Альберт Ялалетдинов

Энергия сжатого воздуха

-Альберт Раисович, мой первый вопрос покажется вам детским, но я всё-таки задам его. Что вы делаете, когда у вас что-то не получается?
Работаю дальше.

-Не останавливаетесь и не делаете выводов?
По-разному. Бывают ситуации, когда нужно остановиться и подумать. Бывают ситуации, когда ты должен копать дальше. Необходимо все время думать, чтобы понимать, какая ситуация на этот раз. Не получается — остановись, отойди на день-два и снова вернись. Если вообще не получается, уходи от этой темы. Можно, конечно, долбиться бесконечно, но тогда лоб расшибёшь.

-Где находится эта развилка между пониманием, что человек идёт по своему пути или что он пытается кого-то копировать?
Копировать — это тоже путь. Путь того человека, который занимается копированием. Почему нет? Велосипед не надо изобретать, его надо делать. Где это понимание? В голове, в умозаключениях. В большинстве случаев путь человека определяется случайно. Вопрос в том, что человек к этому моменту времени должен быть подготовлен. Каждому предоставляется возможность, но не все оказываются к ней готовыми. Надо быть готовыми — иметь определённые знания, физическую подготовку.

-И душевную?
Конечно. Может, она и является одним из определяющих факторов, что ты не пойдёшь заниматься тем, что тебе не нравится. Если всё совпадает и ты подготовлен к исполнению задачи, тогда вперёд.

-Какой случай предоставила вам жизнь?
Мы занимались продажей компрессоров, это был 1994 год. Ташкентский компрессорный завод, продукцию которого мы продавали, прекратил своё существование. Мы знали рынок, знали технику, знали всех потребителей, имели специальное техническое образование. К 1999 году освоили производство, организовали завод и начали выпускать компрессоры. Поверьте, возможность была предоставлена всем, но мы к тому моменту оказались более подготовленными.

-Как вы думаете, это судьба? Так было предначертано?
Да нет, дело случая. Не судьба. Обстоятельства.

-Вы когда-нибудь задумывались, что жизнь могла пойти по-другому?
Конечно. Но зачем об этом думать? Мы не можем знать, как было бы по-другому.

-Вы имеете сейчас возможность планировать работу завода на десять лет вперёд?
В современном мире планировать на десять лет вперёд — это мечты. Даже на пять сложно, но мы пытаемся.

-Среди ваших партнёров — оборонные заводы, металлургические предприятия, железная дорога. Какая отрасль для вас ещё не открыта?
Многие. Например, медицина. Там нужны специализированные компрессоры.

-Мне очень интересно, как у вас появляются заказчики. В вашей голове?
Ну почему же так-то? Есть стандартные маркетинговые ходы — рассматриваются и изучаются предприятия, которым нужен сжатый воздух. Все эти предприятия максимально возможно посещаются нашими сотрудниками. Обычные способы продвижения продукции.

-Альберт Раисович, вы настолько сдержанно отвечаете на мои вопросы, что производите на меня впечатление человека, который никогда себя не хвалит.
Это я при людях не хвалю. А сам себя могу похвалить. Даже похвастаться иногда могу.

-Как вы это делаете?
(Смеётся). В уме.

Есть замечательная история о том, как девятнадцать лет назад на спор с коллегой из Казани Альберт Ялалетдинов написал расписку, в которой было всего четыре слова: челябинский компрессорный завод будет! Первый компрессор собрали сами, в гараже. А маленький клочок бумаги с грандиозным планом через два года вернулся из Казани и до сих пор хранится в папке у заместителя генерального директора.

-Когда вы были маленьким, вас хвалила мама?
Хвалила. И лупила. И за уши драла. Видели, как ребёнок в рекламе «Синей птицы» говорит Соловьёву: детей обычно ругают, и надо просить прощения и делать что-то хорошее — тогда всё будет хорошо. Мама работала учителем математики, и у её выпускников было стопроцентное поступление в вуз.

