Как всё же тесен наш мир. Направляясь на интервью с дамой, чьи имя и фамилия мне ровным счётом ни о чём не говорили, я встретил человека, черты которого помню с детства. Учитель начальных классов Лия Александровна Зайончик, не побоюсь этого слова, отпахала на благо Родины вот уже почти полвека. И что удивительно, не собирается останавливаться.
На мой взгляд, это хороший повод побеспокоить человека, принадлежащего к когорте людей, традиционно нашим государством не ценимых и не замечаемых. К тому же, оказалось, что она живёт в доме, в котором я провёл первые 5 лет своей непутёвой жизни. Из своих соседей, разумеется, теперь уже не помню никого. Однако распахнувшая мне дверь женщина смутно показалась знакомой. Она, конечно, не привыкла рассказывать о своей судьбе журналистам, а я никогда не писал об учителях. Наша встреча началась с неловкой паузы…
— Лия Александровна, а давайте посмотрим ваш фотоальбом!
Хозяйка с радостью согласилась. Вместе рассматриваем карточки: вот начало прошлого века, симпатичный джентльмен с аккуратной бородкой и усами.
— Кто это, Лия Александровна?
— Это мой папа, Александр Михайлович. Он был председателем коллегии адвокатов Свердловска в 30-х годах. Если быть точной, до 37 года. Потом для нас, как и для многих других, начались тяжёлые времена.
— Репрессии?
— Да. Его сняли с должности. А вскоре началась война, и в Свердловск приехало много эвакуированных, которым, конечно, надо было где-то жить. Нас выселили из квартиры и отправили в деревню, в Каслинский район. Там я и пошла в школу…
— А учительницу первую помните?
— Конечно. Прошло 60 лет, а я до сих пор помню её имя — Анна Андриановна. Помню, и как она шла из школы домой с пачкой наших тетрадей на перевес. Мне это тогда казалось очень элегантным.
Лия Александровна смеётся. С первых же минут она произвела на меня впечатление неисправимой оптимистки. Прекрасно выглядит, гораздо моложе своих лет. А в душе чувствует себя той же, что и полвека назад. И как только ей удаётся?
— Неужели, глядя на эту Анну Андриановну, вы и решили стать учительницей?
— Именно! Причём, я мечтала работать только в деревне и вести непременно начальные классы. Моя уверенность окрепла после выхода в конце 40-х фильма «Сельская учительница» с Верой Марецкой. Я полюбила эту картину всей душой. Но мечта моя, выходит, исполнилась лишь наполовину.
— Вы в то время жили всё ещё в деревне?
— Нет, уже вернулись в Свердловск, и, надо сказать, далось это нам очень нелегко. Мой папа к деревенской жизни был абсолютно неприспособлен, войну мы пережили только благодаря маме. Она, во-первых, была моложе его на 20 лет, а во-вторых, сама деревенская. Её не стало сравнительно недавно, она прожила больше 90 лет…
— Лия Александровна, признайтесь, в детстве или в юности у вас были конфликты с преподавателями?
— Что вы, Саша! Я была очень скромной, послушной, тихой девочкой. Я же сама мечтала стать учителем, поэтому смотрела на педагогов с благоговением. Да вы на фотографии взгляните. Ну, разве могла вот ОНА спорить с учителями?
Я снова листаю фотоальбом. На одном из чёрно-белых снимков классическая мизансцена: школьники в три ряда, и почти в самом центре девочка в белом накрахмаленном фартуке, коричневом платье и бантах. Лицо безмятежное, серьёзное, чуть горделивое и очень симпатичное. Я безошибочно угадываю в ангельском создании свою сегодняшнюю визави. Хозяйка, меж тем, продолжает.
— Впрочем, один случай был. Меня невзлюбила «француженка». Она попросила мою маму о какой-то услуге, а та ей отказала. С тех пор, как я ни старалась, выше тройки по французскому у меня не было. Когда я переходила в другую школу, эта дама торжественно пообещала, что на новом месте по её предмету я получу твёрдую двойку. Она ошиблась. У меня была твёрдая четвёрка.
— Неужели в новую школу вам пришлось перейти из-за неё?
