Высотка Гипромеза в центре Челябинска всегда была одним из символов величия нашего города. Легендарный институт, имеющий в своём арсенале уникальных специалистов, не боялся браться за самые сложные и смелые проекты, откликаясь на широчайшие нужды производства. Во времена перестройки он, как и все, пережил тяжёлые времена. И неизвестно, как сложилась бы судьба Гипромеза, если бы вовремя не нашёлся человек, сумевший приспособить этот мощный корабль к бурной волне сегодняшнего экономического океана.
Знакомьтесь. Сергей Геннадьевич Овчинников, генеральный директор Гипромеза. Цитирует теорию относительности. Любит, когда конкуренты дышат ему в затылок. Готов завоёвывать европейский инжиниринговый рынок. Считает, что ничего невозможного нет. И, кажется, считает не понаслышке.
— Сергей Геннадьевич, вы пришли в Гипромез в 1997 году и буквально подняли предприятие с колен. Скажите, у вас был тогда собственный «фирменный» принцип, который помог в этом деле?
— Принципа какого-то особенного не имелось; была напряжённая ситуация, в которой надо было принимать то или иное решение. Есть такая грубоватая, но верная поговорка: «сопливых вовремя целуют». Пропустил выпавшую тебе возможность — уже не вытянешь ситуацию.
Но я был не один. Считаю, что главным помощником явился трудовой коллектив Гипромеза. Здесь исторически сложилась специфическая рабочая «аура»: с давнишних времён люди долго и плодотворно работали вместе, знали друг друга, в трудную минуту не разошлись по разным учреждениям. Видите ли, проектный бизнес — бизнес кадровый. Нет человека, личности, профессионала — нет и работы. Поэтому, можно сказать, историческое наследие Гипромеза мне помогло. Именно оно стало главным фактором поддержки.
— Но вы начали расширять и сферу деятельности института…
— Да. Вначале работали только в металлургическом направлении, но оно переживало общеэкономический кризис: заводы не работали, реконструкцию не производили, институтам было фактически нечего делать. Искали работу в других сферах, то есть, практически меняли на ходу квалификацию… Плюс к тому — начали ориентироваться на работу с западными партнёрами.
— Скажите честно: сложно было?
— В тогдашних условиях, когда научно-проектную составляющую общества всё ещё умножали на ноль, что было, конечно, огромным ущербом для страны, — да, сложно. Это очень трудно восполнять — и тогда, и сейчас. Какие-то кадры разъехались за границу. При этом, уходя, человек всегда сжигает мосты, вернуться ему почти невозможно.
Но комплексов по этому поводу у нас не было. Сегодня мы с огромной радостью сотрудничаем с теми, кто ушёл «недалеко». Всех можно понять… Тогда в институте зарплата задерживалась по полгода, в таких условиях очень трудно задавать людям вопросы… на патриотическую тему. В любом случае, я очень благодарен тем, кто нашёл в себе силы остаться.
— По вашим личным наблюдениям — изменилось ли принципиально отношение к науке сегодня?
— Тогда был другой этап, на нём ставились иные цели для страны. Она стояла на пороге реформ, новой социально-политической парадигмы, и вопросы решались другие: собственности, распределения интересов… Когда идёт подобный процесс определения новой политической формации, никто
не задумывается о науке и технологических разработках. Думаешь, как выжить, а не как жить хорошо. Это надо было пройти.
Что касается сегодняшнего дня, тенденции изменились, потому что сама экономика теперь требует новых подходов. Другое дело, что мощнейший научный, конструкторский потенциал уже нашёл себе другое применение. Мозг-то останется мозгом в любой сфере… А чтобы заново вырастить учёного-проектировщика, надо минимум десять лет работы! Представляете? Если сейчас серьёзно этим заниматься, только через десять лет мы получим нечто подобное тому, что у нас когда-то было… Хотя сейчас процессы ускоряются, может, всё произойдёт и раньше. Так или иначе, время всё расставит на свои места.
— Исторически Гипромез был предприятием новых технологий?
— Среди семи Гипромезов СССР наш специализировался на сталеплавильном производстве, создавался, можно сказать, под строительство «Мечела». Строили по проектам Челябгипромеза много: ЧТПЗ, Златоустовский металлургический, заводы в Аше, Сатке, Чебаркуле. Что касается технологий сталеплавильного производства, в советское время они были на высочайшем уровне, наш земляк Ильяз Зинуров издавал книги по этим вопросам. Тогда технологии разрабатывал Челябинский НИИ металлургии. В смутные времена этот институт начал разваливаться, сейчас на его базе работает фирма «Аконт», именно она занимается технологиями сталеплавильного производства в Уральском регионе. Мы же на основе технологических заданий делаем привязку оборудования к той или иной конкретной специфике.