-Сколько минут вам необходимо, чтобы прочитать человека?
Я не умею читать людей. Нужна жизнь, чтобы понять человека. Могу оценить человека как профессионала, могу понять его отношение к тому договору, который мы с ним подписываем, могу увидеть ценность этого договора для него. Но понять с нескольких минут человека, который устраивается ко мне на работу, я не умею.

-То есть вы иногда допускаете ошибки?
Конечно. Для этого и придуман испытательный срок. Может, кто-то умеет видеть людей безошибочно, но я таких не знаю. Это невозможно. Есть люди совсем бесхитростные, у которых всё на лице написано, но их единицы. А все остальные — достаточно сложные люди. Если бы можно было легко определить человека, уже бы существовали компьютерные программы. А пока это только в кино, как в американском сериале «Обмани меня» — здесь он улыбнулся не так, и всё про него понятно. Человек слишком сложно устроен, чтобы увидеть его насквозь.

-Да я не про улыбки и уши спросила, а про ощущения!
Но вы же задали другой вопрос! Вы спросили: могу ли я прочитать человека? Ощущения — это же совершенно про другое. С человеком может быть комфортно и только. А мне нужно ещё работать, бизнесом заниматься. Комфортно бывает по-разному: с одним — в компании, с другим — поговорить, с третьим — в путешествии. И всё это совершенно разное! С кем-то может быть просто здорово, но работать с ним невозможно.

-Насколько я поняла по табличкам на других кабинетах, вы работаете с родственниками?
С братом мы вместе начинали и вместе до сих пор. А сын – это сын. Он занимается строительством, у него своя отрасль — так что мы, скорее, сотрудничаем с ним.

-А почему с людьми, с которыми комфортно отдыхать, вы не будете работать?
Совершенно не так меня поняли! Я говорил вам о разных уровнях комфорта. Только после длительной жизни с женой может быть комфортно во всём. И то — периодически надо поскандалить, чтобы дальше было ещё комфортней. (Смеётся).

-Средний возраст ваших сотрудников — тридцать восемь лет, и у вас их около шестисот человек. Вам не кажется, что все эти разговоры про деградацию молодого поколения несколько преувеличены?
Я бы не сказал, что идёт деградация поколения. Скорее, деградация системы образования. Уровень подготовки специалистов оставляет желать лучшего.

-Откуда тогда эти шестьсот человек?
А это адекватные ребята, у которых всё нормально с мозгами, поэтому они учатся здесь, на предприятии. После института они приходят к нам недоподготовленными, но, начиная работать, быстро учатся. Говорить о том, что в нашей стране остались генетические отбросы — совершенная глупость. Может быть, наоборот, генетика нашей страны проявила защиту и оставила генетически ценные экземпляры? Это очень спорный вопрос. Другое дело, что в последние годы система высшего образования поменялась, многое в ней оказалось перевёрнуто: слишком много экономистов, юристов, менеджеров, но не хватает полноценных инженеров. Страна очень сильно страдает из-за этого. Только недавно ситуация начала выравниваться: московские вузы дают сегодня хороший уровень образования. Но надо понимать, что никогда челябинец, выучившийся в Москве, не вернётся в Челябинск. Вот в чём беда. Нам надо поднимать местные вузы.

-Кто, на ваш взгляд, способен это сделать?
Государство. Необходимо повысить престиж профессии преподавателя. Когда я учился, моим педагогом и научным руководителем был академик Василий Васильевич Бледных, по учебникам которого училась вся страна.

-Повышение зарплаты поднимет престиж профессии?
Конечно. Но это не только финансовая проблема. Нужно время. Образование — достаточно консервативная вещь. Формирование школы — это процесс. Наши учителя, которых мы любили и помним, были высокообразованными людьми. То же самое и в высшей школе: нужны кандидаты наук, доктора наук, у которых должны появиться ученики, должна появиться преемственность. Сегодня этого практически нет. В Советском Союзе был прецедент, когда срочно собрали институт Красной профессуры и в течение года подготовили определённое количество профессоров. У нас в ЧИМЭСХ был такой красный профессор, это было здорово. Я поражаюсь таким вещам, но видно, на перемене эпох это как-то сработало. У этого профессора было порядка ста учеников, которые под его руководством защитили кандидатскую диссертацию, и человек двадцать, которые защитили докторскую. Сегодня будет сложно выровнять всю ситуацию за год, потому что количество знаний должно быть очень большим, а для этого нужно время.