— Нет, что вы! Просто это была семилетка, она, кстати, до сих пор стоит на своём месте — одноэтажное деревянное здание. Тогда, в 40-х, там было кирпичное отопление, а дрова кололи родители учеников, в том числе и моя мама. Так вот, отучившись 7 лет, я решила идти в педучилище, но родители этому категорически воспротивились. Мол, сначала окончи десятилетку, а потом думай, что делать дальше. Я послушалась, а потом всё равно сделала по-своему, пошла в училище. После десятилетки я закончила его за 2 года.
— И как же развлекалось в ту пору студенчество?
— Я была довольно активной студенткой, возглавляла местный радиокомитет. Готовила и вела программы, посвящённые историческим датам, каким-то событиям из жизни училища. Собирались мы и компаниями. Помню, однажды, накануне майских праздников, после укуса бродячей собаки, мне делали уколы от бешенства. На Первомай я оказалась в компании подруг за одним столом с курсантами. Пригубила вина. А потом целый вечер мне было так плохо, что и не сказать словами. Со стороны могло показаться, что я просто перебрала. Мне было так стыдно! Никто же меня не предупреждал, что вакцина от бешенства не сочетается с алкоголем. С тех пор к спиртному я равнодушна, могу весь вечер просидеть с одной-единственной рюмкой.
Лия Александровна так уморительно рассказывает, что мы заливаемся уже в два голоса, не забывая при этом о фотографиях. Я разглядываю снимки и отчётливо понимаю, что это вовсе не первая наша встреча, где-то мы уже виделись…
— Там же, в Свердловске, я познакомилась с мужем, — продолжает хозяйка. Он был на практике, учился в ЧПИ. Я в то время уже работала в базовой школе педучилища и, кстати, тот факт, что меня распределили именно туда, был довольно почётным. Так вот, спустя месяц после знакомства, Лёва вдруг сделал мне предложение. Я даже фамилии его не знала. Меня в нём покорили очки в красивой оправе и модная в то время куртка «Москвичка». Смешно, правда? Но именно так всё и было. Тем не менее, я согласилась. По дороге в ЗАГС, по-прежнему не зная его фамилии и не представляя, как об этом спросить, я решилась на такой ход. «Лёва, говорю, я согласна с тобой расписаться только на том условии, что останусь на своей девичьей фамилии». Он остановился, как вкопанный, взял меня за руку и говорит: «Тогда мы сейчас же возвращаемся домой, и пусть тебе родители объяснят, что так не делается». Я представила себе обратный путь, нудное объяснение с родителями, своё безусловное фиаско и… махнула рукой. Короче, свою новую фамилию я узнала лишь, когда нам выдали свидетельство о браке. И, кстати, прочесть её смогла далеко не с первого раза.
— А когда родился сын?
— Лёня родился в том же году. Мы уже жили в Челябинске, с Лёвиными родителями. Прямо скажем, было, конечно, очень тяжело. Представьте себе: свой дом на улице Каслинской, вода на улице. Мой свёкор тяжело болел, свекровь не работала. Маленький ребёнок. Денег катастрофически не хватало. Я в то время работала в 8‑ой школе, и мне дали класс второгодников. Ну и наплакалась же я с ними! Молодая девочка после училища и такие непростые дети. Ужас!
У Лии Александровны сохранилось много фотографий с учениками. Есть и та, на которой её самый первый класс. Минуло полвека, а кое-кого из тех ребят она до сих пор помнит по именам. То, как за 3 года учитель привыкает к ученикам, поймёт лишь испытавший это на себе. Вот и Лия Александровна нет-нет, а оговорится, назовёт кого-то из своих новеньких именем того, кто сидел за той же партой ещё в прошлом году. Мы разглядываем фотографии, а Лия Александровна рассказывает… Вот этот её ученик теперь директор школы, эта девочка вышла замуж и уехала жить в Германию, а у этого судьба сложилась трагически, и его уже нет…
— Саш, я могу сказать без лишней скромности, что попасть ко мне
в класс всегда находится много желающих. Более того, у меня учатся целыми семьями. Вот, например, работает у нас в первой школе моя бывшая ученица Марина Санникова, учитель русского языка. Теперь она мама двоих детей, и обоих тоже учила я. Где-то в США сейчас мой бывший ученик Серёжа Болотников, ныне — учитель танцев. После него через мои руки прошли его брат и сестра. А, к примеру, его одноклассница Влада Тролль — теперь врач, живёт в Москве, пишет кандидатскую, а я учу её племянника. Вообще, если копнуть поглубже, окажется, что многие мои ученики достигли в жизни хороших высот. Некоторые живут за границей, один даже попал в американскую компанию Дженерал Моторс, работает дизайнером. Здесь тебе и кандидаты наук, и предприниматели, и врачи, и учителя. Правда, не могу сказать, что слежу за судьбами всех своих учеников, многие, увы, выпали из поля зрения и уже очень давно не появляются…
— Но ведь есть и те, что навещают?