Что касается инноваций, к сожалению, на сегодняшний день основную массу оборудования поставляют западные компании. Это неудивительно: за период нашего брожения научная мысль и новые технологии сконцентрировались на Западе и там реализовывались.
— Насколько мы конкурентоспособны?
— Тут дело даже не в инновациях, а в отработанной технологии, по которой российские предприятия просто выводятся из игры. Сейчас существуют фирмы, которые поставляют западное оборудование, монтируя его под ключ. Сколько бы в России ни говорили, что тоже можем обеспечить и реконструкцию сталеплавильных печей, и новые технологии обработки стали, — в настоящее время некоторые западные компании всё равно доминируют. Это огромный минус. Если бы их работу делали мы, деньги оставались бы в стране. Но западные предприятия к тому же предоставляют кредит под поставку оборудования! Он оформляется через европейские и мировые банки. А Российские банки пока на это не идут, оборотных ресурсов не хватает. Вот и получается, что наши предприятия счастливы: их обеспечивают современными технологиями, плюс предоставляют кредит, а Российские производители зачастую остаются не при деле. Но если у капитала есть потребность в новых и недорогих разработках, он может получить их дешевле только одним способом: формируя у себя в стране. Наша банковская система должна повернуться лицом к производству, предоставлять долгосрочные кредиты.
— Да, далеко вы расширили свои границы в рамках сталеплавильного производства… А как в целом обстоит дело с современным компьютерным оснащением?
— У нас дефицита нет, к 2000 году компьютеризировались, полностью отказались от кульманов. Теперь нужно психологически привыкнуть к процессу автоматизированного проектирования. Если человек всю жизнь чертил карандашиком, то научиться делать то же самое мышкой непросто. Это вопрос адаптации, особенно для людей предпенсионного и пенсионного возраста. А ведь автоматизированное проектирование предполагает ещё и электронный архив, электронные базы данных по ГОСТам, нормативным документам, электронную передачу заданий между отделами. Понимаете, в идеале проектировщик не должен ходить в библиотеку! Максимум информации нужно получать с компьютера. Мы реализовываем это направление, создаём структурированную кабельную сеть. Опять же, Запад так работает давно. Но технически перевооружиться можно быстро, а эволюция в сознании людей — гораздо более медленный процесс. Люди должны принять и вникнуть в новую систему со всеми этими кодами доступа и электронными таблицами… Ничего, наверстаем!
— Вы модернизируетесь и путём прохождения сертификации по международным системам качества. Что это даёт, кроме чувства глубокого удовлетворения?
— Вот при социализме существовали подразделения «норма-контроль», «экспертиза проектов»… Поначалу в пылу перестройки мы отказывались от них, а теперь возвращаемся, и, я считаю, совершенно правильно. Для проектного института такая сертификация очень важна. Она — мотивирующая часть для создания системы, которая не позволяет тебе работать неверно. Система эта — универсальная, самонастраивающаяся, самоконтролирующаяся, работающая в связке, целиком, а не отдельными элементами.
ИСО 9000 — Российский стандарт международной системы качества, который принимается за границей. По ней сертифицируют только в московском Госстрое, сейчас мы проходим её новую версию. Ответственность у проектных институтов, работающих по подобной системе, на порядок выше. Отдали, к примеру, документацию на строительство, исполнители всё сделали по проекту, а там — малейший изъян — и вот вам пример аквапарка «Трансвааль». Но система качества позволяет проконтролировать и исключить малейшие ошибки.
Хотим создать совет технических специалистов — дополнительный элемент контроля. Пусть лучше подольше проекты создаются, зато любые шероховатости будут исключаться максимально. Начав плотно работать с Западом, поняли — чтобы выйти на рынок ближнего и дальнего Зарубежья, надо иметь сертификаты международные — немецкий, английский. Скажем, чтобы работать в бывших колониях английской империи, необходим сертификат «Ллойд», это такой негласный пропуск.
— Трудно завоевать подобный сертификат?
— Нужно очень грамотно подходить к его получению. Эта система пронизывает любые процессы, внутри неё регламентируется всё. Как проектируются объекты водного хозяйства? А гражданского? Как осуществляется закуп продукции? Как сдаётся авансовый отчёт? В какое время делается бухгалтерский баланс? И даже — как проходит подготовка автомобиля к командировке? Все эти нормы зависят одна от другой, поэтому вне их работать становится просто невозможно.
— С такими сертификатами вы вольны выйти не только на общероссийский, но и на мировой уровень! Расскажите, пожалуйста, о географии ваших последних работ.