-А вы бы пошли сейчас преподавать в институт?
Сейчас — нет. Я преподавал после окончания института.

-Почему — нет?
Может быть, пошёл бы читать небольшой курс «Введение в специальность» — вот этой связи у нас как раз нет. А её нужно создавать, потому что выпускник не знает производства.

-А знает только теорию?
Он и теорию не знает. Если бы он знал теорию, было бы лучше. Необходимо, чтобы производственники появлялись на последнем курсе и немножко поясняли студентам, как всё происходит на самом деле, а не в учебниках. Эти вещи практикуются во всём мире. Мой коллега из Турции, владелец фабрики по производству компрессоров, каждый год читает лекции в университете. Уже десять лет он как штатный преподаватель общается со студентами, пишет книги.

-Вы в курсе, что являетесь почётным выпускником Южно-Уральского государственного аграрного университета?
Почётным профессором. Моя фотография висит в фойе.

-Вице-губернатор Сергей Сушков, ещё будучи министром сельского хозяйства, рассказывал мне, что вы один из тех редких выпускников, который помнит свои корни. И что когда они обратились к вам с предложением диверсифицировать бизнес и начать заниматься сельскохозяйственным машиностроением, вы согласились, почти не раздумывая.
Да, мы создали департамент при компрессорном заводе и организовали производство почвообрабатывающих машин. Уже изготавливаем шесть моделей, но хотим довести до пятнадцати. К следующему году планируем организовать полноценное предприятие, которое будет заниматься выпуском почвообрабатывающей и посевной техники.

-Но это же совсем другая линия?
Есть технологические переделы, которые достаточно хорошо пересекаются с нашим профилем. Листообработка, металлообработка, сварочное производство — все эти процессы легко переходят на изготовление посевных машин.

-В ноябре прошлого года ваш завод посетил президент нашей страны. Мне невероятно интересно, что больше всего вас зацепило и тронуло в общении с Владимиром Владимировичем Путиным?
Его неколючесть. Я не ожидал, что он до такой степени располагающий к себе человек. Люди, с которыми мы работали при подготовке его приезда, говорили мне, что он очень контактный человек, но я всё равно не ожидал, что настолько. Мы же видим его на экране, он там бывает разным, а тут — в простой беседе, в цехе — он с первой секунды, быстро, резко расположил к себе всех людей. Разговаривал настолько на равных, что мне даже в какой-то момент было не по себе.

-Почему??
Ну а как? Ты ждал президента, монстра, а он с тобой разговаривает, как сосед.

-Наверно, от волнения вы проснулись в этот день раньше обычного?
Нет, в шесть утра, как всегда. Даже успел побездельничать, потому что нас попросили не приезжать рано и только в девять утра разрешили войти на завод. В моём кабинете была организована резервная комната — вдруг президент захочет кому-нибудь позвонить или перекусить. Я накануне прибрал все бумаги со стола, все папки, чтобы кабинет был чистым, и попросил своих помощников освободить приёмную. Одна помощница возмутилась, сказав, что своё рабочее место она не отдаст никому. (Смеётся). В результате служба охраны президента попросила её заполнить анкету с паспортными данными, чтобы принять на работу на два часа. Она послушно заполнила и осталась следить за своим хозяйством.

-Где вы встречали Путина?
В цехе. Он протянул руку для приветствия: у вас вчера был день рождения, я вас поздравляю! И вся моя подготовительная речь, в которой я готовился сказать спасибо и прочее, оказалась ненужной. Мы пошли смотреть завод, я показывал оборудование и был удивлён тому, насколько президент владел информацией по истории завода и по его продукции. Чёткая подготовка.

-Он сильно отличается от себя экранного?
Другой. Как дедушка Ленин из рассказов нашего детства. Невероятно мощная добрая энергетика. Правда, уставший. В телевизоре он энергичнее.