— Есть. Приходят и в школу, и домой. Поздравляют с праздниками, приносят подарки. Сейчас у ребят принято скидываться и дарить общий подарок, а раньше каждый приносил что-то своё. Как говорится, мелочь, а приятно. Помню, когда только начинала работать, на какой-то праздник дети принесли мне маленькие сувениры. А я — в школе без году неделя — строго так говорю: «А ну, прячьте всё обратно в портфели. Вы ещё не зарабатываете, чтобы подарки дарить!». Вечером звонят родители: «Лия Александровна, ну зачем же вы так? Мы же от чистого сердца, дети плачут…» С тех пор я
никогда не отказываюсь от того, что приносят мне на праздники ученики.
— Маленькие дети такие искренние, наивные. Наверное, что ни день, то очередной «перл» из серии «юмор в коротких штанишках»…
— Не без этого. Всего, конечно, не упомнишь, но кое-что в память западает. Один мальчик из моего класса, извини за пикантность, никак не мог научиться застёгивать ширинку на брюках, и каждый раз, сбегав «по делам», просил ему помочь. Я раз-другой помогла, а потом стала застёгивать только верхнюю пуговицу, ссылаясь на то, что брюки не ношу и застёгивать остальные пуговицы не умею. Так он был просто в шоке: мол, такая большая, а брюки застёгивать не научилась. Я посоветовала родителям не мучить мальчишку и вставить молнию… У детей, конечно, очень нестандартное мышление. Иной раз такое скажут, что трудно удержаться от смеха. Вела студентка-практикантка урок, посвящённый творчеству Пушкина, и спросила у ребят, почему, по их мнению, поэт называл зиму «матушкой». Все в недоумении молчат. Вдруг поднимается одна рука. Практикантка радостно приглашает ученика ответить, а тот и говорит: «Пушкин называл зиму матушкой, потому что она родила много снежинок». Весь класс лёг. Впрочем, сами практиканты порой чудят ещё хлеще учеников. Были у нас как-то студентки родом из деревни. Перед городскими детьми, надо сказать, они комплексовали и держались несколько скованно. Помню, зашла на уроке речь о том, какая польза людям от одомашненных животных. Один мальчик поднял руку и сказал, что, по его мнению, большую пользу человечеству приносят…козлы. «И какую же?», — поинтересовалась студентка. «Они дают молоко», — отвечает ребёнок. И как ты думаешь, что на это сказала смущённая и сбитая с толку практикантка? «Да, говорит. Но мало и редко».
— Лия Александровна, у учителя очень часто спрашивают об учениках. А я хочу ещё поинтересоваться, каково это — всю жизнь проработать в женском коллективе? Мне кажется, испытание не из лёгких…
— Мне в жизни везло. Пожалуй, только в самом начале моей работы, я очутилась в коллективе, где дамы любили выяснять отношения на повышенных тонах. Я в этом не участвовала, просто была свидетелем, но и этого с лихвой хватало. Однако, именно в женском коллективе я познакомилась с Верой Ивановной Кайшевой, которая стала для меня и близкой подругой, примером в профессии. И, надо сказать, она не единственный мой друг из числа коллег, были и другие. К несчастью, за последние 2 года я всех их похоронила… Мне пришлось работать в нескольких школах — 36, 31, 67, сейчас вот в первой. И везде я находила друзей…
В этот момент ко мне вдруг вернулась память. Я вспомнил себя семилетним ребёнком, приехавшим из Свердловска, вспомнил хлопоты родителей по устройству меня в престижную 31 школу. Нашу рекреацию на первом этаже и три кабинета для 3-х классов начальной школы: А, Б и В. Вспомнил строгую и статную Веру Ивановну, руководившую «ашками», Лию Александровну, учившую «вэшек» и свою первую учительницу, молодую, неопытную, но талантливую и добрую Татьяну Ивановну Тямало… Выслушав меня, Лия Александровна всплеснула руками и достала фотографии той поры. В одну минуту у нас обнаружилась куча общих знакомых и тем для разговоров ещё часа на два.
