя в голове образ возлюбленного. Потом Сирано открылся бы ей, и все бы у них было хорошо. Но мой персонаж поступил по-другому. «Что предлагаешь ты? – Интригу для романа». Сделал красивого Кристиана своим лицом и, прикрывшись им, стал писать Роксане письма. А потом выяснилось, что Сирано де Бержерак очень благороден: не воспользовался случаем и не открылся Ей. Только в финале выясняется правда, от которой уже никуда не деться.
Роль по наследству
Веничка Ерофеев… Эта роль досталась мне «по наследству». Александр Балицкий, придумавший спектакль «Беги, Веничка, беги!» и игравший в нем главную роль, ушел из театра. Напоследок сказал мне: «Акимыч, давай!» Меня словно обухом по голове ударило. Про «Москву-Петушки» частенько говорят: бред пьяного мужика. Ничего подобного! Это умудренный опытом человек, он тянется к Творцу, к Создателю. Москва-Петушки – дорога из ада в рай.
Однажды был у меня депресняк жуткий, товарищ повел меня в лес, к карьеру. Показывает элементарщину, которую я всю жизнь знал, всю жизнь видел. Листва, трава, краски заходящего солнца. Часа два погуляли, и депресняк закончился. Поднимаю голову вверх и вижу высокий шпиль здания ЮУрГУ. Тут же пришла в голову цитата из романа: «Кремль стоял передо мной во всем своем великолепии». А Москва-Петушки – это кольцо, вечный путь по кругу.
Аким, ты что?
На первом курсе я писал реферат на тему «Некрофилия и Адольф Гитлер». Поднял философию, психологию, поковырялся в этом навозе. Женщина рождена на созидание, мужчина – на разрушение. Это идет из детства. Сидят девочки в песочнице, пряники выпекают. Подбежал пацан и все разворотил. Разрушение заложено в каждом мальчишке, а дальше все зависит от воспитания и от самого человека.
Мне повезло, что в жизни я нашел театр. Не будь его, я, наверное, пропал бы не только как артист, но и как личность. Мама случайно увидела объявление и сказала мне: «Герман, в театр «Манекен» берут молодых артистов, давай, двигай». С тех пор я здесь и никуда не хочу уходить. Мне не интересно то, что происходит за стенами театра – это, кстати, тоже своего рода комплекс. Но я не хочу возвращаться со спектакля в мир, где думают, как бы «развести» друг друга на деньги. Один знакомый мне говорит: «Аким, да ты что? Ничего ты в этом театре не увидишь. Надо бабки зарабатывать». Нет, говорю, так дело не пойдет. Голым ты в этот мир пришел, голым и уйдешь. Человек рождается в позе эмбриона, как будто пытаясь с собой в этот мир что-то принести, а умирает с раскрытыми руками.
Шепот вместо крика
Высшее образование я получил позже всех манекеновцев. Они поступили в нашу Академию культуры, отучились, а я через месяц после поступления попал в жутко неприятную ситуацию и бросил учебу. Теперь я счастлив, что так получилось! Потому что в 2002 году я попал на курс к Вячеславу Ивановичу Анисимову в Екатеринбургский театральный институт. Мне повезло, что я учился у Мастера, это педагог от Бога, единственный на Урале.
Я учился заочно, из четырех лет обучения мы общались с Анисимовым только восемь месяцев. Он сбил с меня шелуху, заставил по-другому посмотреть на профессию. Научил сильную эмоцию приближать к реальности, чтобы она не звучала фальшиво. Не выпускать слезы наружу, а наоборот, бороться с ними, держать внутри себя. Сказать шепотом там, где хочется кричать.
Должна быть теплота!
Однажды мы с друзьями сидели в баре, я почувствовал, как меня прожигает чей-то взгляд. Оглянулся – парнишка. «Герман, ты, что ли? Дай автограф!» И протягивает руку. «Что ж ты, – говорю, – эту руку отрежешь и положишь в спиртовой раствор?» «Нет, – говорит, – друзьям покажу». Нашли мы с ним какую-то бумажку, я расписался, поговорили. И я понял, что ему не автографа хотелось, а нормального человеческого общения. Приятно, конечно, когда тебя узнают. Но не как звезду, до которой долететь невозможно, а как человека с соседней улицы.
Сегодняшний театр мутировал. Халтура кругом, холод какой-то. А должна быть теплота. Чтобы человек пришел с улицы – и, как только открыл дверь, словно в сказку попал. «Здравствуйте, мы очень рады вас видеть! Спектакль начнется через полчаса, а пока можете пройти в фойе, выпить чашечку кофе или коньячку». Но нет, увы, этого. А есть просто: «Ваш билет!»
Упали с одной лошади
Моя отдушина – это четверо закадычных друзей. В душе все поэты и философы. С Жориком мы знакомы со школы, я его привел в детскую театральную студию «Радуга» под руководством Галины Васильевны Гроссман. Мы сидели за одной партой. Однажды он сломал руку, и я за компанию наложил себе бутафорский гипс. Учительница воскликнула: «Вы что, ребята, упали с одной лошади?» Однажды мы с Георгием весь день разговаривали стихами: он мне подкинет фразу, я ему отвечу в рифму. Сейчас мы с ним почти все время разговариваем стихами. Услышу слово – и тут же с языка соскакивает строка из «Сирано де Бержерака». Друзья меня понимают и относятся снисходительно.
Мужчина в лимузине
Не люблю гламурных мужчин. Хотя однажды мне довелось вести передачу «Проект лимузин» на канале ТНТ, где я что-то вещал из окна шикарного авто. Не признаю Зайцевых и Версаче. Для меня модно то, в чем удобно. А мама ругает: «Это провожают по уму, а встречают-то по одежке!» Ну и что – я, согласно своему уму, должен надеть шляпу и взять шпагу?
Не понимаю современных мужчин, которые живут за счет женщин. Однажды был такой случай. Жена моего друга получила крупную премию и пригласила всю нашу компанию в дорогой клуб. У меня на тот момент ни копейки не было в кармане, и я понял, что она будет платить за меня. Мало того, что сам отказался, так еще и друзей отговорил. Она обиделась, но это не страшно. Зато я остался в ладу с самим собой.