-Вы бы хотели с ним дружить?
Я его не знаю. В моём возрасте дружба — это не простые слова.

-А у вас есть друзья?
Конечно. У меня много друзей. По стране. За границей. Именно друзей, а не товарищей.

-Мне почему-то кажется, что вам нравятся песни вокально-инструментальных ансамблей советских лет.
Вы знаете, у меня совершенно нет слуха, и если я вам сейчас скажу, что я постоянно слушаю «Биттлз», то я слукавлю. А песни Рината Ибрагимова или ансамбля «Самоцветы», «Песняры», «Цветы» мне действительно очень нравятся. Музыку я воспринимаю только ощущениями — цепляет или не цепляет.

-Почему на эмблеме вашего завода — бык?
Мы занимаемся энергией сжатого воздуха. Бык — это единственное животное, внутри которого постоянная мощная энергия.

-Разве? А как же волк? Медведь? Тигр?
У волка ярость. У медведя сила. У тигра вся энергия уходит в прыжок. А у быка, даже когда он просто стоит, из ноздрей идёт пар. Есть замечательный анекдот, в котором антилопа бежит, чтобы не оказаться добычей, лев бежит за антилопой, чтобы съесть её, а бык стоит спокойно и никуда не бежит.

-Ждёт, когда к нему прибежит антилопа?
Зачем ему антилопа? Он травоядное животное. Если только познакомиться. (Смеётся). Нам нужна постоянная энергия — компрессор должен служить долго, а не от случая к случаю.

-Вы умеете заглядывать в будущее?
Сильно далеко — нет. Это к Грефу, пожалуйста, он про будущее вам всё расскажет: что работать никто не будет, что все машины будут ездить без водителей… То есть, люди, если они ещё останутся, будут вышивать и рисовать, а всё остальное будут делать роботы и машины.

-Если всё будет так, как вы к этому относитесь?
Плохо.

-Я тоже. Когда в Магнитогорске меня «познакомили» со знаменитым роботом Фёдором, и он протянул мне руку, я заплакала от грусти за такое будущее.
Плакать-то зачем? Это ж когда ещё будет!

-Наверно, вы единственный в городе, кто ездит на машине «Тесла», а это ведь машина будущего.
Это своего рода рекламный ход. Не знаю, помните ли вы, как несколько лет назад по городу ездил жёлтый пикап «Додж» с бизонами по бокам? Мне привезли его из Америки, а у него оказался один мост: на охоту не поездишь, снегоходы не повозишь. Ходили — ходили вокруг него, потом покрасили в жёлтый цвет и по бокам пустили стадо бизонов. Получился яркий красивый рекламный автомобиль. Лет пять он ездил по выставкам по всей стране и всегда собирал возле себя аншлаг. В Новосибирске, в Москве, в Сочи. Наверху компрессор, по бокам — бизоны. Посетители выставок всегда хотели сфотографироваться на его фоне. Узнаваемость нашего бренда здорово повышалась. «Тесла» — это то же самое, та же реклама. Если такой автомобиль есть на компрессорном заводе, значит, заводу не чужды передовые технологии.

-Откуда он?
Из Германии. Я попробовал его на тест-драйве в Дюссельдорфе и сразу же купил, четыре зимы назад.

-Почему возраст машины считаете зимами?
Потому что все говорят, что она зимой не ездит!

-Правильно ли я понимаю, что вы сейчас хвастаетесь?
(Смеётся.) Да.

-Сейчас задам каверзный вопрос. Вы могли бы делать свою работу хорошо, если бы не любили её?
Конечно, мог бы. Извините меня, но я обычный человек, и у меня в жизни были разные ситуации, когда мне нужно было зарабатывать деньги, чтобы кормить семью. После окончания института я остался в нём преподавать, проработал два года, понял, что хорошего преподавателя из меня не получится, так как нужно иметь производственный опыт, чтобы стать полноценным преподавателем. К тому же, преподавательской зарплаты в сто двадцать рублей для обеспечения семьи с двумя маленькими детьми катастрофически не хватало. Пришлось уехать.