— Лия Александровна, я вижу, вы модница. На снимках у вас разные наряды…
— Это да. Это я всегда любила. Когда Лёва в 1968 году защитил кандидатскую, мы стали жить в материальном плане довольно сносно. Расписывали бюджет так, чтобы не допускать бестолковых трат. Я и Лёва всегда много работали. Муж много делал по дому своими руками. Вот готовить не умел, и когда меня положили в больницу, пришёл однажды с ручкой и тетрадкой: мол, научи готовить курицу, что, дескать, зачем. В итоге сварил, сына накормил, а сам есть не стал. Они тогда без меня почти год хозяйничали. Помню, некоторые женщины, что отдыхали вместе со мной после болезни в санатории, рыдали, поговорив по телефону с мужьями. Те их упрекали, что жёны так долго прохлаждаются. Лёва же меня, наоборот, подбадривал и успокаивал — мол, не переживай, дома всё в порядке. Жили мы очень дружно, если и ссорились, то только по каким-то пустякам. То я газеты и журналы прочитала первая, его опередила, а он этого не любил. То, помню, он очень хотел поздравить телеграммой Михаила Ульянова с получением очередного звания, а мне казалось, что это как-то неловко. Ещё он ужасно меня ругал за короткие стрижки, и когда я однажды подстриглась короче обычного, у нас дома был настоящий скандал. Зато как он помогал в подготовке наглядных материалов к урокам! Столько нарисовал за всю жизнь, что и не сосчитать. Я‑то рисовать не умею, а у него талант был… С давних времён у нас сложилась крепкая компания — 7 супружеских пар. Все очень интересные, умные люди, а главное, верные друзья. Они и сейчас, когда мужа уже нет 11 лет, не оставляют меня одну…
— Лия Александровна, а сын, случайно, не у вас в классе учился?
— Он — нет. А вот обе внучки — у меня. Я вообще сыном и его дочками могу только гордиться. Он закончил с красным дипломом ЧПИ, защитил кандидатскую. Его старшая, Маша, имеет два высших образования, младшая, Соня, сейчас в Израиле. Она в своё время одна из уральского региона прошла конкурс и уже третий год там учится, причём, совершенно бесплатно.
— Вас послушать, Лия Александровна, ваша жизнь — сплошной праздник. Неужели не было депрессий, никогда не опускались руки?
— Были, Саша, были. У мужа одно время начались неприятности на работе, и люди, которых мы считали в общем-то друзьями, вдруг отвернулись от него. Я это очень тяжело переживала. Похудела жутко, не могла спать, у меня даже галлюцинации начались. Лежу без сна, только закрою глаза — и сразу какие-то ужасы, вспоминать не хочется. У нас через дорогу больница, так муж ночью шёл туда за помощью. Мне делали укол, только после этого я отключалась. Ситуация дошла до того, что мы всерьёз решили уехать из города. Лёва прошёл по конкурсу в Курганский и Куйбышевский НИИ, и мы ночами ходили по Челябинску, прощались с улицами и площадями, которые я успела к тому времени очень полюбить. Слава Богу, Лёве предложили работу в ЧПИ. Вообще, я считаю, что судьба каждого из нас предопределена, верю в некий космический разум. Думаю, что мы многого не знаем и не понимаем. Когда Лёву в тяжелейшем состоянии с инфарктом привезли в больницу, и врачи мне сказали, что дело плохо, он всё же выкарабкался. И, открыв глаза, взял меня за руку: «Лия, знаешь, я такое видел…». Но я тогда его остановила и потом ни разу не напомнила об этом, не хотела волновать. Но что-то ведь он видел, и, похоже, это его потрясло…
Чтобы отвлечь Лию Александровну от грустных мыслей, я решил поинтересоваться, как бы она назвала книгу своих воспоминаний. Хозяйка не задумалась ни на минуту:
— Моя счастливая жизнь». Саша, я действительно прожила хорошую жизнь, другой судьбы мне не надо. Я по-прежнему занимаюсь любимым делом, меня окружали прекрасные люди, замечательная семья. Чего ж ещё?