Петербург
Литературные загадки непарадного города
Маршрут неслучаен. Во‑первых, здесь много интересных мест, где можно переждать внезапно сильный дождь. Во‑вторых, вы не останетесь без фонтанов — в начале XIX века архитектор Тома де Томон обустроил на площади поилку для лошадей, которая лишает всякого пренебрежения к простым утилитарным вещам. Наконец (и это, пожалуй, основная причина), пасмурное небо создаёт безупречный «интершум» к декорациям «Петербурга Достоевского» — именно так принято называть кварталы, что прилегают к Сенной со стороны канала Грибоедова. Туда и идём!
«Петербург Достоевского» — название, увы, не самое верное. Спору нет, мест, которые так или иначе связаны с Фёдором Михайловичем, возле Сенной действительно много. По нескольким адресам великий классик жил в разное время сам, здесь же сидел в кутузке и встретил свою вторую жену Анну Сниткину. Сюда же «поселил» и героев своего самого петербургского романа «Преступление и наказание». Однако и другие литераторы из числа тех, за которыми давно закрепился термин «писатели-демократы», жили, писали о страданиях и судьбах «маленького человека» и даже сходили с ума именно в этой местности.
Те, кто хорошо учился в школе, наверняка припомнят строки Некрасова: «Вчерашний день, часу в шестом, зашёл я на Сенную; там били женщину кнутом, крестьянку молодую»… И драму с говорящим названием «Горькая судьбина» Алексей Феофилактович Писемский писал, когда взирал из окна квартиры на прекрасный Юсуповский сад, что по соседству с площадью. Чуть дальше, в гостинице «Неаполь», сам Гоголь сжигал свои произведения. Тогда это был ещё не второй том «Мёртвых душ», а свеженький тираж «Ганса Кюхельгартена», который лихо раскритиковали критики. Сегодня, если пройти мимо дома на углу Вознесенского проспекта и набережной канала Грибоедова, по адресу, где раньше располагалась гостиница, невольно задашься вопросом, сколько же своих трудов «уничтожил» чувствительный сочинитель за всю свою жизнь?!
В глубине каждого из кварталов — и вовсе мистика: переходишь улицу, поднимаешь голову и вдруг видишь — а вот он, утраченный нос майора Ковалёва! А уж сколько квартир и адресов Гоголь сменил в районе Сенной — и не перечесть. Правда, бренд всё же прижился иной — «Петербург Достоевского», и именно его почитатели творчества «стекаются» к объектам своего поклонения, при этом не особо обращают внимание на попытки местных жителей огородиться от них решётками и дверями.
Must-see о бедных людях
Для начала просто перечислю must see любителя литературы о бедных людях.
Дом Сонечки Мармеладовой с «безобразно тупым» углом комнаты на канале Грибоедова, 73. Дом старухи-процентщицы по адресу Средняя Подьяческая, 15, литера А, который и по сей день вызывает яростные споры о своей аутентичности. Я пользуюсь случаем и хочу обратить внимание на культурное пространство под названием «Где бабуля?». Поищите нетривиальные петербургские сувениры или запишитесь на прогулку-экскурсию по здешней местности. По адресу Казначейская, 7 был написан роман «Преступление и наказание» — вы легко найдёте на здании табличку с указанием данного факта. Буквально через квартал, на углу Столярного переулка и улицы Гражданской, увидите горельеф со словами Дмитрия Лихачёва и Даниила Гранина: «Дом Раскольникова. Трагические судьбы людей этой местности Петербурга послужили Достоевскому основой его страстной проповеди добра для всего человечества». Выразительная фигура на горельефе — то ли сам Достоевский, то ли его герой Раскольников. Кстати, если и писатель, то образ его далёк от того, что установили монументом возле станции метро «Достоевская». Скорее, он перекликается с московским памятником на Божедомке — тот же акцент на склонённую голову и пластику рук, тот же облик, не вполне здоровый и трагический.
Дополнительный штрих добавляет мрачности месту — присутствующая на том же доме табличка о наводнении 1824 года. Именно в том самом, которое вдохновило Пушкина на создание «Медного всадника». Невольно вспоминается история несчастного Евгения, беды и страдания в Петербурге людей небогатых и незначительных. Мало-помалу наиболее чувствительные туристы начинают ловить себя на том, что сквозь совершенное и заслуженное восхищение красотами города весьма явственно начинает проступать какое-то совершенно особенное и довольно странное настроение. Трудно сказать, что именно его порождает. Бесконечные и довольно глухие фасады бывших доходных домов ли, дворы-колодцы ли, особенно узкие и особенно тёмные здесь даже по меркам Петербурга, почти полное ли отсутствие деревьев на узких улочках, стоит лишь немного отойти в сторону от набережной канала. А может, прав тот геолог, утверждавший, что весь «Петербург Достоевского» располагается в геоактивной зоне, подобной зловещему Бермудскому треугольнику, а та, в свою очередь, губительно влияет на самочувствие и мыслительную активность человека, пребывающего в ней долгое время.