-Далеко?
На Север. Работал механиком в артели старателей «Печора». Золото мыл один сезон. Есть такой известный человек Вадим Туманов, друг Высоцкого, ему в этом году исполнилось девяносто лет. Так вот, я у него тогда год проработал, получил бесценный опыт. Потом ещё немного поколесил по стране и поработал в различных отраслях, а потом вернулся в аспирантуру и уже без всяких проблем защитил диссертацию. Вскоре началась перестройка, и я ушёл в бизнес.

-И какой был самый первый?
При институте было создано предприятие, которое занималось разработкой компьютерных программ для сельхозпроизводителей. Чуть позже мы создали образцово‑показательное фермерское хозяйство, но тогда, в начале девяностых, это был совсем неприбыльный бизнес. Урожай продать было невозможно.

-Вот тут-то и появились в вашей жизни компрессоры?
Да.

-То есть всё-таки они оказались судьбой?
Пусть будет так.

-Вы верите в магию?
Нет.

-А во что вы верите?
В факты. В ощущения. Но в последнее — не всегда.

-Что мешает?
(Смеётся.) Отсутствие фактов.

-Мне кажется, что когда мы доверяем ощущениям, ум мешает, потому что может увести не туда.
Может быть.

-Сколько времени обычно проходит от идеи до её воплощения?
По-разному. Совершенно по-разному. Бывает, что два-три месяца, бывает, что год. Если машина простая, в которой мы всё понимаем, то это быстро. Видите ли, любая вновь производимая машина требует длительных заводских и производственных испытаний, но в нашей стране система внедрения новой продукции в производство сегодня искажена. В тендере прописан жёсткий срок сдачи, и если ты не успеешь — это твои проблемы. Поэтому мы должны успеть изготовить, испытать продукцию и сдать в срок.

-Идеи рождаются в вашей голове?
Давно уже не в моей. На сегодняшний день есть система, служба, люди, которые за это отвечают. В основном идеи рождаются от заказчика, от потребностей рынка. Рынку что-то надо, люди приезжают к нам, и мы начинаем обсуждать. Идеи — это симбиоз работы наших инженеров и рынка.

-Допустим, я представитель металлургического завода. Я приезжаю и говорю: мне нужен такой-то компрессор?
Нет. «Такой-то компрессор» — это просто. Вы говорите: у меня есть вот такая технология и мне нужен воздух: вот такое количество, под таким давлением, вот такого качества и вот такого исполнения. Вы говорите: у меня мало места, или, наоборот, много места. И вот только после изучения технического задания мы начинаем вами заниматься. Откуда бы вы ни приехали — с металлургического завода или с завода железнодорожных машин, куда мы для «Ласточки» поставляем компрессоры.

-Что такое «Ласточка»?
Скоростная электричка на Московском кольце, в Сочи, в Екатеринбурге.

-Как вы смогли получить такой заказ?
Почему вы так удивляетесь? Мы давно работаем с предприятиями железной дороги, нас знают. Сначала они покупали компрессоры для «Ласточки» в Германии, а потом стали заказывать у нас. Характеристики такие же, но цены намного ниже.

-То есть программа импортозамещения оказалась вам на руку?
Да.

-Это тоже счастливый случай?
Это тоже возможность, к которой мы были готовы.

Как на всяком уважающем себя и свои традиции предприятии, на компрессорном заводе взяли за правило торжественно отмечать выпуск юбилейной продукции — с нулями в конце порядкового номера. Осталось в заводской истории и самое первое торжество по поводу выпуска тысячного компрессора, и то, как перерезали ленточку у пятнадцатитысячной компрессорной установки, подгадавшей аккурат к пятнадцатилетию завода. Но есть в этой череде особая поставка. 4 сентября 2008 года завод выпустил пятитысячную компрессорную установку КВ. И решил её вовсе не продавать никому. Установку отправили в дар Южной Осетии на восстановление разрушенного войной хозяйства.

