+7(351) 247-5074, 247-5077 info@missiya.info

Меня называли «Трактор ЧТЗ»

Сергей Ивкин, старший сержант, зам командира разведвзвода

Явления: учебник истории

Текст: Лана Литвер
Фото: из архива Сергея Ивкина

15 февраля 1989 года был завершён вывод Российской армии с территории горячей страны Афганистан. Воевавшие там мальчишки вернулись домой, ни черта не понимая: что это было? зачем? для кого? Ясно было только одно: они будут жить. Они уцелели. Мы попросили трёх ветеранов афганской войны рассказать о том, что они пережили тогда.

Честно говоря, я думал, мы едем в Монголию. На призывном пункте нам выдали кожаные ремни — значит, направят за границу, а раз поезд идёт на юг — значит, не в Германию, а в Монголию. Мы оказались в «учебке» в туркменском городе Кушка — это была самая южная точка СССР. Нам рассказали про интернациональный долг, про Афганистан, мы обрадовались: ура, повоюем!

Как в «Девятой роте», перед строем начальник учебки спрашивал: «Кто не хочет служить в Афганистане — шаг вперёд!» Да, выходили пацаны, но немного — процентов пять за всё время. Выходить считалось трусостью. Меня взяли в разведбатальон, потому что у меня был первый взрослый разряд по хоккею, а всех спортсменов записывали в разведчики.

На первой горе — когда я поднялся на километр-шестьсот четвёртым из нашего взвода — мне дали кличку «Трактор ЧТЗ». И выдали здоровый пулемёт — ротный ПК — как самому сильному из молодых. Снаряжение вместе с этим пулемётом весило килограммов пятьдесят — столько я на себе таскал всё время.

Нашей задачей были караваны. Мы их выслеживали в горах. Афганцы ценный груз везли не по дорогам (дороги мы контролировали), а по «зелёнке», по горам. На ишаках, на мулах, на верблюдах перевозили оружие, наркотики, медикаменты, деньги… Мы знали от наших «доброжелателей»-агентов, где и когда пойдёт караван, ждали их, засекали и вызывали артиллерию. Когда обстрел прекращался, спускались, брали уцелевших в плен. Тогда мог завязаться бой на земле. Первый бой не был таким уж страшным. Я ещё подумал: «Да ну, неинтересно совсем».

Страшно, когда они обкуренные. Они улыбаются, им по барабану, страха нет, «Смерть неверным!» — и идут тебя убивать. Рукопашный бой, толпа на толпу — вот это действительно… страшно. Помните последний бой в «Девятой роте», когда боевики штурмовали крепость? Вот так же.

Однажды в горах сбили наш самолёт, и нас отправили на поиски. На БМП не смогли дойти до места, и нас на «вертушке» сбросили метров с полутора, без парашютов. Мы нашли раненого лётчика, загрузили на борт, и в этот момент со всех сторон начался обстрел. Вертолёт поднялся в воздух и улетел. Мы им по рации: «Вернитесь!» Они отвечают: «Нет, не сможем сесть». И правильно, их бы сбили, если бы они ждали, пока мы все запрыгнем.

Территория не наша. Сзади — кишлак, с трёх сторон — горы. Нас осталось 15 пацанов. Мы поняли, что это всё. Нас долбили с гор, головы не поднять. Что было делать? Оставалось только пострелять их побольше. Наши переводчики-таджики, мусульмане, молились по-своему. Кто-то из пацанов говорит: «Батя сказал, живым не сдаваться. Если подойдут — я взорву гранату!» Кто-то плакал. Я всю родню вспомнил, со всеми мысленно простился.

Мы сидели в камнях часа два. Но нам повезло — началась молитва. Им война не война: в определённый час стелят коврики, поворачиваются лицом к Востоку и молятся. Стрельба прекратилась, мулла закричал на всю округу. Взводный быстро сообразил, и мы по открытой местности, между кишлаком и горой, побежали в нашу сторону. Я не помню, как я нёсся с этим тяжеленным пулемётом Калашникова на спине. У нас было минут пятнадцать. Они молились. Мы успели спуститься с небольшой горки и подняться на следующую. И тут они за нами побежали. Но сверху, с небольшой высоты, мы уже контролировали территорию. Меня и ещё двух пулемётчиков оставили отстреливаться, а остальные рванули дальше. Так, перебежками, мы прошли четыре горы. Полночи бежали. Когда совсем стемнело, духи отстали. Мы все выжили, никого не потеряли. За этот бой я получил медаль «За отвагу».