Волей-неволей проникаешься мыслями о молодых недорослях, что стекаются со всех уголков империи в столицу в надеждах и чаяниях, да пропадают тут, когда промотают родительское состояние в местных притонах, запиваются или просто тоскуют в каменных петербургских лабиринтах. Хорошо представляется и отчаяние юных дев в «лапах» похотливых богатеев — от безысходности многие даже бросаются в тёмные воды Екатерининского канала.
Канал, кстати, вот он, перед нами. Ныне носит имя Грибоедова. Отличается от других водных артерий города изломанностью русла и медленным, почти без течения — поверхность его обладает удивительным «зеркальным» характером, который ценят современные фотографы. Способность к отражению, возможно, переполняла в минувшие дни чашу терпения экзальтированных натур, когда те пристально всматривались в воды канала в надежде увидеть не только добрый знак, но и всю тщетность своих фантазий и в ответ получали там лишь свою полную отчаяния физиономию. Если верить Достоевскому, дома тогда красили преимущественно в жёлтый — цвет этот писатель ненавидел, считая цветом болезни и разложения. Сегодня гамма фасадов более разнообразна и может быть отнесена, скорее, к оттенкам кофейного: кофе с молоком потемнее, кофе со сливками посветлее, зеленоватого оттенка мокко и кофе в розовых тонах «с клубничным сиропом». Кто знает, может, этих небольших вариаций хватает, чтобы спасать от безумия тех петербуржцев, кто здесь проживает.
И выпить, и закусить — и не расплакаться
Разночинный здешний Петербург в минувшие столетия отличался обилием питейных заведений и трактиров. Гастрономическая традиция оказалась весьма живучей. Примета места — заведения с национальной кухней. Хачапури и суши сегодня никого не удивишь, а вот отведать настоящие бурятские буузы в центре культурной столицы всё ещё экзотично и вкусно. «Бууза-рум» в переулке Гривцова, 20 вряд ли поразит вас убранством, но точно порадует блюдами. Меню небольшое, но буузы предлагают с разными начинками — от свинины, говядины или баранины до их сочетания. Заслуживают пристального внимания родственные чебурекам «а-ля шарбин» и хугабша — печень, завёрнутая в сало, в нём же и пожаренная.
Если же вы предпочитаете мясо есть с мясом, «а теста хлеба можно вообще не давать», не пропустите сербскую кухню «Укусно» в Столярном переулке, 13. Интерьер брутален и даже мрачноват, но мясо по традиционным балканским рецептам готовится безупречно. Плескавицу подают с маринованным луком, но если же вы предпочитаете свежий, скажите об этом — и вам тут же его нашинкуют. Приятное завершение трапезы — фруктовые сербские дистилляты различной выдержки.
Петербург Достоевского по-прежнему любим и музами. И речь не только о деятелях искусств, коих живёт в этой местности действительно много. Находим здесь также крошечные мастерские и магазинчики, большое скопление которых аккумулирует арт-пространство «Бертгольд центр» на Гражданской, 13–15. В пространство включены магазины, студии красоты, коворкинг, отель, кофейня и пиццерия, а контраст между строгими фасадами и жизнерадостным дизайном внутреннего пространства зданий напоминает атмосферу руинных пабов Будапешта. Всех резидентов объединяет креативный подход к деятельности, поэтому найти здесь можно всё что угодно, кроме скучных и банальных вещей.
Княжьи тропки Сенной
Ошибкой было бы считать, что здешние кварталы — только лишь Петербург разночинный. И непосредственно у Сенной площади, и на некотором от неё отдалении — объекты весьма роскошные. Совсем рядом — один из дворцов княжеской семьи Юсуповых. Дворцовый сад сохранил своё очарование с XVIII века и открыт для публики в любое время года. Пруд с островками и утицами, длительное буйство цветов и красок, обилие скамеек и возможность поваляться на травке — созерцать живописные виды и привлекать сюда энергию бешеной популярности.
Наискосок от парка по Садовой — дом городских учреждений ещё начала ХХ века, стиль здесь смешан от модерна до английской готики. Обилие эркеров, башенок, химер и грифонов на каменном тёмно-сером фасаде легко может поспорить с каким-нибудь западноевропейским храмом периода ранней готики.
Ближе к Мойке — Мариинский дворец с садом, который на протяжении 178 последних лет был закрыт для посещения. Совсем недавно сад открыли, правда, только по выходным дням. Здесь нет пруда, как в Юсуповском, зато есть фонтан — объект культурного наследия. Парк камерный, тенистый и уютный. Для любителей истории в нём проводят экскурсии, на которые обязательно нужно записаться заранее.
У Красного моста через Мойку — в последнее десятилетие восстановленное здание торгового дома «С. Эсдерс и К. Схейфальс». Вот где прекрасный образец стиля модерн в его парижском и нью-йоркском прочтении начала ХХ века. Ажурные металлические конструкции, стекло, золотой декор — живая аллегория роскоши. Неудивительно, что и магазин, под который здание создавалось, был исключительным. В начале прошлого века в него с удовольствием наведывались члены императорской фамилии, частой гостьей была сама Александра Фёдоровна. Глядя даже на восстановленный торговый дом, понимаешь, что обаяние петербуржской буржуазии было совершенно нескромным. И, кажется, эта тема потребует освещения в одной из наших будущих прогулок.
До встречи на улицах Петербурга!