-Альберт Раисович, в какой момент переговоров вы понимаете, что дело сделано?
Дело сделано только тогда, когда оно закончилось, а не во время переговоров. Бывает, что в переговорах виден позитив, а потом вдруг что-то происходит, и договорённость переносится на неопределённое время. Конечно, я готовлюсь, напрягаюсь, но переговоры — это только первая часть. Вот когда продукция отгружена и деньги от заказчика пришли на счёт — вот тогда всё, дело сделано.

-С вашим опытом ведения переговоров вы до сих пор волнуетесь?
Конечно. Несмотря на то что за эти годы у нас уже сформировались постоянные поставщики и покупатели, иногда приходится волноваться. Сейчас мы хотим зайти в крупнейшую федеральную компанию, но кроме нас, в тендере принимают участие ещё девятнадцать предприятий. Если мы сможем выиграть, это определит нашу работу на годы вперёд.

-И вам не жалко те девятнадцать предприятий, которые проиграют?
(Смеётся.) Там на всех хватит.

-Вам не бывает обидно, когда ваши бывшие сотрудники пытаются копировать вашу продукцию?
В Челябинске полно небольших фирм, которые организовали выходцы с нашего завода. Они могут делать ту же самую продукцию, но они не могут копировать. Инженерные решения отличаются друг от друга, как снежинки. С кем-то у нас хорошие отношения, кто-то ведёт себя некорректно. Почему мне должно быть обидно? Люди выбирают свой путь, это их выбор. Кто-то из них вырастает, кто-то разоряется.

-На ваш взгляд, кто открывает двери на иностранные рынки: политики или бизнесмены?
Я всегда говорю, что политики. Есть уникальный бизнес — он может работать самостоятельно, вопросов нет. Есть транснациональный бизнес, для которого тоже не существует границ и который может, не заморачиваясь, заходить в любые страны. Уникальна военная техника — она продаётся. Уникален южноуральский завод «Кристалл». А если ты выпускаешь продукцию, которая конкурентна, ты можешь заходить в другие страны только в двух случаях: или с совершенно низкой ценой, как у Китая, или только после того, как там побывали политики и построили взаимоотношения. Иначе не получится. Мы имеем пример: хорошо сотрудничаем с Казахстаном и Узбекистаном, но не работаем на Украине, в Прибалтике, Грузии. Точно так же мы пытались поработать с Египтом — съездили, договорились, всё замечательно. Нашли каналы, познакомились с людьми, начали разрабатывать конкретные проекты. Самолёт упал, и всё — никакого бизнеса, все потерялись, звонить перестали. Сейчас у меня лежит приглашение в Ливан и Сирию, но я пока не понимаю, ехать мне или нет. Бежать впереди паровоза не хочется.

-Получается, что в чужую страну, как в чужой дом — без разрешения хозяина не войти?
Получается так. Политика — это концентрированное выражение экономики.

-Когда вы были маленьким, вы мечтали быть директором завода?
(Смеётся.) Нет. У меня, как у любого ребёнка, мечты всё время менялись, но такой никогда не было.

-А какие были?
Поскольку в моём детстве телевидение только начиналось, мечты зависели от просмотренных фильмов. Посмотрел фильм про шпиона-разведчика, захотел быть разведчиком. Появились первые космонавты — захотел стать космонавтом.

-В этом и был патриотизм, которому нас учили в школе?
Сложно ответить. Патриотизм не в мечтах, он скорее в любви к своему окружению, к образу жизни, к месту, где ты живёшь. К экологии. (Смеётся.)

-Какое место для вас самое любимое?
Завод. Дом. Озеро Еловое. Места, где я родился, где живёт моя мама.

-Вы когда-нибудь хотели жить в другой стране?
Нет. Такие мысли появлялись в девяностые, но когда начинал задумываться серьёзно, они сразу же пропадали. Позже, когда дети закончили школу, хотел отправить их учиться за границу, но они посмотрели на меня — и сын, и дочь — как на непонятного человека и сказали: папа, никуда мы из Челябинска не уедем.

-Где родился, там и пригодился?
Да.