 

Конечно, мы напились. Нелегально — потому что алкоголь был положен только офицерам. Мы пили самодельное вино. В каждой БМП сзади был бак для топлива. Никакого топлива там не держали, бак был отлично отмыт и почищен — там настаивалось вино. С нами служили грузины, армяне, они всё это здорово делали и нас учили. На тамошней жаре в наших баках всё бурлило, будь здоров! Полувино, получача получалась. Двух армейских кружек хватало, чтоб молодого пацана уложить.

Родители и знать не знали, что я в Афганистане. Мы служили вместе с братом Володей, решили им не говорить. И они ничего не знали, пока наш секретарь комитета комсомола не отправил им благодарственное письмо, дескать, ваш сын молодец, отлично служит, геройски воюет, настоящий солдат. Они не поняли ничего! Никто не знал про эту войну. И в военкомат бегом, всех на уши подняли: как так? наши мальчики на войне? Добились, чтобы из военкомата позвонили нам в полк по спецсвязи и удостоверились, что всё в порядке.

А орден Красной Звезды я получил за армейскую операцию. Зачищали кишлаки, которые были близко к дороге, и попали на минное поле. Наши ребята шли впереди дозором. Сработали две мины, одна за другой. Мы шли сзади, метрах в двухстах. Пацаны живы, но ранены. Ждать, пока прилетят сапёры, обезвредят минное поле, означает, что наших с той стороны просто расстреляют. «Желающие есть? — спрашивает командир. — Кто пойдёт спасать ребят?» Пять добровольцев вышло из строя. Ну что мне, девятнадцать лет. Безбашенный! Там же наши пацаны, ранены, обидно до слёз! Конечно, надо спасать.

Мы двинулись по минному полю. Шли по тропе, шаг в шаг. Дошли, положили на плащ-палатки, двинулись назад. Шли уже по протоптанной дороге. Но, видно, один из нас оступился, чуть в сторону шагнул — и мы все подорвались. Последние метров десять не дошли… Тот парень, что на мину наступил, остался без ноги, а меня посекло осколками… Нас тут уже вытащили, близко были. Загрузили в вертолёт — и в Кабул, в госпиталь, сразу в операционную. Из меня вытащили целый коробок камней. И то не все, я потом спустя годы сам из себя ещё вытаскивал. До сих пор в ноге один остался, да уже не мешает, зарос.

О чём я думал, когда меня ранило? Только о том, где бы сигарету взять. А вот страшно стало перед дембелем. За пару месяцев до конца службы совсем не хотелось схватить случайную пулю. Мы уже ездили в бронежилетах, в касках. Вот по этим каскам очень легко было отличить дембелей от молодых. Очень хотелось выжить, очень хотелось домой.

О том, что это было и где мы оказались, до меня потом стало доходить, уже после войны. То, что мы «защищали братский народ», а этому народу не нужна была никакая наша помощь, это ещё в Афгане стало понятно. Нас ненавидели как оккупантов. Но… мы были мальчишками, и мы играли в войнушку. Нам повезло — мы выжили. Но не всем повезло.

У меня любимая песня есть, её многие афганцы поют:

Мне старушка одна
Hа вокзале, поохав, сказала:
— Как не стыдно, сынок,
Жизнь свою начинаешь с обмана.
Где-то орден купил,
Hацепил и бахвалишься людям,
Сам такой молодой,
Да только совести грамма не будет…

Всякое приходилось слышать, даже кондукторши в трамвае ворчали: мы, мол, вас туда не посылали. Но я своими орденами горжусь. И по ребятам-афганцам очень скучаю. А история эта забудется, как Вьетнам. Многие знают, что наши воевали во Вьетнаме, помогали строить социализм? Думаю, школьники нынешние понятия об этом не имеют.

Pin It on Pinterest

Share This