— Начнём с Челябинска. Здесь — это, в основном, предприятия дорожной строительной индустрии: современные асфальтобетонные заводы, битумохранилище, завод по производству тротуарной плитки и бордюрного камня, ОАО «Мечел», ОАО «ЧТПЗ», ОАО «ЧЭЦЗ», ОАО «ЧЭМК», МУП «ПОВВ», ОАО «Трубодеталь». Спроектировали машину непрерывного литья заготовки на ОАО «Мечел», которая сокращает отходы, увеличивает производительность. Спроектировали цех по производству гнутых отводов на ОАО «ЧТПЗ» и многое другое. В Челябинской области — это установка внепечной обработки стали в Златоусте, реконструкция Ашинского металлургического завода, подвесной мост по типу Сан-Франциско и производство пропанта в Трёхгорном. Интересная вещь, кстати. Обычно тридцать процентов нефти остаётся в скважине, так вот, чтобы извлечь её, предложено забрасывать туда этот пропант под давлением и затем доставать.
В Уральском федеральном округе — в Ревде и Нижних Серьгах — нами спланирован мощный комплекс по схеме европейских мини-заводов. Тут мы опередили екатеринбургские проектные институты, что, не скрываю, приятно. Далее, Россия: отрабатываем планы по работе в Комсомольске-на-Амуре, в Кемеровской области, Нижнем Новгороде, Тольятти. Бывшее СНГ — это реконструкция сталеплавильного производства в Одессе, Караганде, Ташкентской области. Возможна работа в Прибалтике. Что касается дальнего Зарубежья — дайте только получить сертификаты… На Западе цена за подобные проекты дороже в четыре раза! Если даже мы поднимем её вдвое, по их меркам это будет наполовину дешевле. Вот в чём смысл выхода на западный рынок — это выгодно им и нам. И деньги принесём в Челябинск, и налоги здесь заплатим.
— Магнитогорский Гипромез с вами соперничает?
— Это основной наш конкурент и по количеству сотрудников, и по технологиям… Он находится в холдинге, ему всегда обеспечены заказы, это очень хорошо. Зато у нас больше самостоятельности. Волка ноги кормят.
— Сергей Геннадьевич, расскажите теперь в двух словах о своих университетах и юношеских стремлениях.
— Ну, космонавтом я стать никогда особо не мечтал. (Смеётся.) Занимался большим теннисом, видел себя спорт-сменом. Окончил школу № 123, поступил в ЧИМЭСХ, затем пошёл заочно в Московский финансово-экономический институт. Оба заведения закончил с красным дипломом.
— Хорошее начало.
— Но учёбы не бросил и по сей день. Прошёл аспирантуру, защитил кандидатскую, а сегодня дистанционно обучаюсь в бизнес-школе Открытого университета Великобритании на базе международного факультета ЮУРГУ. Занимаюсь в выходные, повышаю профессиональный уровень в области менеджмента.
— Не надоело учиться?
— Знаете, это не самое плохое занятие. Чтобы интегрироваться в мировое научное пространство, надо не только этого хотеть, но и многое уметь. Можно бесконечно поигрывать бицепсами и говорить, какие мы великие, но в Европе наши знания правил игры оценивают очень трезво.
По первому образованию я — инженер-электрик. Так вот, правила работы на установках до тысячи вольт довольно-таки просты: подошёл с безопасной стороны, надел галоши, перчатки, вывесил плакат «не влезай — убьёт» и трудись себе. Эти алгоритмы и для бизнес-процесса аналогичны, просто их надо знать назубок.
— На отдых-то время остаётся у вас?
— Честно говоря, я особо и не устаю. В командировку поехал — уже отдых, смена места. Стараюсь регулярно заниматься спортом, посещаю фитнес-центр, играю на кортах в любительском режиме… Так что энергетического запаса хватает… А в работе — как в спорте. Постоянная конкуренция не даёт расслабляться.
— Но ваш трудовой список сегодня Гипромезом не ограничивается. Вы — депутат Городской Думы, председатель комиссии по городскому хозяйству и муниципальной собственности, член попечительского совета шестого Детского дома…
— Я и в Думу, и на выборы шёл с девизом: «Семья-материнство-детство». Все мои взгляды на жизнь пребывают в этом ракурсе: если сегодня не заботиться о детях, не вкладывать в них идеологических основ, потом очень трудно будет направлять сформировавшуюся личность. Вот с чего мы должны начать размышлять о судьбах нашей науки, производственной мощи, о величии державы в целом. Моему сыну год и четыре месяца, и о будущем я думаю уже сейчас.
— Мудрец сказал: «Не предвидеть будущее, а творить его». Вы верите, что рано или поздно любую проблему можно решить, приложив силы?
— И не столько силы, сколько знание, опыт и умение. Неразрешимых ситуаций нет. Время все расставит на свои места.