-У вас когда-нибудь случались конфликты с детьми?
И с сыном, и с дочкой. Когда они были в переходном возрасте. И у меня были конфликты и с мамой, и с отцом. А что, у вас не было? Надо потерпеть, и всё проходит. Спасибо моим родителям, что потерпели. И я потерпел — и всё прошло. Сейчас дети взрослые, мы разговариваем на любые темы. Это ж кем надо быть, чтобы конфликтовать со взрослыми детьми?

-Вчера в одном из ресторанов города я увидела в фойе вашу фотографию с женой.
Хороший ресторан, оригинальная сербская кухня. К нам часто приезжают гости, и мы обязательно везём их в это заведение.

-Какое блюдо у вас самое любимое?
В ресторане?

-Нет, дома.
Беляши и чебуреки жены. У меня бесконечное количество блюд, которые на определённом этапе жизни становятся любимыми. Когда-то были шашлыки, потом плов. На сегодняшний день я люблю лагман. На выезде, на охоте. На прошлой неделе поехали с друзьями на снегоходах, опять приготовили его.

-Вы что, брали с собой специальную лапшичку?
Конечно. Купил на центральном рынке. Я небольшой кулинар, но всегда стараюсь до звона довести какое-то блюдо, и все думают, что я умею готовить.

-До звона?
Как колокол звонит — никакой примеси.

-Всё самое красивое в жизни похоже на музыку…
Это философский вопрос.

-У вас есть мечта за пределами жизни?
У меня есть цели и задачи, и я к ним иду. Вчера, например, впервые запустили фрезерный станок по изготовлению винтовых блоков и обработали первый винт. Основной узел компрессора — эксклюзивная вещь, которую мало кто в мире умеет делать. Четыре года назад мы заикнулись о том, что мы это сделаем. Мечта была. И вот она осуществилась.

-Вы прослезились?
(Смеётся.) Нет! Даже не выпили! Решили: когда полностью соберём, тогда уже и посидим.

-Значит, теперь вы не будете покупать эту деталь за границей?
Будем. Изоляция нам не нужна. Если я перестану у них покупать, я не буду знать, что делают они, а они не будут знать, что делаем мы. Если мы закроемся от социума, прекратится рост и развитие. Компрессорный рынок небольшой, все друг друга знают — европейцы, азиаты, россияне — мы часто встречаемся на выставках и научных конференциях, и это очень хорошо, потому что развитие происходит только во время общения.

-Вы полагаете, что жизненный опыт невозможно приобрести из книг?
Наверно, возможно. Если ты Жак Паганель из романа «Дети капитана Гранта».

-Если бы книга была про вашу жизнь, как бы вы её назвали?
Опять философский вопрос! Не знаю, не задумывался. Наверное, что-то связанное с дорогой… На беговых дорожках есть программа. Возможно, какая-то программа есть и у меня. Не самая сложная, но напряжённая.

-Вам комфортно на такой скорости?
Скорее да, чем нет. Когда ты видишь результат, усталость исчезает.

-Мне почему-то кажется, что в детстве вы очень любили стихи…
(Улыбается.) Особенно патриотические. Даже читал их со сцены.

-«Сына артиллериста» Симонова?
А как вы догадались?

-Не знаю… Ничто нас в жизни не может вышибить из седла?
Там дальше строки посильнее… Я верю, свои снаряды не смогут тронуть меня… Немцы бегут, нажмите, дайте море огня!

Заказ, выполненный Челябинским компрессорным заводом в год своего пятнадцатилетия, к числу самых крупных не отнесёшь. А вот назвать его знаковым можно без всякой натяжки. Завод оказался единственным предприятием в стране, взявшимся оперативно осуществить производство воздухосборников для чаши Олимпийского огня. Организаторы выдвигали весьма сложные технические требования и ставили жёсткие сроки поставки. Генеральный директор завода Альберт Раисович Ялалетдинов сказал: мы справимся. Точно по графику в столицу зимней Олимпиады были доставлены и установлены восемь воздухосборных агрегатов, ставших элементами гидросистемы фонтана чаши. В самый ответственный момент открытия Олимпийских игр челябинские агрегаты сработали, как надо. Секрет простой: продукция высочайшего качества. До звона.